Лицо Брин смягчилось, даже приобрело мечтательное выражение. Мы видели ее в «Щелкунчике» много раз. Три года назад, когда Брин танцевала партию Клары, с нами ходила даже моя мама.
– Пробуюсь на «Китайский танец», на «Снегурочку» и на «Вальс цветов» тоже. Одни костюмы чего стоят! Со следующей недели начинаются просмотры. А это означает только одно.
Означало это, что Брин, которая уже занималась в балетной студии пять дней в неделю, теперь станет проводить там еще больше времени из-за ежегодного балетного сезона. И зная, что времени на друзей у нее в ближайшие месяцы не будет, она каждый год закатывала грандиозную вечеринку.
– В пятницу, в шесть, южный Мишн-Бич, у причала. Дарси, можешь прийти не одна, – удаляясь, добавила Брин. – С настоящим парнем, а не из какой-нибудь книжки.
Нервно сглотнув, я уставилась на свои кроссовки. Марисоль коснулась моего плеча:
– Пожалуйста, не обращай не нее внимания. У Брин в голове сейчас лишь розовый тюль и атлас.
Я пожала плечами и покорно улыбнулась, и она спросила:
– Ты сейчас в «Перо»?
– Я сегодня не работаю.
– Отлично. Тогда пойдем со мной. Ты мне нужна. – Взяв меня под локоть, Марисоль повела меня по коридору.
– С тобой – куда?
Оказалось, в первый ряд зрительного зала. Мы пришли как раз к началу репетиции пьесы «Много шума из ничего». Члены команды и актеры с текстами ролей в руках носились туда-сюда, некоторые крутились возле миссис Ховард, директрисы Джефферсона, бывшей актрисы, высокой, как небоскреб, и изящной, с перетянутыми красочным шарфом афрокудряшками.
– Зачем я здесь? – поинтересовалась я.
Марисоль фыркнула:
– Будешь мне подсказывать. Как обычно.
– Но…
– Рисовать костюмы обеих героинь – это грандиозно. Я бы хотела впитать в себя сам дух пьесы, чтобы уловить верный облик и Геро, и Беатриче. А ведь Шекспира никто лучше тебя не знает. Буквально никто. – Достав блокнот на пружинке, она ярко-розовой ручкой указала на сцену. – Посмотри, декорации уже готовы, и они великолепны.
Да, это было именно так. Действие происходило в саду итальянской виллы, по бокам каменного дворика высились кипарисы. Плотники соорудили три увитые цветами арки, чтобы неверным персонажам было где укрыться, пока они подслушивают и плетут интриги. К заднику крепился прозрачный занавес, который менял цвет, имитируя наступление дня или ночи.
Актеры начали репетировать сцену из первого акта, их голоса эхом разносились в пустом зале.
– Кроме того, ты только посмотри, кто играет Бенедикта, – продолжала Марисоль. Миссис Ховард заняла место в нашем ряду, и подруге пришлось понизить голос. – Согласись, неплохо проводить время, наблюдая за носящимся по сцене Джейсом, а?
Как было не согласиться? Джейс Доннелли был очевидной кандидатурой на главную мужскую роль – Бенедикта. Все указывало на то, что талант и голливудская внешность после выпускного приведут этого парня прямиком в киношколу или на сцену Бродвея.
Миссис Ховард, слегка повысив голос, обратилась к актерам:
– Джейс, Алисса, добавьте-ка в ваши перепалки дерзости. Алисса, ты должна передать натянутость между Беатриче и Бенедиктом. Мы еще к этому вернемся. Давайте займемся вторым актом, тоже с первой сцены.
Стройная блондинка, игравшая Беатриче, кивнув, принялась изучать распечатку роли и совещаться с Джейсом. Миссис Ховард направилась к ним, на ходу собирая остальных актеров для следующего акта. Рабочие сцены вытащили в центр фонтан из искусственного камня.
Марисоль отбивала ручкой по блокноту стаккато.
– Бюджет на костюмы небольшой, но я хочу, чтобы у Беатриче и Геро было не по одному наряду. Может, сделать для каждой героини основное платье, поверх которого можно будет что-то надеть – бархатные курточки, кружевные накидки и…
Марисоль продолжала, но я слушала вполуха. А потом мое внимание привлекла рослая мужская фигура, показавшаяся из боковой двери.
– Меня здесь нет. – Застегнув молнию на черно-белом полосатом худи, я попыталась вжаться в сиденье и съехать ниже. А потом надвинула капюшон на глаза.
Марисоль на автомате заслонила мне лицо своей огромной бирюзовой сумкой и спросила:
– Что ты там болтаешь?
– Эшер Флит. Слева на сцене.
Ведь он уже окончил школу, разве нет?
– Ди, дыши.
– Дышу, дышу.
Почему он постоянно оказывается там, где я?
– Да, как моя собака после пробежки. – Марисоль сделала вид, что копается в сумке, которая все еще заслоняла меня. – Что же все-таки произошло в тот день в «Париках»?
– Я же тебе вчера рассказала. За обедом.
– Да обрывки одни, а не рассказ. Ты ведь одновременно ела крекеры с хумусом и читала «В поисках Аризоны».
– «В поисках Аляски». Аляски!
– Какая разница? Вдруг я пропустила важные детали? Так что расскажи мне все еще раз с начала и до конца. И без чтения другой истории при этом.
– А, ты хочешь историю про то, как Дарси Уэллс несет Тэсс какие-то юридические документы, и все из-за того, что Уинстон – упрямый идиот? И как Эшер Флит изображает разнорабочего, при этом с ходу грубит без всякой на то причины и ведет себя странно? Нет у него веского повода так себя вести…
Я все говорила, пока не случилось непоправимое. Пока Эшер Флит не оказался у сцены и не посмотрел мне прямо в глаза. Наши взгляды пересеклись всего на секунду. Очевидно, капюшона худи было недостаточно для того, чтобы спрятаться. Эшер сразу же отвернулся и помахал рукой Лондон Бэнкс, игравшей роль кузины Беатриче, Геро. А потом, держась за перила, медленно поднялся наверх, чтобы поговорить с рабочим сцены. От моего внимания не ускользнуло то, как Флит прихрамывал, проходя между увитыми цветами арками.
– Ну, ты успокоилась? Можно я наконец все объясню? – Вытащив пачку жвачки, Марисоль предложила ее мне.
Я отмахнулась – не люблю виноградный вкус – и сняла бесполезный капюшон.
– Ты объяснишь, почему он меня терпеть не может?
– Терпеть не может? Да он тебя даже не знает.
По залу разносился шум голосов. Шли оживленные разговоры, на сцене и вне ее.
– Так или иначе, он вел себя со мной как мистер Дарси, – сказала я. – Что он здесь делает?
– Он здесь по трем причинам. – Марисоль указала на задник. – Первая: рукастый Эшер помогает устанавливать декорации. Вторая: он все еще не разлей вода с ведущим актером, Джейсом. И третья…
– «Говорите тише, если хотите потолковать любви», – пробормотала я.
– Что-что?
– Извини. – Я протянула руку к сцене. – Дон Педро, вернее Коннор, играющий роль Дона Педро, уже трижды ошибся, произнося эту строку. Там не «говорите тише, если хотите потолковать о любви». А просто «потолковать любви». Из-за этого весь смысл меняется.
Марисоль откинулась в кресле и воздела руки к небу:
– Ну все. Ты вообще не с планеты, которую мы называем Землей. Восемь лет я дружу с инопланетянкой. Рожденной с книгой в руках, гениально разбирающейся в Шекспире инопланетянкой.
– Ну это ты загнула. Строчка про «говорите тише» – одна из самых известных в пьесе.
Само собой, миссис Ховард наконец заметила ошибку Коннора и поправила его. Я одарила Марисоль удовлетворенной улыбкой.
– Все равно инопланетянка.
– Ну ладно. Назови инопланетянке третью причину. – Будто мне не все равно.
– Конечно, Лондон. И я не о городе. – Марисоль взмахнула рукой, ногти сверкнули лаком с блестками. – Из выпускного класса.
Я нашла глазами актрису, на которую показала подруга. Лондон Бэнкс сидела на бортике фальшивого фонтана. Надменная Лондон с кошачьим взглядом, которую все считали холодной (и она сама это поощряла). Ее длинные рыжие волнистые волосы облаком укрывали плечи. Она украшала сцену Джефферсона, будто была создана для нее, подобно другой хорошо знакомой мне артистке. Лондон Бэнкс и Брин Хамболдт – этим подругам нравилось быть в центре внимания.
– Эшер и Лондон уже года два то сходятся, то расходятся. Ты же знаешь.
– Знаю?
Неужели? Впрочем, что-то такое, кажется, я слышала.
– Наверняка бы знала, если бы постоянно не уходила с головой в книги. – Марисоль покачала головой. – И сейчас ты сама подтвердила мое предположение.
Остроумный ответ пришлось забыть, потому что во время нашего обмена репликами – просто комедия в комедии – я снова полезла в сумку, нашла там книгу «В поисках Аляски» и вцепилась в нее.
– Кажется, они снова вместе. – Будто мне не все равно.
Марисоль кивнула:
– Она после аварии объявилась. Помогала восстановиться и все такое.
– А откуда ты все это знаешь?
– Ах, Дарси, – сказала подруга и тихонько рассмеялась. – Ты меня поражаешь.
Я всплеснула руками, вскинув их к софитам над сценой, но тут же опустила, чтобы достать настойчиво звякавший мобильник. Прочитав сообщения, я показала экран подруге.
Бабушка Уэллс: Давай в 6:30.
Бабушка Уэллс: У меня дома, не в ресторане.
Бабушка Уэллс: Хочу опробовать новые кастрюли.
Бабушка Уэллс: Из дома выезжай до 6. В это время по дороге в Ла-Хойю ужасные пробки.
Марисоль весело хрюкнула:
– Ба Уэллс открывала для себя прелесть сообщений и – бах! – взорвала свой мобильник.
– И мой заодно.
Я отправила один ответ на все сообщения сразу.
– Как думаешь, что ей надо?
Я пожала плечами:
– Если она опять начнет про маму, до десерта мы не дотянем. Уже не могу больше это слушать. Особенно сейчас, когда за последние пару дней пришлось иметь дело и со счетами, и с почтовыми коробками, и с управляющим Томасом, который постоянно шныряет везде.
Марисоль кивнула, по-прежнему глядя вперед:
– Плюс Эшер Флит вытаращился прямо на тебя, что бы это ни значило.
– Что? Где?
Она пихнула меня локтем, незаметно, но чувствительно:
– Не смотри туда. Опусти голову. Я тебе все расскажу.
– Что значит – вытаращился?
Я послушно опустила глаза на лежавший на коленях роман Джона Грина. Краем глаза я заметила, как сидевшая слева от меня Марисоль немного опустила блокнот с эскизами.