Зато всякий киевлянин знает, кто и как борется за власть, прикрываясь красивой риторикой за и против Европы. Взгляд на вещи трезвый. Спокойный скепсис и площадное буйство – вот секрет Майдана и его очарование.
Пароль и отзыв. Слава Украине – героям слава. Слава нации – смерть врагам. Люди сидят у костра. Вертятся у полевой кухни. Собирают деньги на революцию. Просто шатаются. И везде гремит речовка. «Слава Украине!» – стайка модных студенток фотографируется у баррикад. «Героям слава!» – мямлит в ответ оборванец, дожевывая пирожок.
Вот слово: баррикады. Оно из учебников истории. А это просто мусор поперек дороги. Остатки новогодней елки, фанерные щиты, куски скамеек. А называется красиво: баррикада.
Шаг в сторону – ни баррикад, ни желто-синих флагов, ни угрюмых парней в спортивной одежде, ни вежливых зевак. Майдан – это четыре улицы и одна площадь. Но шума и жизни тут на сто столиц. Слава Украине – героям слава. Слава нации – смерть врагам.
Третья часть речовки звучит реже: Україна– понад усем. То есть uber alles. Очень энергичные, очень крепкие парни в темных куртках и шапочках, натянутых по свиные глазки, маршируют по улицам Киева. Они самые организованные. Их хорошо видно и слышно. За них немного стыдно.
И все же Майдан – не пивной путч и не погром. Эти крепкие парни оседлали протест, но они – не протест. Главные лозунги Майдана – не националистические. Они анархические. Банду – геть! Владу (власть) – геть! Или просто: ганьба! Многозначное слово. Как «позор!», только сильнее. Дело не в евроинтеграции. Тут власть позорят.
– Выпьем! – двое сидят в кофейне, за окном льдистый полдень, и невидимые революционеры поют хором: – Выпьем, Коля, впервой тебе, что ли, залитым работать?
– Не, давай трезвыми. Но на Майдан.
– Давай.
И они идут. Бунт пьянит. Сто, двести, семьсот тысяч. Никто не узнает точно, сколько людей прошло Майдан. Полгорода ходит туда просто потусоваться. Съесть халявный пирожок. Подарить старое одеяло. Сдать денег. Жертвуют тысячи гривен, целые зарплаты. И Майдан продолжает жить.
Я хотел найти типичного украинца и пройтись с ним по Киеву, как с Вергилием по чистилищу, но не вышло. Мой прямой репортаж с Майдана прочитал юный кореец Ким – администратор антикафе и спец по английским диалектам. Он предложил помощь. Ким лингвист, у него великолепный петербургский выговор, и теперь он мой переводчик.
Майдан – территория без русского. Таков лукавый ритуал. Активист «Свободы» гордо заявляет, что не пьет «Балтику» – москальское пиво – но украинские слова коверкает, как премьер-министр Азаров.
«Русские на х. й». Эта надпись появилась во вторник, когда толпа шаталась от Рады к Майдану, когда штурм кабинета министров казался реальностью. Ее то заклеивали скотчем, то вновь обнажали. Русских здесь, в общем, любят. Но – время такое. Положено посылать.
Безобидное лукавство – если сравнивать с тупым враньем Партии регионов. Я сходил и на их митинг: восемьсот человек стояли в загоне, как козы, и кивали в такт песенкам группы «Любэ». Ганьба!
– Провокатор? – испуганный шепот снизу. Толстая баба лежит на полу, укрывшись шмотьем и газетами.
– Писатель.
– Ну-ну.
Дом профсоюзов. Унылое учреждение захвачено и переоборудовано под нужды революции. По советским коридорам ходят патрули. Стоит запах вчерашних бутербродов. На первом этаже – столовая, туалет и кабинет психолога. Выше – гостиница: на Майдане тысячи приезжих. По этажам селятся общинами, земляки к землякам. Львовские выше всех. Мест нет.
– Ну лежат они на полу, и пусть лежат, сейчас обедать будут, не надо их фотографировать, – нудит по-украински печальный мужчина, я не понимаю длинной фразы, и Ким переводит. У мужчины нет кистей рук.
Ющенко – дурак, Янукович – бандит, а Тимошенчиха всех переможет. Четыре года назад эту формулу вывел один знакомый дальнобойщик. На Майдане не хватает Тимошенко – ее харизмы, ее расчетливого безумия. Арсений Яценюк, новый лидер «Батьковщины», – не в почете. Его обидно кличут Яйценюком и дрищом. На площади хозяйничают хлопцы из «Свободы» и их ультраправый лидер Олег Тягнибок, похожий на мрачного и злого Медведева. Его, впрочем, тоже не особо слушают.
Проплаченный протест… Чего не могут понять критики Майдана: власть можно ненавидеть бесплатно.
Один испек пирожки и поделился. Другой притащил из дома буржуйку – да, они еще существуют. Третий сделал из картона ящик для денег. И вот – Майдан. Может, его и начали правые политики, но теперь он существует сам по себе.
У Майдана три источника, и это не Тягнибок, Кличко и Яценюк. Это: сытная еда, теплая одежда и чай с лимоном. Пока чай не иссякнет, люди будут стоять.
Я живу у художницы Оксаны и ее дочки Мелании, самого счастливого ребенка на земле. Еще в доме живет страшный кролик Бобик, который за всю жизнь не издал ни звука. Он прыгает, высоко поднимая зад, и сверкает во тьме голубыми глазами.
Оксана тоже ходила на Майдан. Отдала митингующим старое пальто. Мы разговорились, и Оксана опоздала на встречу, минут на десять – именно в эти минуты на Крещатике избили ее друзей, профсоюзных активистов. Кто-то (то ли националисты, то ли титушки, провокаторы Януковича) решил, что левым тут не место.
– Оксана! Можно я напишу о чуде самоорганизации? О взаимовыручке? О том, как люди поют на улицах? О синем киевском небе? О стройных женщинах Киева и тихих его холмах, ну и так далее? А всю эту дрянь, всех этих коричневых радикалов вынесу за скобки.
– Пиши что хочешь, – говорит Оксана, – Но ты понимаешь, как мы живем? Мы живем между двумя кошмарами.
– Слава Украине! – ревут за окном.
– Героям слава, – отвечаю я автоматически, потому что опаздываю на самолет и очень, очень спешу.
Новогодний Майдан
Гопники в желто-голубых обмотках фотографируются со Снегурочкой, потасканной и циничной. Старуха сидит у костра, мусолит толстый окурок и мычит под нос из Бетховена. Кругом спят, едят, разговаривают. Таков Майдан накануне Нового года. Это место – наркотик. В начале декабря я по заданию редакции провел тут три дня – и вернулся через месяц, по своей воле.
Северная баррикада встречает сурово: «Горячая еда лишь для жителей Евромайдана. Для гостей у нас чай и кофе». На западной продают патриотические шарфики и магниты по 10 гривен. Торговаться можно и нужно. На восточной поют хором. На южной играют в футбол.
Баррикады стали выше, ощетинились колючкой, приросли загадочными фортификациями, но пуля их пробьет, и броневик разметает на раз. Стрелять не станут: весь мир смотрит. В этом чудо Майдана: под двойным присмотром Москвы и Брюсселя, на грани разгона и в полушаге от победы он может простоять вечно.
На площади и двух соседних улицах возникла причудливая жизнь. Ее зачала правая оппозиция, но теперь Майдан живет сам по себе. Тут своя культура: открылась альтернативная сцена, где показывают документальные фильмы и отвратительно поют Depeche Mode. Своя социалка: здесь делятся едой, жильем, одеждой – теперь уже не со всяким. Свой бизнес: купить можно все, кроме алкоголя. С этим строго: дружинники вынесли пьяную в хлам бизнесвумен в лисьей шубке. Осталась размазывать слезы за колючей проволокой.
Майдан – город в городе, тут даже появились свои мигранты. Передо мной – один из нескольких тысяч постоянных «жителей Евромайдана». Ему, стало быть, полагается горячая еда, но он сам ее делает. За 19 гривен я получаю шаверму и историю.
– Вы не знаете, когда закончится Олимпиада?
Он странный: кладет в шаверму морковку. Его зовут Саид, и по образованию он гидролог.
– Хрен ее, Олимпиаду, знает, – говорю. А он морщится: не нравится слово «хрен».
– Я тоже из культурной столицы, – говорит Саид. – Ходжент – слышали про такой город? Две с половиной тысячи лет. Скажу как культурный человек культурному человеку: у меня были с Россией некоторые дела. А теперь их не осталось.
Саид – жертва олимпийских чисток. Ездил в Таджикистан к семье, обратно не пустили: накануне Олимпиады трудовых мигрантов заворачивают на границе. И теперь Саид завис на полпути между Ходжентом и Москвой – на Майдане. Режет овощи, жарит курицу и ждет, когда у российских ментов закончится истерика.
Люди держатся ближе к еде и теплу. У парадного входа Октябрьского дворца свалена куча капусты. Она не соперничает высотой с новогодней елкой – официальным символом Майдана. Но капуста поважней елки: пойдет в суп, и сытый, согретый Майдан простоит еще немного.
Забравшись на кочан потверже, я заглядывал в окна дворца. Люди в шапочках и ватно-марлевых повязках совершали быстрые и точные движения. «Врачи, – думал я. – Спасают раненых бойцов Майдана. Героям слава!» Махнул пресс-картой, поднялся – колбасу режут. А повязки – для гигиены. За месяц на Майдане лишь несколько случаев пищевого отравления. И в этой спокойной, размеренной, эффективной работе куда больше революционной романтики, чем в том, что кричат со сцены.
Здесь, во дворце, трудится моя знакомая Таня. С 8 до 17 она корректор в газете «Мой район», а с 18 до 24 – волонтер. Она маленькая блондинка, и на нее специально ходят посмотреть: правда из Питера, что ли? Таня улыбается и предлагает еще бесплатного чаю. За три недели она вросла в Майдан, в нее уже влюбился настоящий бандеровец – могучий, но обидчивый, как девчонка.
Таня не рассчитала с погодой и теперь ходит в красном свитере с оленем – одном из тех, что раздают на площади. Она гражданин другого государства и ночует на другом берегу Днепра, но она – настоящий житель Евромайдана.
«Слава Иисусу Христу!» – внезапно кричит оратор. «Героям слава!» – отвечает площадь. Риторика стала мягче, про нацию и «смерть врагам» вспоминают реже. На очередное народное вече позвали раввина – он высказался в том смысле, что все люди братья, кроме Януковича. Ему похлопали.