Брат Малуши нехотя сказал:
— Ладно, я попробую... Пусть она готовится: вместе пойдём на праздник. Будет паинькой — ворочусь домой.
Радостный черниговец хлопнул в ладони:
— Молодец, зятёк! Милые бранятся — только тешатся. Побегу скажу Несмеяне: то-то будет рада, лучшие наряды наденет, кичку расписную, рясны, гривны, обручи и перстни. В грязь лицом не ударит перед народом. Дай тебя поцелую, добрый.
Тесть и зять по-родному облобызались. После ухода Претича сын древлянского князя Мала вытер щёку, сплюнул на пол и проговорил, к самому себе адресуясь:
— Потерплю чуток. Посажу Владимира на стол — буду поступать, как душе угодно... Несмеяна — что ж? Сына мне родит — всё тогда прощу.
...Между тем приготовления к свадьбе шли уже полным ходом. Весь обряд венчания полагалось совершить до полудня: «чтоб семья в гору шла». Выбранные заранее девушки из боярских семей были назначены дружками невесты. Встретив Анастасию после церкви, повели для омовения в баню. Там её раздели и натёрли золой (мыла ещё не знали), тёплой и холодной водой облили, причитая при этом:
— Мылася — испугалася, чисто вся растерялася... Потеряешь ты, молода, да из косы алу ленточку, да свою дивью ту красу-красоточку...
А в предбаннике уже ждала тётка Ратша, исполнявшая обязанности свахи. Усадив Анастасию на лавку, расчесала ей волосы, заплела в косу красную шёлковую ленту. Дружки облачили невесту в белую рубашку, а затем подошли с понёвой — юбкой — и, раскрыв её, стали голосить:
— Вскочи, милая, вскочи, славная!
Ратша объяснила гречанке, что таков обычай: прыгнуть в понёву — значит удачно «выскочить замуж». Девочка справилась с этим благополучно: влезла босыми ногами на скамью и скакнула. Дружки затем надели на неё мягкие чувяки, вышитую безрукавку и красивый кожаный пояс. Ратша навела марафет: насурьмила девочке брови, нарумянила щёки. Шею ей украсили ожерельем из янтаря. К поясу привесили амулеты: колокольчики и кусочки шерсти. Рукава у рубашки закрепили дорогими браслетами. Голову покрыли шёлковым платком.
Параллельно шли приготовления ложа: простыней застелили двадцать семь ржаных снопов, а под потолком развесили шкурки сорока соболей. Всю одрину Жеривол окропил из чары заговорённой священной водой. Произнёс молитвы.
Наконец составили брачный поезд — несколько колясок с запряжёнными в них белыми конями. В гривы и хвосты коней были вплетены разноцветные ленты, а коляски убраны яркими коврами.
Ярополка вывел Добрыня — оба в дорогих парчовых нарядах, вышитых рубахах, гривнах и браслетах. Поклонились Святославу и пошли за невестой. Девушки-челядинки мели перед ними дорогу.
В клети сидела Анастасия, рядом с ней стояла тётка Ратша. Поклонившись, Добрыня произнёс:
— У меня есть купец, а у вас — товар. У меня есть жених, а у вас — невеста. Так нельзя ли их свести в одно место?
Ратша поклонилась и сказала:
— Коли с добрыми словами, добрыми делами — что ж, бери, нам не жалко! — и передала Добрыне гречанку. А сама пошла за женихом.
По дороге их обсыпали рожью, хмелем, мелкими монетами и овсом.
В свадебном поезде устроились так: впереди — Святослав и Жеривол; во второй коляске — Ярополк и Добрыня; в третьей — Ратша с Анастасией; а за ними — дружки, музыканты, родственники, бояре. Щёлкнул бич, свистнули возницы, зазвенели колокольчики под дугами. И процессия понеслась за ворота детинца, к Лысой горе, где стоял четырёхгранный кумир.
Это был колоссальных размеров идол с четырьмя головами — каждая голова на особой грани, каждая грань смотрит в определённую сторону света. Главное божество — Макошь-Берегиня, матерь урожая, обращённая к северу. Справа, на восток, — Лада-Рожаница, покровительница любви и семейного очага. С запада — Перун с молотом в руке — бог войны, громовержец. И Дажбог, наконец, обращённый на юг, — олицетворение солнца, пламени, плодородия и тепла.
Выйдя у подножия Лысой горы, все по узким ступенькам поднялись к кумиру, стали на колени. Жеривол, воздев руки к небу, произнёс молитву. Святослав специальным топориком обезглавил трёх петухов — белого, чёрного и рябого. Окропил кровью идола и ладонью, вымоченной в крови, руки новобрачных соединил. Молодым поднесли на блюдечке кольца — символ женского детородного органа. А жених и невеста надели их друг другу на палец — символ мужского органа. Дружки при этом спели:
— Стоит девка на горе и дивуется дыре — свет моя дыра, дыра золотая, куда тебя дети? На живое мясо надета!
И под звуки бубна молодым надели на головы венки — «обвенчали», а кудесник три раза обвёл брачующихся вокруг идола. Их опять обсыпали — перьями умерщвлённых петухов, славя при этом разлюбезную диди-Ладу, вместе с дочкой её божественной — диди-Лелей. Снова сели в коляски и поехали в близлежащие рощи — объезжать святые дубы и священное озеро — Опечень. А к одиннадцати угра возвратились на княжий двор, где уже стояли накрытые столы с угощениями.
Тут произошли следующие действа. Тётка Ратша увела молодую в клеть, расплела ей косу, расчесала волосы смоченным в вине гребнем, заплела в две косы и надела кичку. Вывела к столу и сказала:
— Гости дорогие, вот невеста-краса, и была у неё одна коса, а теперь две косы, значит, стало больше красы. Всех она теперь поцелует, но пускай жених её не ревнует, потому что она, горда-тверда, будет отныне его навсегда!
И Анастасия пошла по рядам, кланялась, как её учили, и говорила: «Спасите вас боги за вашу доброту!» — и прикладывалась к устам каждого. Женский стол стоял отдельно: разодетые боярыни и супруги купцов, дружинников. Стол мужской — ближе к княжьему; тут сидели, помимо прочих, Иоанн-варяг, сын его Павел и Вавула Налимыч, громко облобызавший княжну в обе щеки. Княжий стол стоял на сенях — на втором этаже дворца. Тут Анастасия поцеловала дружинников, и Мстислава Свенельдича, от которого сильно пахло потом, и учителя Асмуда, щекотнувшего её своими бровями, воеводу Претича, маленького Владимира в его конопушки и зардевшегося Олега. Рядом с Жериволом сидел Милонег. Что ж, пришлось поклониться и ему, прошептать слова благодарности и скользнуть губами по его губам. Он легонько сжал её руку, и невеста при этом едва не лишилась чувств. Но пришла в себя, наградила поцелуями Жеривола, Добрыню и Святослава. Подошла к Ярополку, и Добрыня связал их у пояса шёлковой алой лентой. Новобрачные поклонились, выпили вина — каждый из отдельного кубка, несколько глотков, а затем слили своё вино в общий кубок и отпили вместе. Ратша принесла им большое яблоко — символ эротической силы, и они вкусили его, весело хрустя. Жеривол нарядился в медвежью шкуру, стал плясать вокруг молодых, говоря при этом: «Как мохнат хозяин леса — так и вы будьте богаты! Как силён хозяин леса — так и вы будьте плодородны! Как умён хозяин леса — так и вы сохраняйте рассудительность!»
Вынесли большой каравай — в три обхвата. Святослав отрезал кусок, разломил его надвое и вручил жениху с невестой. Те посыпали солью, обмакнули в вино и съели. Каравай затем разделили на много частей и раздали гостям. Ели также: расписные пряники, крашеные яйца, чёрную икру, осётров отварных, кашу сладкую и кашу солёную, пили мёд и пиво. Выпив, били глиняные чарки, восклицая громко: «Сколько черепья — столько и ребят молодым!»
Вынесли зажаренную свинью. Отрезанную голову её поставили среди княжьего стола, рылом к воротам, — символ плодородия. Ели свиное мясо, приобщаясь к его магической силе. Ели гусятину, а гусиный язык дали новобрачным — он, согласно поверью, будоражил чувственность.
После третьей перемены жениху и невесте полагалось удалиться в одрину. Их вела за собой тётка Ратша. Занавесив платком оконце, чародейка обсыпала ложе хмелем и дала новобрачным чару с вином, чтобы они умылись.
— А теперь, молодка, ты должна разуть молодого мужа и вином сполоснуть его ступни. А супруг должен сапожком по плечам тебя ударить — это будет означать, что ты ему покорилася. — Ратша наблюдала за исполнением ритуала, а затем произнесла:
— Я приду через час за рубашкой молодицы, на которой останется девушкина кровь, дабы всем показать, что невестушка была чиста и невинна! — поклонилась и вышла.
Оба сидели с разных концов одра. Ярополк пошевелил пальцами на ногах, липкими от вина, и сказал, смущаясь:
— З-знаешь, Настя, у меня из женщин никого ещё не было.
Девочка ответила:
— Я иметь гоже никого.
Он взглянул на неё:
— Люб ли я тебе?
Та пожала плечами:
— Мне отец Григорий учить: «Стерпится — слюбится», да?
Ярополк дотронулся до её руки. Новобрачная инстинктивно дёрнула локтем, чтобы руку свою отнять, но потом обмякла и позволила жениху пальцы поцеловать.
— Ты такая к-красивая, Настя, — он смотрел на неё с восхищением. — Как царевна-лебедь. Ты не бойся меня, пожалуйста, я тебя любить буду нежно-нежно, как сама того пожелаешь.
Девочка взглянула на него исподлобья. Он сидел взволнованный, красный от стеснения и совсем не страшный. Добрые глаза, приоткрытый рот. Волосы, конечно, жидкие, на щеках — юношеский пух, подбородок маленький. Но бывают и некрасивее. Ей ещё повезло, что не злой и не мерзкий. Может быть, действительно: стерпится — слюбится?
— Ты смотреть в окно, — сказала она. — Я сама раздеться и ложиться в постель. И тогда ты ко мне идти.
— Будь по-твоему, — кивнул Ярополк.
...Праздник на сенях и на княжьем дворе шёл по нарастающей. Пили за молодых, за великого князя, за могущество Руси и богатство её народа.
— Спой, Добрынюшка, спой! — попросил Олег. — Больно я люблю, когда ты поёшь!
— Да не время ещё, — покривился тот.
— Спой, пожалуйста, — поддержал сына Святослав. — Тихо все! Наш Добрыня свет Малич из рода Нискиничей будет петь! Гусли принесите!
Если хочет князь — отказать нельзя. Как ударил Малушин брат белыми своими перстами по струнам, как запел чистым низким голосом, так заслушались люди, зачарованные сидели. Воевода же пел: