Просто нажмите на кнопку GO и телепортируйтесь в любую доступную точку планеты.
GO!
Вы телепортированы в Новую Зеландию. Улица Станли-роуд. Раннее утро. Туман.
Желаем Вам приятного путешествия!
…………………………………………………………………………………………
Глава 22. Любуня и Сатана
– Сатана стоял по правую руку от Иисуса
– А Б?
– Б напротив стоял и запрещал Сатане
– Стоять запрещал?
– Не… просто запрещал!
– ? что запрещал-то?
– Там не написано, написано просто запрещал!
– ну ладно… и что сатана, ушел?
– да вроде нет, остался стоять…
«Видения во время построения Храма»
Книга пророка Захарии. Глава 3
В собратьях и сосестрах по посещению мощей и святых мест Вигнатю напрягало одно: непродвинутость. Убогие какие-то ей спутники попались, вроде и не глупые, не больные, не немощные, а убогие – и всё тут! Заводить разговор о том, что надо срочно спасать мир, спасать молодежь, было бесполезно. Никто напрямую не возражал: ага, спасать надо. Но далее мнения делились. Галина Николавна и примкнувшие к ней глуховатая Надежда и с артритными суставами Дарья Степанна были убеждены, что все в руках Божьих, потому надо спасаться самим, а уж за тобой сами собой спасутся другие, по примеру и с Божьей помощью. Иван-старший, супруг перманентно спящей, но весьма милой, когда не спит, Томы, с Галиной Николавной позволял себе не соглашаться, и настаивал на том, что хотя все в руках Божьих, Сатану никто не отменял, потому спасать от его влияния детишек всенепременно надо, но маленьких, невинных – в первую голову, путем крещения. Причем лучше крестить всех поголовно, прямо в роддомах, перед первой прививкой, независимо от вероисповедания. Сестры Онипко Ивану поддакивали: сразу по рождению – это лучше.
– Помилуйте, Иван, что вы такое говорите? – возмущалась Вигнатя. – Как это «всех поголовно»? А если ребенок – мусульманин или иудей? Родители против будут. И нельзя это, по нашим христианским законам нельзя.
Галина Николавна, знающая православный закон лучше других, однозначно соглашалась:
– Нельзя!
Но Иван не сдавался:
– Нельзя, но ради детей можно. Ведь спасение-то в чем? В крещении. Что ждет на небесах некрещеного? То-то же. А когда все сто процентов населения крещены, то всё, бабоньки, всё! Сатане придется исчезнуть.
Игнорируя возмущающее слух обращение «бабоньки», Вигнатя пыталась вырулить на наболевшее:
– А подростки, которые крещены? Смотрите, сколько их у нас, крещены – да, а ведут себя так, что мама не горюй! Ни норм не соблюдают, ни постов, ничего. В храм не ходят. Библию не читают.
– Вот о чем я и говорю! С младенцев надо начинать! – твердил свое Иван.
– Вера Игнатьевна, а ваши внуки Библию читают? – вопрос Галины Николавны был риторический, потому как о внуках Вигнати уже говорилось не раз: вежливый и внимательный Макс всем понравился мгновенно, и Евгения, хоть и заочно, по фотографиям – тоже.
– Мои – читают, – с достоинством кивнула Вигнатя.
– Ну вот! – победно воскликнула Николавна. – Вот видите. Моя точка зрения оказывается правильной. Спасись сам, и остальные последуют твоему примеру.
– Так я ж не только о своих внуках волнуюсь, я ж вообще… – пыталась возразить Вигнатя, которой приятно было быть примером, но не о том ж речь!
– А вообще всех надо крестить в роддоме! – вставлял Иван-старший. – Поголовно! Вы помните, как язычную Россию крестили? Насильно! Согнали всех к реке – и вперед! А в наше время не до рек-озер, не до роскоши. В роддоме надо крестить – вот вам и весь сказ!
И сестры Онипко опять соглашались. Иван-младший принципиально был с ними в одном направлении ходом мысли, но про себя, про себя, а вслух больше помалкивал. Бесплодная девушка тоже была «за», пусть крестят в роддоме, лишь бы ребеночек, лишь бы было кого крестить, лишь бы с ней случилось чудо, ведь дает же Бог деток даже тем, кто в него не верит, а она верит…
«Нет, ну разве не убогие, а?» – мысленно досадовала Вигнатя.
Любуня, как и младший Иван, тоже больше помалкивала. Она была уверена: Бог – это личное дело каждого, молись ли, постись ли, кайся ли – обсуждать на людях тут нечего. Из-за этого молчания Вера Игнатьевна на нее потихоньку дулась.
По приезде разместились в спортивном зале третий год ремонтируемого Детского Центра. Вигнатя, если и была в шоке, виду не подавала: обещали приличную гостиницу, а тут… А Любуня восприняла происходящее спокойно: в зале так в зале. «От церквы недалеко – и ладно!» – подумала Любуня.
Зал был разделен белыми двухметровыми перегородками с крючками для одежды. Кроватей не было, было что-то вроде… полатей, что ли? Люба не знала, как назвать спальные места: по двенадцать мест, залезать с ног – ну, то есть подушки у стены, в ряд, ноги к проходу. А через метр, вдоль ног – перегородки для одежды. На крайние места можно не залезать, конечно, а так садиться. Но крайние были заняты. Застиранные бурые и серые одеяла стопками лежали на подоконнике и под ним, у холодной батареи, на газетах.
– От благодать, от молодца! Чистенько! – одобрительно осмотрел лежбище Иван-старший. – Устроимся с комфортом!
Вигнатя поджала губы, но ничего не сказала.
– Вот мы годков пять назад на Великорецком были, помнишь, Том? – повернулся он к жене, одновременно устраивая рюкзак под вешалками. – Это было да-а…
– Это да, – согласилась жена.
– А что за Великорецкий? – поинтересовалась Люба.
– Великорецкий крестный ход, – охотно принялся объяснять Иван. – Человек тыща, наверно, шли. Колонной. Сто пятьдесят кэ-мэ пешком.
– Ско-олько?
– Сто пятьдесят, даже побольше будет.
– Побольше! – опять согласилась Тома и неожиданно засветилась, засмеялась: – Три с половиной марафона!
– Крестные ходы нехорошо марафонами мерить! – заметила Вигнатя.
Но то ли заметила она слишком тихо, то ли Тома рассмеялась слишком задорно, – факт, что никто не среагировал. И Иван продолжил:
– Три марафона пройти – дело нехитрое. Не пробежать же! Справились. Но как спали – это, конечно, да! Людей впрямь тыща. Мест нет, в туалет сходить – очередь. За водой тоже. Ну и пока в итоге спать уляжешься, ночь. А в три вставать, подъем.
– Господь кого любит, того проверяет, – вставила копошащаяся в сумке Галина Николавна.
– Спутница у нас боевая была, Ирина, – вспомнила Тома. – Одна раньше всех вспорхнет, в два утра уже на ногах, да потихоньку, чтоб никого не потревожить, все приготовит, молитву прочтет…
Бесплодная девушка прилегла на второе место у окна, вытянув руки к подушке. Вигнатя, не позволившая себе присесть, посмотрела на нее с неодобрением. Из-за перегородки в гости заглянули две девочки в одинаковых синих платках. Глуховатая Надежда угостила их карамельками.
– А завтра нам когда вставать, в три? – спросила Дарья Степановна, тяжело опускаясь на матрац и вытягивая толстые ноги.
Из-под коричневой Дарьиной юбки торчали синие спортивные штаны с начесом. Колени под начесом были обмотаны какими-то шерстяными тряпками. Вигнатя видела, как Дарья утром колдовала с этими тряпками, пропитывая их мазью цвета детской неожиданности. К счастью, мазь хоть не пахла.
– Не, завтра спим-высыпаемся! – объявила Галина. – В шесть-тридцать на службу. Служат утреню и Божественную литургию. А вот послезавтра…
Любуня не стала слушать, что послезавтра, ей приспичило. Отсутствовала она долго: наверно в дороге что повредило, а может, просквозило кишечник в поезде…
Когда Любуня вернулась, в зале никого не было. Нет, за перегородкой люди были, но чужие, и мало: тетка с двумя малолетками, один из которых совсем грудничок, в коляске, потом девушка с отсутствующим взглядом, потом старуха какая-то в дальнем углу… Хоккейные переносные ворота, в количестве почему-то трех штук, были сдвинуты в угол, к пирамиде из больших пластиковых кубов. На кубах лежали вещи, а в воротах спали еще дети, мальчик и девочка. Любуня мельком отметила, что «хоккейные» дети одеты довольно ярко, во все новое, и спят на надувной постели, тоже новой. Теткины же малолетки больше походили на маленьких оборвышей.
Выяснилось, что все ушли в храм. «Могла бы и сама догадаться!» – подумала Люба и тоже пошла в храм по дороге, в сторону которой махнула рукой тетка, убаюкивающая дитенка. Но на полпути Любе опять приспичило. Пришлось вернуться.
Активированный уголь у Любуни был свой, а «Смекта» лежала в вещах Вигнати. Точно лежала, должна была лежать. Однако среди лекарств заветного средства не оказалось. Любуня вздохнула и собралась уж обратиться за помощью к застенной тетке, как тут в бордовой вместительной Вигнатиной косметичке требовательно и знакомо затренькало. Это было странно: чтобы подозрительная и педантичная хозяйка вот так бросила свой телефон? Люба открыла косметичку. Звонили дети из Америки. Люба решила ответить.
…Вигнатя появилась в зале бесшумно. Домработница и по совместительству подруга стояла к ней спиной и не видела, как у старушки Богачевой медленно вытягивается и белеет лицо и начинают трястись тонкие пальцы. Любуня окончила разговор и повернулась.
– Воровка! – прошептала Вигнатя. – Воровка и предательница!
– Вы что? Да я же не… Я ж за лекарством…
– За лекарством? – задохнулась от ярости Вера Игнатьевна. – Звонить в Америку и докладывать о том, что я свихнулась, это называется «за лекарством»?
Любуня поняла, что Вигнатя слышала если не весь разговор, то значительную его часть, поскольку вопрос детей о том, адекватна мать или «совсем уже свихнулась», был в самом начале беседы.
– Но я ж ничего такого! – отчаянно залепетала Люба. – Вы что, я же совсем наоборот!
– Я вижу! Ох… – Вигнатя схватилась за сердце, но Люба этого не заметила, как раз в этот момент она закрыла широкими белыми ладонями наполнившиеся обидой глаза.
– Дойти до того, чтобы вытянуть у меня из кармана телефон, потом рыться в моей сумке и звонить по моему мобильнику сыну!