Гоголь. И я не дал денег. Но я плакал, потому что я виноват. Вот ей-богу плакал. Но не дал. Тонька? Где ты, Тонька?
Тонька. А я видела такие варежки! Такие валенки! Ааааа! Зеленые с оранжевым узором!
Доктор Дочкин. Пойдем, я куплю тебе.
Тонька. Мне не надо. Я не хочу в них ходить. Я хочу с них переться. И я их видела во сне.
Доктор Дочкин. Хочешь, мы их закажем по твоему описанию.
Тонька. Зачем мне валенки из сна? Я вообще не чувствую холода. Потому что я глупая. Я самая, наверно, глупая. В детстве порезалась и заметила, только когда весь рукав был в крови. Очень, очень глупая. Никто не парится, все что-то вытворяют, уезжают во Вьетнам и становятся там кем-то, живут совсем не так, как жили, а мы боимся потерять что-то ничтожно маленькое, чтобы, возможно, получить большое.
Доктор Дочкин. А я тебе объясню. Вот идет операция. Я ассистирую. А санитарка пересчитывает кровавые тряпки. Потом я буду оперировать. А другой ассистировать. А санитарка пересчитывать кровавые тряпки. Потом опять. Какое большое? Какое маленькое? О чем ты говоришь, если жизнь?
Тонька. Давай куда-нибудь укатимся, куда-нибудь укати меня. Доктор, укати же меня куда-нибудь.
Доктор Дочкин. Скажите, пожалуйста, можно мне вторую такую же?
Капитан Кошкин. Что вам вторую?
Доктор Дочкин. Можно мне вторую девушку?
Капитан Кошкин. Плохо с вашей Антониной?
Доктор Дочкин. Да нет, мне не любить… Мне резать. Просто вот вы мне дали денег, у меня повысился уровень жизни и появились новые потребности… цветы, ем чаще. И так далее. А вы все равно собираетесь расширять дело.
Капитан Кошкин. Я позову вас, когда будет надо.
Доктор Дочкин. А будет надо?
Капитан Кошкин. Надо – будет.
Тонька. Укати…
Доктор Дочкин. Музыка! Музыка!
Гоголь. Вы мне не нравитесь. У вас что-то не то с лицом.
Капитан Кошкин. А у вас?
Гоголь. Мое – благороднейшее и древнейшее из лиц: дырки, вырезанные в картонке. Сквозь них и плачу.
Капитан Кошкин. Живете в трухе и несовершенстве, а могли бы изменить все к лучшему, сраную скамейку у дверей поставить, что-нибудь возвести или посадить – вот я, вот нож, вот бинт, вот рабочее место, поехали.
Гоголь. И все-таки вы мне не нравитесь. Какие-то пятна у вас, лоскутки.
Капитан Кошкин. Конкуренция. Кит выжил, слон вымер, потому что кит бодр, а слон слаб. Вы слон. Вы все слоны.
Гоголь. Да они же еще живы.
Капитан Кошкин. Вымрут.
Гоголь. А я вот сейчас все допью, закрою глаза, открою глаза, и все станет заново. Я же великий русский драматург, вы слышали? Я могу все это переписать закрытием век. И вас вообще не будет, и никто вообще не будет использовать людей как штуки. Никто.
Капитан Кошкин. Никто уж ничего не перепишет. Все есть как есть и будет как будет – и кто-то родился с ножом, а кто-то под ножом. И прямо сейчас одну попрыгунью с жутким детским шрамом на руке, прямо сейчас ее слегка ударят по затылку и увезут во тьму, и так уж вышло, что никто не успеет ее предупредить.
Гоголь. Понял, почему вы мне не нравитесь. У вас черви из глаз валятся.
Капитан Кошкин. Уйди, алкоголик.
Гоголь. Я-то уйду. Но водка меня согреет. Звездочки скажут «пока-пока». А вам ничего не скажут звездочки. И не укроет снежок, как нас укрыл, и останетесь один на белом свете.
Хор
Есть
у меня
враг
он
птица
с клювом и ногами такой
враг
он птица
он
тетерев дятел сокол индюк дурак
он
важная птица
поцелуй его под хвостом
он нашел человека-ягоду
и склевал его под кустом.
Тонька. Как тебя зовут?
Люся. Люся.
Тонька. Тонька. Где мы?
Люся. В доме совсем без окон. Тонька. Я уже забыла, что у людей имена. Тут не зовут по имени. А меня Люся.
Тонька. Чего ждем?
Люся. Скоро придет хозяин и скажет, что мы нищенки.
Тонька. Какой такой хозяин? Не бывает никаких таких хозяев.
Люся. Потом объяснит, как заставить людей плакать. Он каждый день приходит. Добрый, учит всему.
Тонька. Не люблю я добрых. Я сама добрая.
Люся. Я уже выходила пару раз. Все хорошо. Меня жалеют. Я же настоящий инвалид. Но оказалось нагноение. Скоро придет доктор с ножом в руке и отрежет тебе ногу. А мне намажет мазью и уколет в жопу от микробов. Мы будем зарабатывать деньги. Это больно, но хозяин говорит, что это только сначала больно.
Тонька. Не бывает никакого такого больно.
Люся. Как это? А что ж бывает?
Тонька. Утки. Валенки. Водка. Снег. Его можно есть. Но лучше не надо. А боли нет. И хозяев никаких таких нет.
Капитан Кошкин. Здравствуйте девочки.
Люся. Здравствуйте, хозяин.
Капитан Кошкин. Меня зовут капитан Кошкин. А тебя Антонина. Это я знаю. Ты будешь моя новая нищенка.
Тонька. Палец пососи.
Капитан Кошкин. Ты слишком громкая для женщины, привязанной к кровати.
Люся. Не серди его. На самом деле без ноги совсем неплохо. Он заботится. Как муж, только лучше: не бьет, не бухает.
Тонька. Ты кто такой людям ноги отрезать?
Капитан Кошкин. Я предприимчивый человек. Бывают дрянь люди, а бывают не дрянь, и вот я как раз из этих. Все мы родились кто в сугробе, кто в луже. Тут главное – преодолеть себя. Понимаешь? Преодолеть себя. Живете в лени. Всем зарплату подавай. А вот же они, деньги, под ногами, вмерзли в лед. Вот я и подобрал. А ты нет. Ты родилась нищей. А я родился твоим хозяином. У тебя лицо нищенки, тело нищенки, жалкие глаза попрошайки. Люди пошли хитрые, проверяют. Но ты теперь калека, настоящая, будешь меня благодарить, когда миллион сделаешь. Купишь себе что хочешь. Дубленку. Или вообще автомобиль.
Тонька. Ну, попробуй мне что-нибудь отрезать.
Капитан Кошкин. А я и не режу. Я осуществляю общее руководство. Но сейчас придет доктор и сделает тебе больно.
Люся. Сейчас он уже придет.
Тонька. Не бывает никаких таких хозяев.
Капитан Кошкин. Откуда ты такая родилась?
Тонька. Люди не рождаются. Их приносит аист. Я тебе не гожусь в нищенки. Ты ничто.
Люся. Сейчас. Слышишь. Сейчас доктор.
Капитан Кошкин. Можно ведь не только ногу отрезать. Можно и голову. Боишься? Пусто тебе?
Тонька. Пусто.
Капитан Кошкин. Где тебе пусто?
Тонька. Везде. А лучше сдохни. У меня есть друг. Алкаш. Но я доверяю ему сны. Он, кажется, любит меня, и я доверяю ему сны. Он великий русский драматург. Не ставят, суки. Там люди не похожи на людей. Какие-то банки тушенки, схемы метро, а не люди. Я не верю в Бога, и я ему говорю, его Гоголь зовут, совпадение такое, говорю ему: сделай что-то со счастливым концом, сделай что-нибудь со счастливым концом, хотя бы вот тут вот, на бумаге, на сцене, пожалуйста, Гоголь!
Гоголь. А у меня водка кончилась. Потому что вот умер мой сын… ну, вы слышали уже. Я ничего не изменил. Говорят, меня нет. Пустое место. До чего дошел. Мы на него так надеялись. И не ставят, суки. Да все зима. Поверх всего зима. А я – ну, я ничего.
Доктор Дочкин. Добрый вечер. Ну что, где вторая девушка?
Капитан Кошкин. Вот она.
Люся. Я боюсь. Не надо. Не надо. Не смотрите друг на друга. Не надо так смотреть.
Тонька. Скажи мне что-нибудь, док.
Доктор Дочкин. Я… не знал. Я… люблю тебя.
Хор.
Есть
у меня
театр
мы
в театре
рухнули люди
скрипнули стены
погас
потолок
мы
в театре
все из картона гнилого бетона и волк пионерку в кусты
поволок
мы в театре
граждане
вот режиссер декоратор завлит и его кабинет
Первый актер. Нет.
Первая актриса. Нет.
Второй актер. Нет.
Вторая актриса. Ни за что.
Третий актер. Во-первых, так не бывает
Первый актер. Во-вторых, так не должно быть.
Гоголь. Нет. Нет. Нет. Ни за что. Либо ты отрежешь ей эту ногу. Либо отсюда не выйдешь. И ты отрезал? Шутка. Сделайте это, доктор, побалуйте себя. Я богатый. И вы будете. И ты отрезал тетке ногу?
Капитан Кошкин. Либо ты отрежешь ей эту ногу. Либо отсюда не выйдешь.
Гоголь. И ты отрезал?
Капитан Кошкин. Шутка. Сделайте это, доктор, побалуйте себя. Я богатый. И вы будете.
Гоголь. И ты отрезал тетке ногу?
Доктор Дочкин. Нет. Конечно же. Нет. Я ушел.
Гоголь. Как ушел?
Доктор Дочкин. Ну, так. Ушел. Это просто история.
Тонька. Да какая к черту история? И там осталась женщина, привязанная к кровати?
Доктор Дочкин. Да может, они так развлекаются. Может, у них такой секс. Может, они привязывают друг друга. И хотят, чтобы доктор смотрел. Ролевые игры. Рождество. Вечные ночные дежурства. Ночь.
Гоголь. Любовь.
Тонька. Адрес. Дом. Где?
Доктор Дочкин. Это что. А знаешь, как это у вьетнамских раков?
Тонька. Где дом?
Доктор Дочкин. Он… там. Я покажу.
Гоголь. И мы побросали бутылки – и побежали в зиму. И там был трехэтажный дом совсем без окон, но он был пуст. Мы нашли капельку крови высоко на стене и ведро бинтов, и никого. И мы не знали, куда и кто. Потому что в мире много врачей. И бинтов. И женщин. И мы бежали сквозь снег. Срывая одежду, чтоб легче бежалось. Замерзая насмерть, оставаясь живыми. А потому что пьяному зима родная и мир по горло. И мы бежали захлебываясь. Утопая. Погружаясь. Забыли уже, за чем бежали или от кого. И оказались здесь. На этой сцене. Даже не сцена, а черт знает что. Сарай. Подвал. Дыра.