— Да, и стоит убрать меня, как уже и п-под вашим!
У Свенельда побелели глаза:
— Обижаешь, княже. Мы всегда служили верой и правдой роду Рюрика. Я едва не погиб, защищая Святослава от печенегов...
— Почему же п-погиб отец, а не ты?
— Я уже рассказывал!.. Степняки разгадали наши тайные замыслы и обрушили свой удар не на Вовка и на меня, а на войско князя...
— Слышал, слышал... Это всё з-загадочно...
— Он не доверяет! — рассердился Лют. — Обвиняет нас в предательстве и измене!..
— Ты молчал бы, Мстиша, — прохрипел в ответ Ярополк. — Кто меня обесчестил, угрожая Настеньке? Вы не любы мне оба. Скройтесь с глаз долой. Будете нужны — п-призову.
— Пожалеешь, княже, — мрачно отозвался Свенельд. — Мы враги опасные. С нами лучше быть в ладу.
— Вся дружина у нас в руках, — подтвердил Мстислав. — За тобой силы нет. Захотим — и завтра будем на киевском столе. Но, как видишь, этого не делаем. Лучше всё решим ко взаимному удовольствию.
— Вызови Олега. О себе скажи: дескать, заболел, может быть, умрёшь. И проститься хочешь. Остальное сделаем сами.
— Братец твой глазом не моргнёт. Примет смерть легко и молниеносно...
Ярополк не успел рот открыть, как в палате появилась тётка Ратша — запыхавшаяся и взволнованная. Выпалила с ходу:
— Вот вы тут сидите, ничего не знаете. А в дому у Вавулки свил гнездо соперник. Из полона примчался Милонег Жериволич! И уже ходоков к Настеньке заслал...
У Свенельда от страха побелели губы. Лют вскочил, хлопнул кулаком о ладонь:
— Негодяй! Как он смел вернуться?
Ярополк закашлялся, а потом сказал:
— Мстише, будь по-твоему. Вы п-погорячились — я тоже. К вашей просьбе мы ещё вернёмся... А теперь сделай милость: кликни мечников и отправь живо на Подол. Брось Милонега в темницу. Сам чинить буду свод. Коли он виновен, п-посажу на кол.
— Повинуюсь, княже. Этого мерзавца я скручу с наслаждением.
— Да, не церемонься, сынок, — потеплел Свенельд. — Чем скорее он окажется в заточении, тем спокойнее...
Эх, лихая дружина у зловещего Мстиши! Все головорезы, как на подбор: и Шарап, и Батура, и Пусторосл — только кликни — изобьют, обесчестят, сделают калекой, а прикажет воевода — и удавят, однова дыхнув. С посвистом и гиканьем скачут по дороге. Сторонись, честной люд! Под копыта не суйся, избегай лиха... Фу-х, промчались, окаянные. Кто-то станет для них нынче жертвой? Ладно бы плохой человек — ну а как хороший? Но один выход у народа: повздыхать и смириться. С сильными не дерись, а с богатыми не судись. Всё одно окажешься в дураках. Лучше от власти стоять подальше: может, и уцелеешь. Так всегда было на Руси!..
Прискакали к дому Вавулы Налимыча, стали бить в ворота: отворить немедля гридям самого Мстислава Свенельдича! Выскочила Меньшута:
— Люди добрые, что стряслося?
— У тебя скрывается Милонежка, сын волхва Жеривола?
— Что вы, откуда — знать не знаю. Разве он не умер?
— Врёшь, паскудная, у тебя сидит. Пропусти, или засечём!
— Не пушу! — крикнула Меньшута. — Что хотите делайте, но его не выдам!
— Ах ты, сучья дочь! — и Батура полоснул её по лицу хлыстом.
Девушка схватилась за щёку: из-под лопнувшей кожи заструилась кровь. А дружинник замахнулся для второго удара.
— Стойте! — произнёс Милонег, выходя за ворота. — Вот он я, берите. Лишь её не трогайте.
— Савва! — задрожал она. — Что ты сделал, милый? Это ж смерть твоя, разве ты не понял?
— Лучше смерть, чем они тебя изуродуют.
— Глупый, глупый! — застенала Меньшута. — Для чего мне тогда краса, коль тебя не будет?
Юноша отвесил ей поясной поклон:
— Благодарность мою прими за тепло и ласку. Сохрани тебя Бог, душевная. А теперь прощай. Уходи, пожалуй.
— Нет, не отпущу! — и повисла на нём, будто полоумная.
Прибежала челядь, увела госпожу, взяв под белы руки. А дружинники Люта повязали юношу и конец верёвки прикрепили к седлу Батуры. Так что Милонегу пришлось где вприпрыжку бежать за его конём, где тащиться волоком, в кровь сдирая себе колени. В результате он оказался оборванным, грязным, с мокрыми от снега портами. Стёртые верёвкой запястья саднили. Но возлюбленный Настеньки не издал ни звука, прикусив нижнюю губу. Появился Лют, задышал ему в лицо винным перегаром:
— A-а, попался, который кусался? Скоро тебя посадят на кол. В этот раз не отвертишься. Ты предатель — предал Святослава. Князь погиб по твоей вине.
Милонег не выдержал:
— Я — предатель?! Я, который сражался рядом с ним до последнего вздоха?!
— До его последнего вздоха, да? — Мстиша хохотнул. — Ловко говоришь. Но тебе больше не поверят. Ярополк будет беспощаден. Мой отец выступит видком...
— Твой отец — видком?! Он, который не выполнил княжеский наказ и ушёл от битвы?!
— Хватит врать! — оборвал его воевода. — Возводить напраслину на заслуженных воинов. Пусторосл, Шарап, в яму его немедля. Завтра князь волю свою объявит...
Милонега столкнули вниз, а Мстислав крикнул сверху:
— Помолись пока своему христианскому Богу. Может быть, спасёт, если будет охота! — и заржал издевательски-нагло.
И дружинники задвинули камень на дыре. Савва оказался впотьмах. Выхода он не видел — как в прямом, так и в переносном смысле...
...Неожиданно к Ярополку в одрину прибежала Настенька. Всю её трясло. Князь закашлялся, а потом спросил:
— Что случилось, ж-жёнушка? Разве тебе не велено соблюдать покой, не ходить по дому?
— «Велено — не велено», — огрызнулась та. — Что вы сделали с Саввой? Почему он в яме? Чем он провинился, что хотите его уморить?
Муж нахмурился. Речь его сделалась прерывистой. Глядя в пол, он проговорил:
— Как ты смеешь, п-подлая?.. Приходить и просить за этого?..
— За какого «этого»? Что он сделал злого?
— Будто ты не знаешь! Не даёт п-проходу княгине — лезет в нашу жизнь! Или ты забыла? Чьё п-письмо захватил Мстислав и тебя принудил быть с ним тогда в купальне?
— По твоим словам, виноват не Мстиша, а Савва?
— Да, конечно! Не было б п-письма — не было б причины.
— О, мой Бог! Логика, достойная варвара.
Ярополк болезненно проглотил слюну:
— Милонег умрёт.
У неё закружилась голова, и она привалилась к стенке:
— Если хоть один волосок упадёт с его головы, нам с тобой не жить... Или я тебя заколю, иль сама заколюсь — так и знай.
— Не пугай, пожалуйста. Я п-приставлю к тебе охрану, ты не выйдешь боле из одрины. Терем станет твоей темницей. Шагу сделать не сможешь б-без моей на то воли.
Настенька заплакала:
— Хочешь, упаду на колени?.. Отпусти Милонега. Разреши ему уехать из Киева. В Овруч, в Новгород — да куда угодно — только не убивай...
Ярополк упёрся:
— Так я и п-послушался! Чтобы вместе с Олегом и Добрыней двинулся на нас? Князя сбросить, над его женой надругаться? Никогда. Это решено: дядя мой умрёт. Сколько ни п-проси. Хватит этих игр.
У гречанки подогнулись колени, и она стала терять сознание. Находясь на корточках, прошептала:
— Я люблю его... Можешь и меня убить заодно...
Князь не стал её слушать, позвонил в колокольчик и велел прибежавшим слугам отвести княгиню в её покои. Сам прилёг, вытер пот со лба и подумал: «Да, не повезло мне с супругой... самодур-отец слушал Калокира... Надо выбрать себе другую. Вот немного окрепну — и выберу».
...А Меньшута, придя в себя и одевшись как следует, побежала в город. Пёс Полкан бросился за ней, будто чувствовал: надо помогать бедному хозяину. Начало смеркаться, и они успели проскочить в Подольские ворота чуть ли не за четверть минуты до их закрытия. Девушка внесла за вход несколько резаней — так, без счёта, — слышала, как створки сомкнулись у неё за спиной. Прошмыгнул и Полкан. Снова побежали по Боричеву спуску, мимо старого капища, огибая детинец, к дому Жеривола. Постучала в ворота в полной темноте. Бабка Тарарырка из-за дверки спросила:
— Кто?
— Я Меньшута, дочка Вавулы Налимыча с Подола.
— Что тебе надобно, дитятко хорошее?
— Видеть господина кудесника, срочное у меня к нему дело.
— Доложу чичас.
Жеривол вышел сам — сильно похудевший, из мужчины в полном расцвете сил превратившийся в костлявого старика. Ласково сказал:
— Здравствуй, красна девица. Заходи, пожалуйста. Не случилось ли что худого, раз в такое время ты осмелилась прибежать ко мне?
— Ох, случилось, случилось, Жеривол Псресветович, ноженьки меня еле держат — от волнения и страха зловещего...
Оба, оставив Полкана во дворе, поднялись по лестнице и прошли в истобку к жрецу. Как увидел чародей щёку девушки, изувеченную хлыстом, так и ахнул:
— Кто тебя так, любезная?
— Да дружинник Батура, Лютов пёс... Не об этом речь. Лют схватил Милонега, мы должны его вызволить... — И Меньшута рассказала подробности появления Саввы на Подоле, всех последующих событий.
Жеривол сидел молча. Нос его с горбинкой походил на клюв. А глаза от запавших щёк странно округлились, сделались навыкате.
— Жив, курилка... — произнёс отец. — Стало быть, гаданье моё было верным... — губы у волхва удовлетворённо разъехались. — Вызволим, не бойся. Я поговорю с Ярополком. Коли заартачится — пригрожу порчей и болезнями. Он трусливый, не посмеет ослушаться.
— Но зато Свенельд не отступит. Милонег для него опасен: знает, что варяг предал Святослава.
— Да, придётся действовать с хитрецой... Вот что, девонька: ты останешься пока у меня. Всё равно ворота уже закрыты, возвращаться на Подол слишком поздно. Бабка Тарарырка тебе постелит. Я пойду кой-куда по делу. Ежели чего, мы тебя подымем.
— Я всецело твоя, господин кудесник...
Перво-наперво Жеривол поспешил в дом к отцу Григорию. Отношения у них были сдержанно-нейтральные: чародей не препятствовал деятельности христианской общины — православная церковь не имела особого влияния в Киеве; и священник никогда не клеймил веру в идолов, представляя язычников пастве не врагами, а заблудшими овцами. Но, само собой, дружбы у служителей разных культов не было никогда. И поэтому настоятель церкви Ильи-пророка был слегка удивлён посещением Жеривола.