– Всё, лафа кончилась! Космический холод приближается! Печку теперь придётся топить углем. С экономным режимом надо заканчивать, чаще подкладывайте топливо.
В середине февраля температура опустилась до –97 градусов по Цельсию и держалась, практически не поднимаясь, примерно две недели. Немного теплее стало только после 8 марта. Как раз после того как мы поздравили наших женщин и устроили праздничный ужин. Выше минус шестидесяти градусов температура поднялась только в апреле. В мае температура первый раз повысилась, достигнув сорока градусов, и небо днём уже слегка серело, по крайней мере, можно было без фонаря разглядеть что-либо на улице. Я с напряжением следил за убыванием наших топливных запасов, ещё одна такая зима, и мы вымерзнем как мамонты. Все знали, какой расход топлива был у нас, особенно в феврале, и прекрасно помнили прогнозы из интернета о возможном похолодании до ста и даже до ста пятидесяти градусов, поэтому стали меня спрашивать, когда займёмся заготовкой топлива. Пришлось собрать народ и объявить:
– Такие вот дела, ребята, – если не хотим вымереть как мамонты, придётся помучиться и слегка помёрзнуть. Делать нечего, ведь топливо нам просто жизненно необходимо. Поэтому, независимо от того, какая установится температура, с первого июля разделяемся на две бригады. Одна будет на снегоходах перевозить торфяные брикеты, запасы которых обнаружили мы с Сашей, вторая заготавливать дрова в ближайшем лесу.
В конце мая у нас неожиданно прекратилась подача электричества; мы как раз сидели, ужинали, когда свет начал мигать. Я вышел посмотреть на ветряк – всё было нормально, лопасти вертелись. После первых морганий освещение вроде бы пришло в норму, но потом, где-то через полчаса, погасло окончательно. Наш главный электрик Валера вынес вердикт:
– Ну вот, писец! Наверное, истёрлись графитовые щётки, придётся лезть менять, – и молча стал надевать тёплую одежду.
Пока Валера одевался, мы по его указаниям собрали все материалы и инструменты, необходимые для проведения технического обслуживания генератора. В наплечную сумку положили также два фонарика. Я пошёл сопровождать мастера, освещая мощным фонарём ступеньки к площадке генератора. Замену щёток и техобслуживание генератора он проводил примерно минут пятьдесят.
Когда Валера слез с вышки ветряка, первым делом стал усиленно растирать ладони, сняв варежки и оставшись в одних тонких перчатках. Мы быстро прошли в дом, убедились, что подача электричества возобновилась, и потом в срочном порядке обеспечили замерзшему бедолаге сто граммов коньяка и два внеочередных бутерброда с икрой. Мгновенно заглотнув всё это, он блаженно развалился на стуле и промолвил:
– Кайф! Да за такую выпивку и закусь я готов хоть каждый день лазить на вышку, просиживая там по часу на холоде и ветру.
Отключение электричества нас порядком напугало, показав, насколько мы беззащитны, и любой срыв в обеспечении чем-либо может легко привести к самым трагическим для нас последствиям. И никто на помощь не придёт. Мы совсем одни, с нами только наша воля, которая велит скрупулезно выполнять запланированные работы, без всяких сантиментов и переживаний по поводу гибели привычного мира, а ещё постоянный контроль над собой, чтобы не сорваться – только это даёт нам шанс остаться в живых и выкарабкаться из этой передряги.
Слава богу, больше никаких срывов в работе техники и оборудования не происходило. В конце мая прекратили топить печь, электрическое отопление начало справляться с поддержанием требуемой температуры. По моим подсчётам, мы истопили за зиму примерно половину всего угля. Многие наводили панику, что топлива на следующую зиму не хватит (ведь дров уже нет), забывая о запасе угля в мешках, к которому мы ещё даже не прикасались, он так и лежал в гараже. Тем не менее я считал, что этим летом нам нужно обязательно вывезти все торфяные брикеты, кроме того, попытаться найти дополнительно запасы топлива.
Температура в июне иногда поднималась выше –30 градусов, однако в основном уверенно держалась ниже –28 по Цельсию. Небо посветлело, но даже 22 июня, в самый долгий день в году, было относительно светло только на протяжении шести часов. В июне мы начали выходить на улицу и заготавливать дрова в лесу. Все мужчины разделились на две бригады: рубщиков и перевозчиков дров. В конце июня, первый раз после катастрофы, достали снегоходы, испытав их проходимость по уже слежавшемуся снежному покрову. Слой снега достигал толщины четырёх метров. Потом, вчетвером, мы доехали до запасов торфяных брикетов и начали откапывать сарай, где они лежали. Во время поездки внимательно всё рассматривали, но тщетно, на снегу не было никаких следов – ни животных, ни техники, ни лыж. Всё как будто вымерло, стояла абсолютная тишина, изредка нарушаемая треском ломающихся веток с деревьев.
Ориентироваться в окружающей местности стало очень трудно, мы делали это только по столбам линий электропередач и ровным снежным полосам над бывшими автомобильными дорогами. Попробовали включать системы навигации – GPS и «Глонасс», но сигналы со спутников не проходили, и даже навигатор, купленный в Туле у прапорщика, который был разработан специально для военных, не действовал, хотя это был весьма навороченный аппарат, предназначенный для связи с системой «Глонасс». Тогда прапорщик уверял нас, что это экспериментальное оборудование, и оно работает лучше и гораздо надёжнее, чем ширпотребовские навигаторы GPS. Но тяжёлые свинцовые облака не пропускали никаких сигналов, радио тоже молчало.
За июнь мы заготовили около пятнадцати кубометров дров, сложив всё в сарае на первом этаже. Второго июля, вчетвером, на двух снегоходах поехали, чтобы приступить к перевозке торфяных брикетов. Лодку и большие сани прицепили к снегоходам буксировочными автомобильными тросами. Следы, которые мы оставили, когда в июне проводили разведку, уже давно занесло снегом. Снег шёл очень часто, уровень снежной поверхности уже начал приближаться к окнам на втором этаже дома, а это значило, что снегу навалило, начиная с прошлой осени, около пяти метров.
Подъехав к сараю с торфяными брикетами, мы часа три откапывали его и делали подъезд, и это несмотря на то, что в июне мы практически откопали вход в сарай. На первый раз решили сделать пробную ездку, загрузив на наши прицепы килограммов по сто пятьдесят брикетов. Снегоходы прекрасно тянули такой груз, даже с пассажиром на борту. На следующий день решили ездить уже без пассажиров и нагружать по триста килограммов. Мы были намерены в день делать хотя бы по пять ездок; двое станут возить, остальные двое, после загрузки саней, будут ожидать их, отогреваясь возле печки-буржуйки, которую нашли в домике конторы этого цеха. Там было ещё много бумаги – упаковок двадцать, а также несколько мешков соды, всё это тоже решили забрать.
Температура в июле держалась около –20 градусов, но ни разу не поднималась выше –15. Мы уже привыкли к холоду, и температура в –20 градусов уже казалась вполне комфортной. Ещё в конце июня попробовали горячим воздухом разморозить сток канализации; дули туда из тепловой пушки десять дней круглосуточно и всё-таки отогрели. Теперь у нас пошла вообще райская жизнь – с горячим душем и нормальным туалетом. Единственное, что напрягало, однообразное питание. Но, несмотря на это, никто не болел, все чувствовали себя прекрасно.
Особенно настроение у народа поднялось, и появилась надежда, что мы выдержим, и всё образуется, когда начали завозить торфяные брикеты. Все радовались такому количеству топлива. За июль вывезли все брикеты, получилось более двадцати тонн. Я подсчитал, что только брикетов нам хватит, если зима будет такой же, на целый год. А с учётом имеющегося угля и дров мы и два года можем не думать о топливе.
После вывоза последней партии топлива Саша предложил:
– Что мы сидим тут, как мыши! Мужики мы или как! Нужно доехать до моста через Оку, посмотреть на общую обстановку, и вообще стоит проверить трассу и железную дорогу – ведутся ли по ним перевозки и имеются ли где-нибудь следы жизнедеятельности человека. Может быть, стоит доехать и до Серпухова, ну, по крайней мере, оглядеть его через бинокль. Непосредственно в город, конечно, соваться опасно, уж слишком ценная добыча наши снегоходы.
После долгого обсуждения всё-таки решили подготовиться и третьего августа отправить в разведку к мостам на Оке трёх человек – Сашу, Флюра и меня. Втроём, на двух снегоходах, решили ехать на всякий случай, вдруг один из них откажет или повредится, тогда другой троих нас потянет, а четверых – вряд ли. Поездка вдвоём представляла большую опасность, вдруг встретятся мародеры или какие бандиты покруче, а так – у одного из нас всегда будут свободные руки, и он сможет сразу стрелять. И, вообще, втроём легче отбиться, а если ранят кого, можно будет уехать на двух снегоходах. Третьего августа, подготовив снегоходы и взяв оружие, мы отправились в дальнюю разведку. К одному снегоходу прицепили сани, куда сложили лыжи, спальные мешки, запасную канистру с бензином, термос с горячим чаем, воду и еду, а также переносную бензиновую плитку. С собой мы также захватили цифровую видеокамеру, бинокли, прибор ночного видения, радиостанции.
Выехали в десять часов утра, как только небо начало светлеть. В первую очередь решили направиться к автомобильным мостам через реку Оку, по пути осматривать, нет ли где следов пребывания человека. Потом, по льду реки, подъехать к железнодорожному мосту, посмотреть, каково состояние железной дороги, чистят ли её, затем попробовать добраться до Серпухова, но в город не заезжать, а посмотреть издали в бинокли – есть ли там люди. При обнаружении людей, сразу с ними в контакт не вступать – просто изучить, чем они занимаются, и сразу возвращаться обратно.
Температура воздуха была –19, снега не было. До Симферопольского шоссе добрались за 25 минут. Никаких следов, как на шоссе, так и на Пущинской дороге, не было, везде лежал нетронутый, первозданный снег. Мы доехали до моста через Оку и оттуда в бинокль осмотрели всю округу – к всеобщему сожалению, железнодорожный мост так и не был отремонтирован.