туда он тринадцать раз прочитал Послание святого апостола Павла к евреям, а его стремление стать знатоком еврейского письма было столь велико, что все свободные часы он до конца жизни переписывал от руки Пятикнижие и оставил после себя восемь таких рукописных копий(11). Следует ли удивляться, что его дочь, родившаяся в Варшаве, выучила иврит в три года, читала Библию и говорила на немецком и идише в четыре, а в двенадцать лет уже преподавала иврит в миссионерской школе на Палестинской площади.
По возвращении в Лондон в 1831 г. Маккол был назначен президентом Миссионерского колледжа при Еврейском обществе и принял активное участие в попытках донести до английской общественности тяготы положения евреев, однако англичане, по словам его дочери, «мало о них знали и еще меньше они их заботили»(11′). Стараясь подстегнуть нерадивых жертвователей, Маккол начал выпускать еженедельник «Древние пути», где развивал тезис о том, что христианство было и остается логическом продолжением веры Моисея, тогда как труды средневековых раввинов на самом деле отошли от Закона Моисея. В своих мемуарах его дочь вспоминает бурные собрания в кабинете отца по воскресеньям, когда джентльмены-евреи приходили говорить о делах веры, а она (ей тогда было восемь лет) и ее младший брат подслушивали у приоткрытой двери. Эта юная леди, которая впоследствии обосновалась в Иерусалиме, став женой британского консула, и рука об руку с мужем трудилась, чтобы заново открыть Святую землю для ее «законных владельцев, еврейского народа»(12), была живым звеном между Шефтсбери и Бальфуром. В пятнадцать лет она в подарок отцу переписала на «кремовой бумаге с золоченым обрезом» историческое письмо Шефтсбери Палмерстону, где предлагалось, чтобы англичане стали спонсорами возвращения евреев. Она скончалась в 1921 г. в возрасте девяноста шести лет, и ей довелось увидеть, как Британия принимает Палестинский мандат.
Невозможно не восхищаться ученостью, преданностью и доброй волей таких людей, как Маккол и Шефтсбери. Последний, став в 1848 г. президентом Еврейского общества, на протяжении тридцати семи лет, до своей смерти присутствовал на каждом его ежегодном собрании и даже брал уроки иврита у своего друга «ребе Маккола». Однако нельзя не удивляться чудовищной несоразмерности затраченных трудов и их мизерного результата. Внушительное здание было возведено на песке и, в том что касалось «содействия распространению христианства среди евреев», было посвящено цели не более материальной, чем мираж в пустыне.
Критики Еврейского общества с самого начала говорили о своих сомнениях. В ежегодном отчете Общества за 1810 г. признается, что Общество подвергается насмешкам «за глупые и утопические ожидания» и обвинениям в «энтузиазме». И в самом деле факт членства в Обществе упоминался в качестве свидетельства об умопомешательстве по делу, представленному на рассмотрение Комитета по умопомешательству в 1863 г. «Вам известно, милорд, что она состоит в Обществе по обращению евреев?» — «Известно, — согласился судья, не кто иной, как лорд Шефтсбери, — а вам известно, что я председатель этого общества?»(13).
Также критики считали, что если евреи будут обращены, то только посредством чуда, в результате какого-то божественного вмешательства, вроде того, что спасло их от фараона, и что человеческие попытки его предвосхитить — самонадеянны (кстати, то же самое возражение выдвигали ортодоксальные евреи). Критики ворчали, мол, столько времени и денег лучше было бы потратить не на мечту об обращении евреев, а на благо христианской церкви. Наиболее гневным из всех был преподобный Генри Хэдли Норрис, который в 1825 г. опубликовал целую книгу, порочащую Еврейское общество и его труды на 690 страницах яростных нападок. Этот джентльмен, известный как «делатель епископов», был, кстати сказать, капелланом отца Шефтсбери, шестого графа Шефстбери, сурового старого тирана. Отношения отца с сыном были более чем прохладными, поэтому вполне возможно, как раз из-за этого отчуждения сын с таким жаром воспринял точку зрения, противоположную отцовской.
В ответ защитники Общества напоминали о долге загладить давнее зло, причиненное «древнему народу Божьему». Они убедили себя, что обращение евреев в христианство каким-то образом является актом воздаяние за гонения со стороны этого самого христианства. Определенно свою роль сыграло и подспудное чувство вины за то, что христиане так дурно отплатили за дар Евангелия. К примеру, историк Еврейского общества, достопочтенный У.Е. Джидни разбирает все упоминания в хрониках Иосифа Аримафейского или одного-двух других апостолов, проповедовавших Евангелие в Британии, и утверждает, что, поскольку первоначальная весть о спасении пришла от «еврейских христиан», Британия из благодарности должна вернуть дар христианства сегодняшним евреям.
На самом деле задача Общества была двоякой. С одной стороны, оно должно было убедить евреев в «абсурдности и нелепости их нынешних заблуждений»(14), а с другой — убедить подозрительных христиан, что евреи, пусть и являются упрямыми людьми с черным сердцем, погрязшими в безнравственности и пребывающими в черством неведении Евангелия, они тем не менее не только достойны спасения, но и играют жизненно важную роль в надежде на спасение самого христианства. К этому апологеты общества пришли благодаря своего рода логическому отрицанию, которое позволяет миссионерской мысли подняться над логикой. Апостол Павел сказал: «В отношении к благовестию, они враги ради вас; а в отношении к избранию, возлюбленные Божии ради отцов»[70]. В основу проповедей евангелистов лег старый забытый факт, что послание Иисуса было адресовано его «сродникам по плоти»(15). В своей проповеди 1818 г. Чарльз Саймон удивил слушателей, напомнив им, что «это еврей сейчас заступается за нас по правую руку Господа»(16). Ради Него следует относиться к евреям как «самому интересному изо всех народов и под Богом величайшему благодетелю всего рода человеческого». Сходным образом на праздновании юбилея Общества в 1858 г. каноник Эдвард Хоур поздравил членов как тех, «кто любит еврейскую нацию, и превыше всего христиан, которые чтят царя иудейского».
На самом деле вовсе не «любовь к еврейской нации», а забота о душах христиан двигала всеми этими добрыми и серьезными людьми. Они хотели лишь принести евреям дар христианства, которого евреи не желали, зато гражданской эмансипации, которой евреи желали, они упорно и стойко сопротивлялись. На протяжении первой половины XIX столетия Билль об эмансипации, позволяющий евреям избираться в парламент без обычной клятвы «истинной верой христианина», дебатировался многократно, пока не был окончательно принят в 1858 г., и всякий раз против него выступал лорд Шефтсбери на том основании, что отказ от клятвы идет вразрез с религиозными принципами. Не евангелисты с их любовью к «древнему народу Божьему» настаивали на статусе полноправных граждан для евреев, а менее благочестивые либералы. Не лорд Шефтсбери, опиравшийся в своих доводах на пророчество о восстановлении Израиля и приходе Мессии, а лорд Маколей, опиравшийся на историю, выступил с красноречивой речью в защиту эмансипации, в которой напоминал, что, когда Британия была «столь же варварской, как Новая Гвинея… у евреев были обнесенные стенами города и дворцы из кедрового дерева, великолепный Храм и школы учености», и если сегодня они ввергнуты в нищету, «не должно ли нам считать это стыдом и позором для нас самих»(17). (В скобках следует добавить, что Шефстбери невозмутимо принял эмансипацию, когда в конечном итоге билль был проведен в обеих палатах, и тут же предложил удостоить титула пэра сэра Мозеса Монтефиоре. «Славный день будет в Палате лордов, — писал он Гладстону, — когда имя этого великого старого иудея войдет в список наследственных законодателей Англии». Палата лордов с такой точкой зрения не согласилась. Лорд Шефтсбери, как всегда, повел себя нетрадиционо.)
Если бы Еврейское общество занималось только обращением евреев в христианство, ему не стоило бы уделять столь много внимания. Историческое значение работе Общества придает как раз жизненно важный связующий фактор — восстановление Израиля. Через год после восшествия на престол королевы Виктории, в 1838 г. наметился некоторый прогресс. В тот год, как мы помним, Сирия (включая Палестину) была ввернута в хаос в результате восстания Мухаммеда Али-паши против султана и последовавшего за тем вмешательства европейских держав. В тот год Британия стала первой европейской державой, назначившей своего консула в Иерусалим. Этот дипломат получил статус лишь вице-консула, но начало было положено. В марте 1838 г. назревавшая турецко-египетская распря начала разрастаться в новый кризис, когда местное арабское восстание против сына и наместника Мухаммеда Али — Ибрагима-паши — подстегнуло султана вооружиться для последней попытки сокрушить непокорного вассала. В помощь султану Палмерстон заключил коммерческий договор с Портой и по настоянию лорда Эшли (этот титул носил тогда Шефтсбери) включил в него условие, что в Иерусалиме будет создано британское консульство. Можно с уверенностью утверждать, что всё, связанное с Иерусалимом, делалось с подачи лорда Эшли и что именно он, по сути, был автором этой идеи, которую рассматривал как первый шаг к своей заветной цели — восстановлению Израиля. Хотя инструкции вице-консулу: «в обязанности ваши как британского вице-консула в Иерусалиме будет входить защита евреев, и вы воспользуетесь первой же возможностью доложить… о нынешнем состоянии еврейского населения Палестины»