ломона колесничного и конного войска (3 Цар. 9:19), а современные ученые с Ядином не согласны, как мы уже отмечали в разделе 4.3. «Принципы реконструкции».
Что же предлагает оппонент Ядина Финкельштейн для находок в Мегиддо? Он отмечает, что в стенах дворцов Мегиддо есть кирпичи с такими же отметками, что и во дворцах Омри и Ахава в Самарии в IX в. до н. э., и логично предположить ту же дату для дворцов Мегиддо. Такая же датировка предложена для находок в Изрееле, очень похожих на находки в Мегиддо. Следовательно, дворцы Мегиддо он датирует временем царя Ахава, тогда как в X в. до н. э., в предполагаемую Соломонову эпоху, Мегиддо оставался ханаанским. Итак, Финкельштейн не сомневается в историчности Давида и Соломона, но не находит археологических свидетельств существования при них сильного единого государства, а следовательно, считает рассказы о них литературным вымыслом, который при этом может содержать отдельные элементы более древнего происхождения, в дальнейшем переинтерпретированные. Например, в Голиафе он видит греческого гоплита-наемника из Египта VII в. до н. э., что уже, конечно, недоказуемо – здесь мы вступаем на зыбкую почву произвольных допущений.
Повествование о единой монархии, с его точки зрения, появилось при царе Йошии во второй половине VII в. до н. э. – этот праведный царь воспринимался как новый Давид, и потому было необходимо описать его предшественника с максимальной торжественностью (тут мы вполне согласны). И роскошный двор Соломона был описан, скорее всего, по воспоминаниям о царском дворе в Самарии VIII в. до н. э., до ассирийского нашествия, включая визит царицы Южного царства Шевы с ее дарами – он соответствует ассирийской торговле предметами роскоши с Аравией. А Ассирия расширила свои пределы в начале IX в. до н. э., что и привело к созданию национальных государств, таких как Моав, Аммон или арамейское царство с центром в Дамаске. К этому же периоду логично будет отнести и возникновение Израильского (Северного) царства, считает Финкельштейн. Как он отмечает,
Северный Израиль был многообразным государством и этим отличался от племенного или «национального» государства, которое мы впоследствии находим в Иудее. Он состоял из нескольких разнообразных экосистем и разнородного населения. Многочисленные свидетельства – археологические и исторические – показывают, что самарийские холмы, сердцевина государства и место расположения столицы, были населены потомками оседлого и пастушеского населения II тысячелетия. В северных низинах – долинах Изрееля и Иордана – сельское население состояло в основном из местных, аборигенных элементов, то есть из сельских хананеев… этническое и культурное многообразие Северного царства, которое также включало финикийские и арамейские элементы на севере и северо-востоке, может объяснить монументальность архитектуры Омридской династии, поскольку династии основателей, увлеченные территориальным расширением по окрестным землям, стремятся к легитимации. В случае с Омридами это было особенно важно, потому что в то же самое время по соседству возникало государство-конкурент в Дамаске. Контроль над населением «хананейской» долины и приграничных северных территорий должен был оказаться важной задачей для израильских царей на Севере[130].
Единственной реальной «объединенной монархией» Финкельштейн считает ту, которая возникла ненадолго в начале IX в. до н. э. и управлялась не из Иерусалима, а из Самарии – это произошло после брака царицы Аталии и Ехорама из династии Давида[131]. То есть она возникла как временная и крайне непрочная личная уния двух царств – Израильского и Иудейского, существовавших вполне самостоятельно, причем всерьез об Иудейском царстве, по его мнению, можно говорить разве что с VIII в. до н. э. Но ему возражает Мазар: единая монархия существовала, пусть и недолгое время, в Х в. до н. э.[132], после чего два этих царства развивались параллельно, пусть и неравномерно: Израильское опережало своего южного соседа вплоть до своего разрушения в конце VIII в. до н. э.
Что касается археологических данных, они действительно подтверждают, что в конце VIII в. до н. э. Иерусалим значительно разросся, стал одним из самых крупных городов площадью в 70 гектаров и с населением в 10 000–12 000 человек, что примерно равнялось совокупному населению всей остальной Иудеи[133]. Кроме того, он оказался единственным крупным городом в регионе, который избежал ассирийского завоевания.
Зачем же понадобилось «изобретать» историю древней единой монархии? Финкельштейн предполагает, что она отражает суть политики царя Йошии, который устанавливает строгое единобожие и стремится интегрировать в свое государство территории Северного царства. Как и было принято в древности, эта программа подается как восстановление изначального, должного порядка вещей.
Мазар оспаривает конкретные датировки Финкельштейна и его частные выводы, в которых видит желание максимально дистанцироваться от традиционного взгляда, что Давид будто бы создал могучую и единую монархию[134]. Ключевое значение для него имеет нашествие Шешонка I на Ханаан, поскольку оно достаточно надежно датируется 920 г. до н. э. по египетским источникам. С этим нашествием можно связать археологические слои, обнаруживающие следы разрушения, но важно еще и другое. Поскольку это событие описано и в 14-й главе Третьей книги Царств, мы можем быть уверены, что повествования о раннемонархическом периоде – не сплошной вымысел, что автор окончательной версии пользовался устными преданиями или письменными источниками, которые отражали реальные исторические события.
Египетские источники не упоминают Иерусалим, но, как известно, отсутствие свидетельства не есть свидетельство об отсутствии. Мазар, наряду со многими другими археологами, связывает с Соломоновой эпохой уже упомянутые в разделе 1.4. «Что такое библеистика?» строения из камней, выложенных ступенчатыми рядами (Stepped Stone Structure), и считает, что во времена Давида город мог занимать территорию примерно в 4 гектара, а при Соломоне, когда и были воздвигнуты эти строения, расшириться до 12 гектаров. В итоге он заключает: «Такой город нельзя представить столицей большого государства, как оно описано в Библии, но он вполне мог служить базой для местных правителей вроде Давида и Соломона, если мы только правильно определим природу их царской власти и государственности»[135]. И к сожалению, никакие раскопки невозможны в обозримом будущем на территории Храмовой горы – именно там, где должен был располагаться центр города при Давиде и Соломоне.
В результате Мазар (куда менее радикальный критик, чем Финкельштейн) делает такие выводы. Значительная часть повествований о Давиде и Соломоне представляет собой литературный вымысел (в частности, рассказы о завоеваниях в Заиорданье и о визите царицы Савской, а в особенности о величии и великолепии Соломонова двора). Вместе с тем неразумно было бы полностью отвергать существование единой монархии, подобно некоторым историкам. Мазар отмечает, что развитие человеческих обществ не обязательно происходит линейно, от более примитивного к более развитому устройству, и что талантливый харизматичный лидер – такой, как Давид, – действительно мог создать некоторое политическое образование, пусть и неустойчивое. В качестве параллели он приводит, как уже было сказано, Лабаю из Шехема XIV в. до н. э.
Следовательно, предполагает Мазар, вполне можно представить себе, как такой лидер во главе небольшого, но хорошо подготовленного военного отряда объединяет под своей властью значительную часть территории Ханаана. Ему могли подчиняться как потомки местных хананейских племен, так и израильтяне. Единственная сила, которая явно не была ему подконтрольна, – филистимские города-государства на побережье, самобытные и достаточно хорошо укрепленные, как подсказывают археологические находки. Это государство находилось на самой ранней стадии своего развития, его столица – аналог средневекового замка, окруженного небольшим городом. Правитель обитает в замке, но так или иначе контролирует довольно обширную территорию. Кстати, нашествие Шешонка можно объяснить как реакцию Египта на возникновение такой самостоятельной силы на его границах.
Упоминание Давида в арамейской надписи из Дана подчеркивает, что преемственность израильской государственности с его правлением признавалась и окрестными народами даже полтора века спустя. То есть рассказы о нем не могут быть просто художественным вымыслом последующих времен. Соломонова строительная программа не доказана для Мегиддо и других городов, как это полагали школа Олбрайта и Ядин, но вполне подтверждается находками в Иерусалиме.
5.8. Попытка реконструкции
Итак, у нас есть несколько моделей ранней монархии (Давида и Соломона). Если отбросить крайности (или все было строго так, как описано в Библии, или ничего вообще не было, это выдумки персидского периода), можно выделить три основные модели, которые уже в общих чертах обсуждались выше. Можно назвать их именами ученых, которые полно и адекватно описали эти модели, хотя, разумеется, каждой придерживается не один человек.
Тантлевский: существовала обширная и мощная империя Давида. Эта точка зрения близка к традиционной, но не игнорирует данных археологии, в отличие от фундаменталистского подхода.
Мазар: существовало раннее государство, достаточно нестабильное и связанное с личной харизмой Давида. Эта точка зрения может быть названа средней.
Финкельштейн: Давид – исторический персонаж, но практически все рассказы о нем и Соломоне отражают реалии и идеологию значительно более позднего времени. Эта точка зрения близка к ультракритической, но, как и модель Тантлевского, избегает радикальных выводов.