Так шепнул старый огранщик. Хотя перешептываться запрещено. Ну, не то что запрещено, а просто нет на это времени.
– Бизнес растет там, где есть условия. Нельзя просто натыкать морковки в целину. Вот индусы – они же такими стали не за один год. Они сначала гранили мелочь на коленке. Никто всерьез их не воспринимал. Но в какой-то момент индийское правительство озаботилось проблемой: заняли кучу людей, организовали господдержку. Госбанки дали кредиты под низкий процент. Устроили несколько зон свободного перемещения товара. Нам тоже нужна полная свобода действий. Отсутствие контроля. Мы связаны лицензиями, согласованиями, недели на это тратим – а у них уходит пара часов. И теперь все яйца мировой огранки лежат в одной корзине. В индийской. Как же противостоять машине с миллионом человек огранщиков? Можем только выжидать. Выдерживать. Сжиматься.
На фабрике бриллиантов мужчин и женщин поровну. Но на проверке и оценке – только женщины. Дело не в тонком художественном чутье или других стереотипах про слабый пол. Все проще: не бывает женщин-дальтоников.
– Прохожу я стажировку. Нам показывают камень и говорят: седьмая группа с отчетливым желтым цветом и с хорошо заметными небольшими включениями. Мы целый день его вертели: ну где этот желтый цвет? Где включения? Видеть камни – это не всякий может.
Передо мною черный бархат и десять бриллиантов выложены в ряд. Диаметр двух крайних отличается в пять раз, масса в сто раз, цена в десять тысяч. Я вижу, что хрустальный шарик слева больше и красивей, чем сизый кругляшок справа. Но это все, что я вижу. Человек без подготовки даже не отличит синтетический бриллиант от настоящего.
– Рынок бриллиантов – дикий. Люди смотрят, какой пробы золото, но не понимают, что там у бриллианта на бирке. Многие производители играют с характеристиками. Взяли, завысили. Разница в одну группу цвета или чистоты приводит к повышению стоимости на 15 %. Камень 1,99 карата будет на 25 % дешевле, чем 2,00. А разницы вы вообще не увидите. Сертификат – вот что защищает западного потребителя и не защищает нашего. В Америке есть гемологический институт – GIA. А у нас покупатель радуется: ах, какой бриллиант за маленькие деньги!
Все думают, что на фабрике бриллиантов делают колье и сережки, и кольца с камнями по десять карат, чтоб жить долго и счастливо, как в Голливуде. На самом деле здесь делают просто бриллианты. Продают их международным дилерам, а те уже – ювелирным домам. 99 % бриллиантов – на экспорт. Оставшийся процент – в свое ювелирное производство.
Так завершается путь некрасивого твердого камня – от якутской земли до оправы из белого золота. Ювелиров мало, их закуток похож не на завод, а на мастерскую. Четверо дизайнеров переводят эскиз в 3D-модель. Дальше – реальная пластмассовая модель на прототайпере. Бородатый литейщик включает печь. На выходе – неказистая, как бы пластиковая штуковина: неполированное золото ничем не лучше неограненного алмаза. За дело принимаются полировщики, монтировщики и закрепщики. А потом девица в красивом платье красиво открывает витрину красивого шоу-рума, и я выбираю ракурс получше, чтобы сфотографировать кольцо с бриллиантом. На кольце ценник, на ценнике – шесть нулей. Экскурсия закончена.
– Сам-то я в отрасли больше 20 лет. Окончил Ленинградский кораблестроительный, инженером. А тут как раз все развалилось. Идти некуда. Вернулся в Смоленск. Начинал с азов, был технологом, занимался огранкой. А потом в торговлю перешел. Потенциал роста тут большой. У нас другой замдиректора тоже из огранщиков. Здесь можно сделать карьеру. Но так-то мест не очень много. Если нас закроют – людям тяжело придется. Хотя и так в Москву уезжают люди. Это естественно, когда большой город под боком. Кто вырастает, кто видит перспективу, кто больше себя ценит – все уезжают. Вымывается народ.
Он честный топ-менеджер, он ни на что не намекает. Но, кажется, однажды уедет и он. А я уезжаю уже этим вечером и хочу погулять по остаткам города.
– У нас тут храм, обязательно посмотрите! И могила генерала какого-то. А еще есть кафе одно у вокзала, там валерьянку подают. А еще переход подземный!
Да тут даже Днепр есть, но никто не смеется на набережной. И в забытый музей приезжает фальшивый Шагал. Одинокий ребенок поет Шевчука в переходе. В нулевые Смоленск опустел окончательно. Бывшие заводы нашинкованы торговыми центрами. У вокзала – рекламный щит: «Добро пожаловать в столицу русских бриллиантов». Поезд Париж – Москва прибывает в семь.
Один день на фабрике наркотиков
Я не знаю ни президентов, ни миллиардеров. Даже самых захудалых. Зато мой друг – наркодилер, а его жена – ночной продавец в секс-шопе.
Петя и Алла – отличная пара. Пока она стоит у прилавка с анальными пробками, он производит и продает психоделики. По утрам они нежно обнимаются и считают прибыль.
Президенты и миллиардеры часто пишут книги, как они стали президентами и миллиардерами, но у Пети нет на это времени. Я за него.
Все началось в сортире истфака Нижегородского государственного университета. Сюжет для малобюджетной мелодрамы: Петя – студент из Дзержинска, гадкого промышленного городка, где люди умирают в сорок. Родители любят Петю и шлют ему домашние огурцы с повышенным содержанием тяжелых металлов, но денег нет. Голодный студент начинает покупать траву по 1200 за стакан и продавать по 2500. Прекрасная прибавка к стипендии, карьера идет на взлет, Петя становится человеком. (Тут ложь в деталях: Нижний Новгород ни при чем, и зовут моего друга иначе. Все остальное – чистейшая евангельская истина.)
Рынок не резиновый, пожадничаешь – накроет наркоконтроль. Старшего брата Пети так и взяли: пытался продать стакан афганки незнакомцу, тот оказался стукачом, семь лет общего режима. Петя осторожней: только своим. Возникает социальная сеть, человек сто, все проверенные и прошаренные, все знают, у кого достать. Уверен, Марк Цукерберг тоже приторговывал травкой в своем Гарварде, «Фейсбук» структурно не отличается от сети по продаже легких наркотиков в НГУ им. Лобачевского. Но Петя не создал «Фейсбук», он просто жил в удовольствие, и если кто в него кинет камень, то разве что из зависти.
– Ты спрашиваешь зачем. А зачем люди начинают бизнес? Пока мои сокурсники курили всякое говно, я курил «Мальборо». Они ели пельмени, а я мог позволить себе Макдоналдс. Отличный вариант для историка.
Про марихуану – присказка. Сказка – про диметилтриптамин. Мгновенно, но недолго действующий психоделик. После крохотной дозы ДМТ разговариваешь с ангелами и смотришь мультики на обоях, а через двадцать минут возвращаешься в повседневность как новенький. Так, во всяком случае, Петя описал свой товар. Переехав в Петербург, он стал химиком-любителем, тут-то мы и познакомились на почве общих интересов: он – специалист по истории послевоенной Франции, я – специалист по истории театра абсурда.
Я полагал, подпольная фабрика по производству ДМТ – это барак в промзоне, тусклая лампочка накаливания и мрачные баки с какой-то бурдой. Но нет: место действия – парадный центр Петербурга, съемная квартира, балкон, лепнина, полотки четыре метра, а все хозяйство помещается в кладовке. Оборудование для производства диметилтриптамина – две утятницы. Повторяю: самый сильный в мире психоделик варят в чугунных утятницах. Компоненты можно купить в любом супермаркете. Это: бензин для зажигалок, керамическая посуда, шприц, чистящее средство «Мистер Мускул». Рецепт публиковать не стану, сами забейте в гугл, но уверяю: один из источников ДМТ, так называемый «кустарничек», растет в любом подмосковном лесу.
Впрочем, в «кустарничке» нужного вещества мало, и профи закупают правильные растения в Бразилии. А теперь арифметика. Килограмм сушеных листьев Mimosa tenuiflora стоит 3 тысячи рублей. На выходе – тысяча доз, сварить их можно за две бессонные ночи. Розничная цена ДМТ – 300 рублей. Таким образом, за один уик-энд можно заработать на «Ладу-Калину» в комплектации люкс.
Но Петя не ездит на «Ладе». Причина все та же: рынок не резиновый. Тысячу доз довольно редкого наркотика обязательно засечет наркоконтроль, тщательно сплетенная социальная сеть порвется, кто-то обязательно стукнет. Нет уж, у Пети все схвачено. Он понемногу продает знакомым, угощает друзей, а деньги копит на поездку во Вьетнам.
Президенты и миллиардеры на вершине славы дают вальяжные интервью, утопая в кожаном диване, а я посадил Петю на трехногий стул и включил диктофон.
– Выруби эту хрень. Рискуем. Когда к тебе после публикации придут, скажешь, что все придумал. Но если найдут запись – кранты.
– Хорошо. Как ты начал? Можно же было китайскими шмотками торговать, все состояния так сделаны. А ты – марихуаной.
– Мне просто нравился процесс. Вот папироса, вот коробок, ты забиваешь и так аккуратно по пяточке постукиваешь. А потом мне понравилось делать людей спокойными и довольными. Социально ответственный бизнес.
– Что мешает развернуться как следует? Помимо Уголовного кодекса.
– Офисная работа. Ты не представляешь, какая это морока. Времени на установление нужных связей просто не остается. Сделать я могу хоть тонну, но кому ее продашь? А совсем бросить офис не могу – уж больно бизнес ненадежный.
О да, с девяти до пяти Петя – младший менеджер по рекламе в какой-то сомнительной конторе. Отличный вариант для историка. Коллеги считают его скучным и замкнутым ублюдком. А я гляжу на людей и гадаю о свойствах их двойной жизни. Наркодилеров столько-то, маньяков столько-то, великих русских писателей – пригоршня за пятак.
А напоследок пусть выскажется Алла, тихая женщина, которая третий год замужем за фабрикантом наркоты.
– Не хочется нормального мужа? Топ-менеджера, скотопромышленника?
– Петя – образованный человек и удачливый бизнесмен. По-моему, прекрасная партия.
– Опасно же.
– Очень. Я как жена декабриста. Каждый раз жду – либо вернется с моим месячным заработком, либо через семь лет.
– Почему же ты с ним?