деялись за ночь без приключений преодолеть эти пресловутые двести километров, а потом, как думали, нам уже не грозило никакое преследование. В связи с этими перестановками, грузовым «Уралом» поставили управлять Сергея с Викой и Наташей. В мужском кунге, который превратился теперь в передвижной госпиталь, остались две новые девушки и Надя, которая следила за состоянием раненого. Остальное всё оставили без изменений.
Так как мы с Флюром выехали последними, то вражеский «Урал» поджигал именно он. Хан предварительно облил машину тем пойлом, которое мы нашли в будке (по-видимому, дрянной самогон, настоянный на каких-то грибах – например, я чуть не сблевал, понюхав эти помои), затем бросил на «Урал» зажженную тряпку; мгновенно поднялся огненный факел, а потом повалил едкий чёрный дым. Вот так, сопровождаемые этой дымовой завесой, мы и тронулись догонять нашу колонну. Кстати, было обговорено – в дороге сохранять полное радиомолчание, его можно было нарушить только один раз, словом «воздух».
Движение наш караван начал в десятом часу вечера, когда стало уже совсем темно. Хоть я и любил ночную езду, но сейчас управлять вездеходом было немного непривычно – из фар вырывались только узкие полоски света, верхний прожектор был потушен. Для того чтобы мы были менее заметны ночью, пришлось устанавливать накладки на фары. Хорошо, что они у нас были – техника всё-таки военная и изначально была укомплектована подобными приспособлениями, которые ранее за ненадобностью Коля с неё снял и уложил в инструментальные ящики. Для того чтобы снабдить светомаскировочными насадками бензовоз, я демонтировал их с подбитого «Урала», а Коля приспособил на фары нашего «Исузу».
Когда я уселся на водительское кресло, несмотря на усталость от этого сумасшедшего дня, почувствовал себя очень комфортно – можно сказать, как в родном, тёплом салоне моей старой машины, где до боли всё знакомо, и ты делаешь все нужные движения на автомате. Четыре часа до пересменки прошли совершенно незаметно – движение было монотонное, Флюр спал и не приставал ко мне с обычными своими приколами. Единственной сложностью было – не въехать в красные фонари впередиидущего вездехода. Но за время нашего путешествия все так свыклись с движением в колонне, что расстояние в десять метров между вездеходами удерживали уже на автомате.
Четырёхчасовой пересменок прошёл очень спокойно, без привычных приколов и шуточек. Все были серьёзны и сосредоточены, так же по-деловому мы тронулись дальше. Я уселся на пассажирское кресло и сразу же провалился в сон. По моему внутреннему времени прошло буквально мгновение, а меня уже начали трясти. Открыв глаза, я первым делом глянул в свой хронометр – после моего отключения прошло чуть больше полутора часов.
– Хан, что случилось? – спросил я.
– Подъём, Батя, впереди у Сани какая-то проблема, – ответил мой напарник, – он по рации требует общего сбора.
Пока я собирался, Флюр, отключив двигатель, выскользнул из кабины «газона» и покатил на лыжах в сторону головного вездехода. Через минуту и я, наскоро протерев лицо холодным снегом, направился за ним.
Добравшись до начала колонны, увидел следующую картину. ТТМ кособоко стоял на небольшом спуске, правой стороной зарывшись в снег. Из-под него торчала змея гусеницы, частично придавленная траком прицепа. Вокруг суетились все наши ребята, а Валера уже успел установить два прожектора, которые всё и освещали. Особой тревоги из-за случившегося я не ощутил. У нас до этого уже случались подобные коллизии. Иногда бывало, что ломались пальцы между звеньями гусеницы. Поэтому, испытывая только досаду за эту совершенно нам не нужную задержку, я принялся за работу, которая уже шла по отработанной схеме. Теперешняя ситуация осложнялась только тем, что вездеход стоял на спуске, и часть гусеницы была придавлена модульным прицепом ТТМа, пришлось доставать деревянные щиты и домкраты. По поводу этой поломки Николай, который уже всё обследовал, высказал предположение:
– Похоже, в гусеницу попал осколок или несколько пуль, повредив палец, который и так держался практически на честном слове. Батя просто счастливчик, повезло, что гусеница не слезла в тот момент, когда его преследовали БМПушки. Наверное, ангелу-хранителю очень не хотелось сопровождать его, когда он попадёт в мясорубку пищеблока. А если серьёзно, окончательно крепёжный палец оторвало после столкновения с ледяной глыбой, ведь ими усеян весь этот спуск; похоже – мы на самом берегу Азовского моря. Наверное, уровень воды немного понизился, а лёд продолжал образовываться, вот и получились такие торосы.
Все внимательно выслушали его предположения, приняли к сведению, но обсуждать ничего не стали и продолжили работу; все понимали, что в данной ситуации нельзя тратить драгоценное время на бессмысленные споры по выяснению причин поломки. В самый разгар этого остервенелого трудового подвига, появилась новая девушка (кажется, её звали Марина), вся бледная и заплаканная. Хлюпая носом, она выкрикнула с надрывом:
– Умер! Паша умер! – И разрыдалась на плече Михаила. Все приостановили работу, помолчали несколько секунд, потом, не сговариваясь, достали фляжки с эликсиром и, делясь с теми, у кого этого напитка не осталось, сделали по глотку «за упокой души Паши».
Я проговорил:
– Жалко, что не удалось мужику пожить свободным, но он всё равно ушёл счастливым, выполнив своё последнее желание – «утащить с собой в могилу хотя бы двух быков», а мы ему помогли перевыполнить предсмертную рабочую норму. Думаю, на небе учтут это и простят его грехи, ведь он отправил в ад целое скопище материала для того, чтобы дьявольские котлы не простаивали.
После недолгого обсуждения было решено, что я с Дохтуром и двумя нашими новыми товарищами пойду хоронить Павла, а остальные в это время продолжат восстановительные работы.
Похоронили мы Павла совсем недалеко, рядом с мужским кунгом. На этих похоронах присутствовали только женщины. Мы вырубили в снегу яму глубиной два метра и уложили в эту могилу Павла, завёрнутого в ту же простыню, на которой он лежал. Над могилой я установил крест, сделанный прямо из его лыж, просто воткнув его в снежный холмик. На сердце было тяжело, несмотря на то что знал этого человека менее суток; я представлял, каково было состояние бывших бурлаков, ведь они таскали бок о бок с ним тяжеленные грузы не один год, в кошмарных погодных условиях, где без взаимной поддержки не выжил бы никто. Но ни один из его товарищей за время этих похорон не выдавил ни одной слезинки, наоборот – их лица приобрели более жесткое, суровое выражение. Прямо сказать, на эти, теперь уже побритые, лица было страшно глянуть; если раньше бороды как-то скрывали крайнее истощение людей, то сейчас это были обтянутые кожей черепа, на которых живыми были только глаза, сверкающие неудовлетворённой жаждой мщения. К тому же у каждого кожа в том месте, где раньше росла борода, была нездорово желтой, а на лбу и у глаз воспалённо красной, с проплешинами от обморожения. Одним словом – жуть, готовые персонажи для фильма ужасов.
Печальная процедура заняла у нас чуть больше получаса. Мы очень спешили, и по мере просветления неба атмосфера тревоги, изначально присутствующая уже в начале похорон, быстро нарастала. Поэтому после того как установил крест, все, включая женщин, захотели пойти на помощь ребятам, ремонтирующим ТТМ, но я остановил этот общий порыв:
– Милые дамы, вы там будете только мешать, создавая излишнюю толкучку и нервозность. Лучше ступайте в кунги и оттуда наблюдайте за окружающей местностью, а особенно за небом. Бинокли там есть, а в камерах имеются и функции ночного видения, к тому же находясь в кунгах, вы будете выше всех на этой местности. И ещё просьба – нужно дать возможность отдохнуть нашим женщинам-водителям, после этого аврала именно на них ляжет основная обязанность управлять вездеходами.
После моих слов, без особых споров, дамы разошлись по кунгам, а мы направились на помощь нашим ребятам.
Установка гусеницы на ТТМ заняла у нас в общей сложности более трёх часов. На улице совсем посветлело, время было уже около семи часов утра. После этих авральных работ все были буквально измочалены. Несмотря на это, когда мы уже собирались расходиться по кабинам вездеходов, чтобы двигаться дальше, Игорь в категоричной форме потребовал, чтобы все собрались в мужском кунге. Народ был уже настолько уставшим, что без всяких возражений, совершенно равнодушно начал подниматься в мужской кунг. Там Дохтур заставил оголиться по пояс и сделал каждому по инъекции из колбы, вывезенной когда-то из лаборатории Гали, при этом он приговаривал:
– Ну вот, теперь через минут двадцать почувствуете себя, как будто только что родились; будет лёгкость во всём теле, чувствительность и реакция улучшится вдвое, усталость пропадёт вовсе, ощущение будет такое, что вы уже проспали минуточек шестьсот, и теперь у вас море энергии. Это я вам истину говорю – сам испытал данный продукт из Галиной лаборатории. По сравнению с таким уколом действие моего эликсира – детский лепет. Единственный минус этого средства – через шесть часов наступит откат и будет довольно-таки хреново, но на этот случай у меня остался запасец эликсира, он вернёт вам нынешнее состояние.
Я был последним в очереди на укол, к тому же устал, пожалуй, меньше всех. На похоронах, самое трудоёмкое, что я сделал – сколотил крест, поэтому сейчас стоял и логично рассуждал. По моим расчётам, мы удалились с места нашего боестолкновения более чем на 120 километров, и теперь, чтобы попасть на территорию Донбасского Директората, нам нужно было проехать менее восьмидесяти. Исходя из всей полученной информации, там уже можно было не опасаться преследования силами Секретариата, то есть – от спасения нас отделяло не более трёх часов неспешного движения, поэтому решение Игоря прибегнуть к этому средству меня более чем устраивало, а предстоящий через шесть часов откат совершенно не пугал. Через эти шесть часов мы вполне можем устроить стоянку и на ней отсыпаться хоть десять часов. Поэтому я послушно протянул руку для инъекции, а после укола пошутил: