Его осада Акры натолкнулась на яростное сопротивление мамлюков, которых поддерживала английская военная эскадра под командованием сэра Сидни Смита. Однако 16 апреля Наполеон одержал крупную победу в сражении у горы Фавор, наголову разбив турецкую армию, которая шла на выручку Акре из Дамаска. Перед глазами у него уже маячило падение Акры, за которой в его власти окажется вся Палестина, а после его ждет победное вступление в Иерусалим. Он был так уверен в победе, что позволил отправить в Париж официальную депешу, датированную 17 апреля, то есть сразу после победы при Фаворе (в «Ле Монитёр» она была опубликована 22 мая), где говорилось: «Bonaparte a fait publier une proclamation dans laquelle il invite tous les Juifs de l’Asie et de l’Afrique à venir se ranger sous ses drapeaux pour rétablir l’ancienne Jérusalem»[60]. Более того, собственно «Воззвание», датированное 19 апреля, было провозглашено так, словно бы из «штаб-квартиры в Иерусалиме», куда он ожидал войти со дня на день. Но Наполеону не суждено было войти ни в Иерусалим, ни даже в Акру. Ибо, устремив глаза на вечную славу и бессмертие, он споткнулся о то, что было прямо у него под ногами — британские орудия сэра Сидни Смита. «Этот человек заставил меня упустить мою судьбу»(9), — суммировал он коротко и горько, когда всё закончилось. Акра продолжала обороняться, и к концу месяца осады Смит, сняв с кораблей всех свободных матросов, штурмом высадился на берег, как шестьсот лет назад сделал это с мечом в руке под Яффой король Ричард Львиное Сердце. Французская армия, сильно ослабленная болезнями, недоеданием и всеми напастями, какие одолевали ее предшественников под командованием Филиппа IV[61], была разбита, и 20 мая Наполеон признал свое поражение и с жалкими остатками армии вернулся тем же путем, каким пришел. Мечте был положен конец, империи не суждено было возникнуть. Это было первое и самое горькое поражение Наполеона, которое он не мог забыть даже на вершине своего триумфа. «J’ai manqué à ma fortune a Saint-Jean-d’Acre»[62](10), — услышал шепот сожаления императора в момент победы при Аустерлице его брат Люсьен.
Возможно, в черный час отступления он порвал оригинал документа со своим велеречивым обещанием евреям, и, без сомнения, меры, принятые впоследствии, чтобы скрыть этот эпизод, объяснялись нежеланием вспоминать об унизительном провале. Но Восточная экспедиция Наполеона имела важные результаты: она пробудила широкий интерес к Востоку, который дал толчок научным исследованиям и шквалу романтической лирики. Розетский камень, ключ к расшифровке египетских иероглифов, был найден одним из множества ученых и инженеров, которых Наполеон привез с собой в Египет, чтобы они, двигаясь по следам армии, составляли карты его империи. В 1803 г. Ульрих Зеетцен отправился в Сирию и провел два года, изучая речь и обычаи арабов, а затем на протяжении четырех лет путешествовал под видом араба по Палестине и Синаю, дошел до самого Каира и даже в под видом паломника пересек Красное море и добрался до Мекки. Удивительные путевые заметки Зеетцена существуют лишь в виде разрозненных писем в немецких журналах или в неопубликованных рукописях, плесневеющих в немецких музеях, за исключением отрывков в переводе на английский, опубликованных под заголовком «Краткий рассказ о странах, примыкающих к Галилейскому морю, Иордану и Мертвому морю» в Лондоне в 1813 г. Зато французский писатель и политический деятель Фансуа Рене Шатобриан, проезжавший через эти места в 1806 г., написал истинный бестселлер «Itineraire de Paris à Jérusalem»[63], который был также переведен на английский и широко читался в Англии.
В 1810 г. леди Эстер Стэнхоуп, племянница и многолетний секретарь Уильяма Питта, горюя по почившему дяде, раз и навсегда покинула Англию, чтобы поселиться в горах Ливана. «Не могу сказать, почему так случается, — писал один знавший ее человек, — но тоску по Востоку обыкновенно испытывают люди с гордым сердцем, когда одолеваемы печалью». Это замечание Александра Кинглейка суммирует романтическую славу, какую леди Эстер принесла Востоку в ту романтическую эпоху. Подобно пророчице, она жила в мистическом уединении личного королевства, которое постепенно сокращалось и в конечном итоге превратилось из роскошного дворца с садами, охраняемого тысячами рабов, в одинокий нищий домик, где она умерла тридцать лет спустя, так и не дождавшись, когда на своем священном белом муле будет сопровождать Мессию при вхождении его в Иерусалим. Для туриста из Англии, удостоившегося привилегии быть представленным этой даме, визит к леди Эстер был так же обязателен, как осмотр пирамид(11).
Палестинская ассоциация для способствования экспедициям в Святую землю была основана в Лондоне еще в 1804 г., но из-за опасностей путешествий на Восток в то время экспедиций было предпринято мало. Ассоциация угасла после слияния с Королевским Географическим обществом в 1834 г., но снова решительно выйдет на сцену как Фонд исследования Палестины в более поздние годы. Однако Палестинская ассоциация может записать на свой счет публикацию писем Зеетцена, которые в свой черед вдохновили экспедицию самого удивительного путешественника начала XIX столетия, Льюиса Буркхардта[64]. Подобно Зеетцену он несколько лет провел на Востоке, изучая местные обычаи и язык, поскольку конечной его целью было выдать себя за бедуина, чтобы исследовать Центральную Африку по заданию Африканского общества. Он умер, не выполнив своей миссии, но в ходе приготовлений шесть лет путешествовал по Сирии и Аравии и даже сумел попасть в Мекку, столь успешной была его маскировка и столь доскональными знания Корана и местных обычаев. Его дневниковые записки были посмертно опубликованы в 1822 г. под заголовком «Путешествия по Сирии и Святой земле и путешествия по Аравии». В этих заметках одинокого неутомимого странника, скитающегося по пыльным дорогам, ночующего в арабских деревнях, бредущего козьими тропами, чтобы найти развалины старинного храма, — материал истинного полевого археолога. У его книги нет общего плана: сведения об обычаях и нравах арабов, о текущем урожае и древних артефактах соседствуют в ней с переводами наскальных надписей, планами руин и сообщениями о географических и геологических находках. В единое целое ее превращает одна общая тема — значимость и соотнесенность каждого дня пути, каждой поваленной колонны, каждого заброшенного колодца с тем или иным местом в Библии.
Трудно вообразить себе большую противоположность БурКхарду, чем Байрон, который в те же годы шумным галопом пронесся по Леванту в компании Хобхауса и вернулся домой удостоиться славы — в модном ореоле Востока — благодаря «Паломничеству Чайлд Гарольда», опубликованному в 1812 г., и «Гяуру» — в 1813 г. Случайным побочным результатом путешествия Байрона стало открытие для современной археологии Петры, древней столицы библейского царства Эдом (Идумея). Этот некогда процветающий город, пересечение караванных путей с берегов Персидского залива в Левант, был заброшен много столетий назад. Товарищ Байрона по Тринити-колледж Уильям Бэнкс, скорее всего, вдохновленный его приключениями, отправился на Восток в 1812 г. с рекомендательными письмами от Байрона. Возможно, легенды о потерянном городе, возможно, слухи о том, что Буркхардт сумел добраться до Петры, доселе неизвестной в Англии, подтолкнули его самому поискать древний город. Во второе свое путешествие в 1816 г. он привез с собой двух английских морских офицеров, капитанов Ирби и Мэнглса, и невзирая на упорное сопротивление всех и каждого (от турецких чиновников, султана, паши Дамаска и вали-губернатора Иерусалима, которые отказывались гарантировать ему безопасный проезд, до проводников и погонщиков верблюдов, которые предостерегали о варварах-бедуинах, жадных до крови белых людей, которую используют как лекарство для своих женщин), английская экспедиция отправилась в путь на свой страх и риск, «решив положиться на свою численность и силу». Через узкое ущелье, заросшее зарослями тамариска и диких фиг, они прорубили путь в одну из величайших столиц древнего мира, теперь пустующую, где в поросших лозой руинах храмов, гробниц и дворцов эхом отдавались крики орлов, и чей покой нарушал лишь беззвучный полет сов(12). С тех пор Петра Аравийская раскрыла свои сокровища.
Всё это были первопроходцы. Волна желающих изучать Святую землю, полевых географов и историков, «доказывающих» Библию, серьезных туристов, решивших пойти «по стопам Господа нашего», хлынула в Палестину не ранее 1840-х гг.
Тем временем у экспедиции Наполеона были и другие последствия. Возвращение европейцев на поля сражений Ближнего Востока вызвало всплеск активности в самом регионе, который не утихал еще очень долго. Последовавшее за уходом армий Наполеона брожение выплеснулось в 1830 г. в полномасштабный европейский кризис по Восточному вопросу, из-за которого десять лет пребывали в смятении крупные державы, который привел на грань войны Англию и Францию и благодаря которому Восток занял место в коллективном воображении Европы такое, какого не занимал со времен Крестовых походов.
Центральной фигурой этого кризиса стал хедив Мухаммед Али-паша Египетский, родом из Албании, первый мусульманин со времен Саладина, поднявшийся до хедива, то есть правителя Египта, который, претендуя на независимость своих владений от Порты, единолично едва не сокрушил Османскую империю на сто лет раньше срока. Его карьера занимает нас не столько потому, что потрясла европейские столицы, сколько потому, что окончательно и прочно затянула Британию в дела Ближнего Востока и подготовила почву для первых английских попыток — сколь бы искусственными они ни были — переселить еврейский народ в Палестину. Эксперимент лорда Шефтсбери по преждевременному сионизму будет рассмотрен в следующей главе, но разбирать его можно лишь на фоне политической и стратегической ситуации, сложившейся вокруг Мухаммеда Али-паши.