Стигиец надменно посмотрел на него.
— Мой повелитель совершенно здрав рассудком. Чем спешить с глупыми выводами, киммериец, лучше дослушать до конца. Две недели назад в Шетре, столице проклятой Агадеи, сорвалось покушение на жизнь Абакомо.
— На агадейского короля? Неужели вам удалось до него добраться?
— Мой племянник, отдавший многие годы изучению черной магии, проник в летнюю резиденцию агадейского монарха. Увы, он угодил в хитроумную ловушку и принял ужасную смерть. Мысли о его безвременной кончине нещадно терзают мое старое сердце, но должен признать, что племянник отчасти сам виноват в своей неудаче. Не надо было горячку пороть. А главное, не надо было трепать языком, когда все кончилось. — Видя откровенное недоумение на лице Конана, старик пояснил: — После смерти он проболтался.
— После смерти?
— Будто тебе ни разу не доводилось слыхать о вызове духов! Абакомо — маг милостью Нергала, чародей, каких поискать. Он живо взял в оборот моего покойного племянничка и очень скоро выяснил, кто подослал убийцу. И нанес нам ответный удар в самое уязвимое место.
— Сокровищница! — осенило Конана.
— Именно. Вчера он послал в Вендию сотню горногвардейцев с неким Бен-Саифом во главе. Знакомо тебе это имя?
Последовал кивок.
— Говорят, для этого человека нет ничего невозможного.
Киммериец склонен был усомниться в этом.
— Ему приказано захватить дворец и нашу казну, — продолжал стигиец. — А к моему повелителю прибыл слуга Абакомо с «вежливым» предложением отречься от пандрского престола и удалиться «на заслуженный отдых» в вендийскую провинцию, которая будет немедленно освобождена, если Сеул уступит.
— А как же ваша хваленая армия? — осклабился Конан.
Старик раздраженно пожал плечами.
— Бен-Саифа она не остановит. Горногвардейцы не простые воины, да ты и сам это знаешь. Не далее как вчера утром вы напали на впятеро меньший отряд и получили по зубам. Было такое?
Конан подтвердил. Эмиссар Сеула Выжиги поражал своей осведомленностью.
— У нас есть несколько тысяч войска в Пандре, — сказал стигиец, — но отправлять их в погоню за Бен-Саифом — слишком большой риск.
«Еще бы! — подумал Конан. — Народ может взбунтоваться в любой момент, наверняка агадейские шпионы лезут вон из кожи, сея крамолу. Стоит вывести войска, и мятежники разорвут Сеула в клочья».
Вслух он не сказал ничего.
— Мой повелитель, — продолжал стигиец, — конечно, уступил бы агадейцам, если бы не знал доподлинно: вслед за Пандрой, Апом, Афгулистаном, Хаббой придет черед Вендии. А то и раньше. Абакомо замыслил прибрать к рукам весь мир, а войны во все времена стоили денег. Пандрская сокровищница — слишком большой соблазн. Возможно, у покоренных владык останутся земли и дворцы, до поры, конечно. Но с деньгами они распрощаются тотчас.
— И у Выжиги эта мысль, должно быть, вызывает зубовный скрежет, — подхватил Конан.
— Тебе недостает почтительности, варвар, — упрекнул стигиец. — Но ты, разумеется, прав. Иными словами, государь вовсе не желает сдаваться. Мы внимательно наблюдаем за сопротивлением Когира. Стратегия Токтыгая кажется нам весьма разумной, и мы готовы к вам примкнуть. Пускай земля горит под ногами агадейских захватчиков! Выжженные нивы, отравленные колодцы! Неуловимые отряды мстителей, подстерегающие горную гвардию за каждым холмом, в каждом овраге! Война до последнего солдата, до последнего партизана! Агадейское нашествие неизбежно захлебнется в крови!
Конан улыбнулся краешками губ. Чужой голос высказывал его собственные мысли.
— Но это, — стигиец многозначительно поднял корявый указательный палец, — возможно лишь при одном условии. Если ты, Конан, отобьешь сокровищницу моего государя и будешь удерживать ее столько времени, сколько понадобится. За это твой отряд получит целую телегу золота.
— Что-то слабо верится в такую щедрость. Говорят, Выжига за паршивый медяк родной матери глотку перегрызет.
— Как бы ни злопыхательствовали недруги Сеула, он все-таки царь, а цари вынуждены тратиться на содержание двора, войска и чиновников, и это поневоле входит в привычку. Иначе им несдобровать. Не беспокойся, Конан. Мой государь отнюдь не беден и готов расплатиться с тобой по заслугам.
— А кто удержит Когир, пока я буду разбираться с Бен-Саифом?
Старец небрежно махнул рукой.
— Едва ли стоит защищать мятежные замки. Для агадейцев они, что твои семечки. Пока достаточно мелких партизанских отрядов в лесах. Уверен, они и без тебя превосходно управятся. Конан, речь идет о вступлении в войну целого государства. О чем тут раздумывать? Я спас тебя, а ты спаси моего повелителя. И долг отдашь, и внакладе не останешься. Соглашайся, время не ждет.
— Как тебя зовут, старик?
Слуга Выжиги фыркнул.
— Тьфу ты! Зачем тебе мое имя? Ну, Тахем. Давай, Конан, соглашайся!
— Я подумаю, Тахем. И посоветуюсь с людьми.
Тахем ощерился и стукнул кулаком по колену.
— Пока ты будешь советоваться, золото уплывет! А потом агадейцы обложат тебя в этих лесах, как медведя, и сломают хребет. Неужели ты еще не понял, что я предлагаю единственный выход?
— Тахем, наберись терпения, — сердито посоветовал Конан. — Я же ясно сказал: сначала поговорю с людьми. Идем.
Он повернулся и двинулся в гущу леса. Недовольный Тахем встал и оглянулся на замок. Толпа оборотней вернулась в крепостной двор, но несколько человек еще слонялись около моста, где валялись неубранные трупы.
Барон Ангдольфо — Лжезивилла — выглядел плачевно. С лица никак не желали сходить кровоподтеки, по коже разлилась желтизна — давала о себе знать отбитая печень. Одно из сломанных ребер плохо срасталось, а стопа, исколотая апийской иглой, распухла так, что не влезала в сапог самого рослого гвардейца. Изредка перемещаясь по дворцу несчастного Гегридо, Ангдольфо опирался на костыль.
Разглядывая «королеву», Тарк испытывал брезгливую жалость с примесью страха. По его разумению, вовсе не такой властелин требовался нынче охваченному смутой Когиру. Свирепый и беспощадный силач, а не гниющий заживо калека, раздираемый совестью и сомнениями. С каждым днем в бароне все реже просыпался смелый и честолюбивый интриган, столь энергично взявшийся за дело в самом начале. Проницательный и надменный взор потух, уголки губ клонились все ниже, сутулость все сильнее бросалась в глаза. Он сдавал.
Тарк прекрасно понимал: если бы не агадейский гарнизон, в первый же день своего появления разоруживший пешую городскую стражу, голова самозванной королевы давно красовалась бы на на городской стене рядом с головами приспешников, в том числе его, Тарка. Тысяцкий изумился, когда Ангдольфо поведал ему, что с самого начала знал о назревающем бунте, но ничего не мог поделать. Пешая стража решила расправиться с самозванкой и перейти на сторону мятежных дворян.
Заговорщики воспользовались нерешительностью первых копий Луна (в казармах их было не свыше десятка, и Лун перед своим уходом строжайше наказал им ничего не предпринимать без крайней необходимости), и преспокойно зарезали их спящими, а потом как ни в чем не бывало разошлись по городу «охранять порядок». У Ангдольфо под рукой было еще несколько «оборотней», но любая попытка обезвредить пешую стражу мгновенно привела бы к вооруженному столкновению мятежников с малочисленной и тоже не слишком надежной гвардией королевы.
Тарк к тому времени еще не успел возвратиться в Даис, зато появились беглецы из его отряда; именно принесенная ими новость, о разгроме карателей у замка Парро и склонила пешую стражу к измене. Зная, что агадейское войско всего в одном-двух переходах от Даиса, Ангдольфо забаррикадировался во дворце с двумя сотнями гвардейцев, которых наспех обработали первые копии, и просидел более суток в ожидании штурма.
— Зачем вызвала? — Тарк поежился под неотрывными взглядами двух лунов, которые сидели по-восточному подле трона.
Лжезивилла уныло вздохнула и указала приглашенным на стол, где в беспорядке стояли кувшины с вином и блюда с несвежей едой.
— Есть разговор. Хотите есть и пить — не стесняйтесь.
Тарк и Нулан даже не оглянулись на стол, откуда попахивало кислятиной и гнилью. Во дворце «королевы» не осталось незараженных слуг, а домовитость, похоже, не входила в число достоинств Луна. Барон Ангдольфо тоже не заботился о чистоте своего обиталища — было б чем живот набить и на что голову положить.
— Спасибо, ваше величество, мы сыты, — тактично отказался Нулан.
Ангдольфо снова вздохнул.
— Сыты, так сыты. Ко мне сегодня пришел человек. Оттуда. — Он указал на восточное окно, и Тарк с Нуланом догадались, что он подразумевает Агадею.
— За каким Нергалом? — холодно поинтересовался Тарк и вместо ответа услышал:
— Сколько у вас людей?
Нулан печально опустил взгляд, киммериец насупился.
— Сотен пять осталось?
— Полторы, — буркнул Тарк. — Было три, половина разбежалась.
— Плохо, — решил Ангдольфо. И осведомился: — Почему столько дезертиров? Я же хорошо плачу солдатам.
Тарк раздраженно пожал плечами и отвернулся к окну. Нулан взялся объяснить:
— Люди не хотят вам служить, ваше величество. Боятся «лунной болезни» и вообще колдовства. А еще партизан. И новых хозяев.
— Новых хозяев? — с притворным недоумением переспросил Ангдольфо.
— Ну, этих. — Нулан тоже указал подбородком на восточное окно. — Я-то их знаю, отличные парни. Но местным разве втолкуешь? Агадейцев тут спокон веку недолюбливали.
— Плохо, — повторил Ангдольфо.
— Плохо, плохо! — проворчал Тарк. — А как сделать, чтобы стало хорошо?
Ангдольфо улыбнулся и поерзал на троне, усаживаясь поудобнее.
— Об этом-то и речь. У меня был разговор с агадейским советником, он предлагает вам работу.
— Работу? — Тарк и Нулан настороженно переглянулись.
— Да. Очень выгодную. И не здесь.
Тарк пристально посмотрел на самозваную королеву. Голова безвольно откинута на спинку трона, ноги лежат на деревянной скамеечке, правая рука зачем-то придерживает костыль, левая висит плетью. Поза изнеможения. Но в глазах — живые искорки азарта. Как в тот солнечный день, когда Тарк и Нулан привели в Даис банду дезертиров. Занятно, подумал киммериец.