Заметив, как лицо Коли ко всему прочему приобретает ещё и виноватый вид, я слегка смягчился:
– Да ладно, Мастер, к нам это не относится, это так, отголоски прошлых размышлений. А ты у нас вообще человек-кремень, да и все мы после перенесённых испытаний стали такими же. Что же касается нашей работы в рубке, то можешь поздравить – трап вниз мы откопали и даже успели туда спуститься. Последствия этого дела ты сам видел, женская психика такой картины воспринять не может; обстановка возле кают, как в морге – так же холодно и кругом замороженные трупы лежат. Поэтому сейчас минут десять погреемся и вчетвером пойдём обследовать внутренности корабля. Нужно будет провести освещение и немного там прибраться – избавиться от трупов, хотя бы что касается самых видных мест, не стоит больше испытывать на прочность женскую психику. Думаю, до конца смены нашей бригады мы всё там разведаем, и когда проснутся остальные мужики, уже все вместе обговорим, что делать дальше.
Внимательно выслушав меня, Коля встрепенулся и уже с активно проявляющимся нетерпением в голосе воскликнул:
– А что тогда мы тут стоим, лясы точим! Вы тогда с Ханом идите, грейтесь, а мы с Максимом пойдём, достанем удлинители и займёмся установкой освещения.
Он на секунду замолчал и спросил:
– Слушай, а может быть, принести туда ещё один маленький бензогенератор?
– А что, дельная мысль! Можно даже, для большей мобильности, захватить туда оба мини-генератора. И тогда ещё, на всякий случай, прихватите канистру с бензином и тепловую пушку – там холодно как в могиле, – и, повернувшись к Максиму, я продолжил: – А ты, Макс, не пугайся, там возле трапа ещё лежит один неубранный труп, ну и в каютах тоже, не без этого. Но вы туда пока не ходите, займитесь лучше до нашего прихода освещением. Мы с Флюром подойдём минут через пятнадцать.
Максим обиженно надулся, потом хмыкнул и сказал:
– Да я этих мертвяков навидался – выше крыши, подумаешь, замороженные куски мяса, – потом ещё раз хмыкнул, повернулся, и они с Николаем направились доставать удлинители и другое оборудование. Ну а мы с Флюром, уже порядком замёрзшие, направились в наш кунг отогреваться.
Ребята из первой смены ещё спали. Чтобы им не мешать, мы зажгли только одну маленькую лампочку у входа, потихоньку разделись и уселись за стол, к ещё горячему электрическому самовару. Так, за чаем, практически не разговаривая, просидели минут десять. Когда наши усталые организмы уже полностью отогрелись, мы встали, оделись и пошли продолжать обследование корабля.
По пути из прицепных саней достали и прихватили с собой дизельную печку. Еле спустившись с ней по узкому трапу, мы наконец попали в центральный коридор. Там было уже светло, на том месте, где раньше лежал замороженный труп, стоял Коля. Увидев нас, он стал самодовольно и глупо лыбиться, при этом усиленно запыхтел трубкой. Дым из неё повалил, как из паровоза, а вкусный запах табака, как мне казалось, распространился по всему кораблю. От желания сделать из неё пару затяжек у меня просто образовался ком в горле. Сглотнув, я немного осипшим от желания покурить голосом спросил:
– Мастер, где же ты раздобыл такую роскошь? Не трави душу, дай дёрнуть хоть пару раз, а то сейчас сердце лопнет.
Он, усмехаясь, протянул мне трубку:
– Где, где, места надо знать! Это вы, дилетанты, затащили труп в первую попавшуюся дверь и даже не посмотрели, что там находится. А там, между прочим, капитанская каюта и сейф в ней имеется. А в сейфе, вы знаете, что я нашёл? – И он вытащил из кармана тулупа уже начатую бутылку французского коньяка и передал её Флюру. Тот, ни слова не говоря, не церемонясь, сразу же вытащил пробку, сделал из бутылки несколько глотков. Потом, передав её мне, выхватил из моих рук трубку и с блаженным выражением лица начал курить. Обижаться, глядя на это горящее счастьем лицо, было невозможно, и я, чуть не уронив драгоценную бутылку, засмеялся и только смог произнести:
– Ну Хан, ты даёшь! А как же остальные? Он, удовлетворённо щурясь, передал мне обратно трубку и бархатным голосом ответил:
– Ха, остальные! Да в этом батле всем по нескольку глотков хватит, а мне больше и не надо. Зато сейчас, на крыльях этой эйфории, я готов прошерстить всю эту посудину и, клянусь Аллахом, обязательно найду все их заначки. Первым делом проникну в трюм и узнаю, что они всё-таки перевозили.
В это время я почувствовал, как рука Коли выдернула у меня трубку, и он демонстративно медленно начал затягиваться. Мне ничего не оставалось, как сделать несколько глотков из оставшейся у меня в руке бутылки. Когда я затыкал бутылку пробкой, раздался насмешливый голос Николая, он, слегка растягивая фразы, произнёс:
– Хан, ты, как обычно, в своём репертуаре; вместо того чтобы немного подумать и спросить совета у старшего товарища, с наскока хочешь куда-то бежать и что-то искать. Так вот, как такой старший товарищ, хочу тебе сказать, я уже знаю, что находится в трюме этой, как ты выразился, посудины. И знаешь, почему? Потому что я сначала думаю, а потом действую. Здесь, рядом с капитанской каютой, в капитанском сейфе наверняка лежит вся документация по поводу перевозимого груза. А ты, выпив коньяк из этого сейфа, даже не поинтересовался, а были ли там какие-нибудь документы.
Прервав его пространные рассуждения, я, хлопнув Колю по плечу, коротко спросил:
– Мастер, что ты опять выёживаешься? Лучше расскажи, что там, в трюме? Будь проще…
Коля посмотрел на меня сквозь дымное табачное облако и продолжил:
– А тебе, Батя, всю голову забил табак, и ты под воздействием своих низменных желаний тоже прекратил логично мыслить. Но не бойтесь, с вами Мастер – мимо него не проскочит ни байта новой информации, он своим великим мозгом компенсирует вашу тупость, – и Николай захихикал, а потом, слегка покашливая от табачного дыма, закончил: – Так уж и быть, друзья мои, я вам открою тайну, доступную только великим интеллектуалам – это судно перевозит зерно. Да, да, Хан, не делай такие глаза – самое обычное обмолоченное зерно. Его, наверное, перевозили, чтобы подкормить наших среднеазиатских братьев.
Вдруг Флюр встрепенулся, выпучил глаза и продекламировал:
– Мне нужен мозг… Я выбрал вас! Ха-ха-ха! До скорой встречи… – После чего он очень довольный собой залился смехом. Не удержавшись, мы с Колей тоже засмеялись, услышав этот детский стишок, совершенно не связанный с нашей ситуацией. Когда мы так стояли и глупо смеялись, из коридора появился Максим, он торжественно нёс несколько консервных банок. Подойдя к нам и уже тоже постепенно заражаясь беспричинным весельем, он успел спросить:
– Можно я открою вот эту банку, уж очень хочется попробовать персиковый компот. Вкусно, наверное, я уже и забыл, какие они на вкус, персики. А я нашёл помещение кают-компании и камбуза, там довольно много железных банок с разными компотами, да и других продуктов тоже.
Он протянул мне одну из банок, она была довольно сильно деформирована, но жесть не была прорвана внутренним льдом, и как показывал наш предыдущий опыт, содержание таких банок вполне годилось в пищу. Я повертел банку со всех сторон, внимательно ее разглядывая, и ответил:
– Знаешь, Макс, ты бы поберёг свои зубы, да и горло тоже. Разве можно при таком холоде грызть эти ледышки. Ты лучше сейчас отнеси эти банки в кунг, на разморозку, как закончится наша смена, они, наверное, оттают, вот тогда и ты попробуешь, да и все остальные к этому процессу, я думаю, с удовольствием присоединятся.
В это время Флюр, услышав про камбуз и запасы продуктов, прекратил смеяться и очень деловым тоном заявил:
– Ну ладно, хватит мне тут с вами развлекаться, пора и делом заняться. Пойду-ка я, окину опытным взглядом, что там творится в кают-компании и камбузе. А то Макс выискивал там одну сладкую чушь, а действительно нужные вещи для нашего праздничного сегодняшнего обеда наверняка пропустил.
Он уже сделал шаг в сторону камбуза, когда я схватил его за рукав тулупа и спросил:
– Хан, куда ты так спешишь? Какой, к чёрту, праздничный обед? Праздновать пока ещё нечего. Самое главное – топливо мы так и не обнаружили.
Он, приостановившись, повернулся ко мне и ответил:
– Батя, веришь, мой внутренний голос говорит – нужно хорошо надраться и тогда всё будет тип-топ. Надо сбросить то дикое напряжение, в котором мы все сейчас находимся, а то, если сейчас не найдём солярку – можем сорваться. А нам, сам понимаешь, по-любому, нужно ещё пересекать Каспийское море.
Я его отпустил, на секунду задумался и сказал:
– Ну что же, если внутренний голос, против этого не поспоришь. Может быть, ты и прав, я тоже чувствую, что работаю из последних сил. Ладно, иди, как наберёшь продуктов, сразу относи их в кунг на отогрев. Ну а мы тогда займёмся окончательной установкой освещения и отопления, а то тут холоднее, чем снаружи.
Тут в разговор встрял Коля:
– А что, праздничный обед – это класс! Я предлагаю зарядить сейчас наших дам, чтобы они всё приготовили до побудки первой бригады. А подъём им устроить под фанфары, с поднесением рюмочки с коньяком прямо в постель. Нужно ещё попросить Галю, чтобы всё это она засняла на видеокамеру. Только я боюсь за интендантскую психику Володи, он со сна может подумать, что разбомбили его запасы.
Усмехаясь, я ответил:
– Не боись, Флюр хитрый, он наберёт на этот обед тех продуктов, которых у нас нет. А ты лучше не отвлекайся, нам с тобой ещё нужно много сделать, чтобы отработать этот праздник живота. А Хан с этим вопросом сам справится и женщин тоже подключит, не беспокойся. А насчёт побудки первой бригады под фанфары, это ты хорошо придумал. Флюр – намотай себе на ус!
После этого разговора мы занялись установкой освещения, минут через пять к нам присоединился и Максим. Установив освещение на этом уровне и уровне, находящемся ниже, мы, наконец, подошли к железной двери, ведущей в машинное отделение. Эта дверь была сделана из толстого железа, по образу водонепроницаемых люков между отсеками в подводной лодке. Как ни пытались её открыть, ничего не получалось, по-видимому, от удара судна о землю её перекосило. Когда мы стояли перед нею, беспомощно куря, подошел Флюр, оказывается, оставалось двадцать минут до окончания нашей смены. Флюр внимательно осмотрел эту дверь, потом хмыкнул и произнёс: