Когда лошаденок моих чуть не отполовинили, подходит ко мне младшее светило и говорит: а не попробовать ли нам выбраться на остатках бензина, коней-то поубавилось.
И верно. Даром что кандидат, сообразил, что пятнадцати лошадиным силам горючки меньше потребуется, чем тридцати. Да и забрались-то мы не ахти как далеко: семь километров до большой реки, а там еще двадцать пять – и дома.
Поговорили, собрали вещички и по коням, как в песне поется.
Правда, немного не дотянули. Километров двадцать с небольшим. Пришлось нам с кандидатом выбираться на берег и впрягаться в лямку. Но, опять же, свежий воздух, красивые пейзажи – чем не удовольствие. Докторам-то похуже было: сидеть в лодке неудобно, укачивает, ноги затекают, и плыть против течения тяжело, – а нам что, мы по бережку топали, нам течение не мешало, плюс – ветер в спину. И от лямки польза – есть за что держаться, все-таки поотощали малость после такой конины, чего уж там.
Ведро сигов
Если один мужик двух генералов прокормил, то и я трем ученым не дал умереть голодной смертью. Возвратил целых и невредимых.
Заявились к директору. Начали было претензии высказывать, да не ко времени. Трагедия у человека. Ревизия. Помните, еще Утесов об этом пел:
«Она нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь».
Так и у него. Ясно дело – не до рыбалки… Но все обошлось. Директор сумел убедить, что активно борется с расхитителями государственного добра, бережет как свое. Ему и притворяться не было нужды. Он и впрямь все государственное считал своим. Только ревизоры поняли это не в прямом смысле, а в переносном. Потом, конечно, разобрались, захода с третьего. Но это уже другой рассказ.
Проводил он, значит, незваных гостей и вызывает меня. Надо, говорит, отвлечься, порыбачить, в пятницу после работы выезжаем, в воскресенье возвращаемся, даже отгулы не потребуются.
А что, думаю, с чужим начальством съездил, народ покладистый, с юмором, почему бы и со своим не порыбачить? К тому же я культмассовый сектор в профкоме – прямая обязанность.
Компания собралась приличная и по качеству, и по количеству. Нашли уютное местечко, поужинали и начали игры с аттракционами.
А еще весной на городской конференции такой же, как я, профсоюзник рассказал мне правила одной веселой туристской игры.
Я возьми да и предложи.
А игра, значит, такая: народ сходится в круг, у каждого в руке по кружке, потом два человека садятся в центр и накрывают головы одеялом. Дальше все просто. Кто-то бьет кружкой через одеяло по голове, а стукнутый должен угадать – кто. Угадавший встает, а пойманный садится на его место. Вот и вся премудрость.
Для начала, само собой, в круг сажусь я. Но надо еще одного. Вызываю добровольца. Директор сразу – шаг вперед. Я пытаюсь его отговорить. Он – ни в какую. А как же иначе – самый смелый, самый решительный. Даже сердится на меня. Ну, раз такое дело, садимся и закутываем головы одеялом. Я подождал, когда он устроится поудобнее, и, пока в кругу торгуются, тюк его по маковке своей кружечкой. Директор вскакивает – и на главбуха. Тот отнекивается. Толпа хохочет. Директор удивленно разводит руками и мужественно лезет под одеяло. Я, конечно, вне подозрений, все выполнено аккуратненько. Для пущей убедительности в следующий раз луплю по своему же темечку, вскакиваю и тычу пальцем наобум. Так смешнее. Директор доволен, что я тоже не угадал. Но не это для него главное – ему в круг не терпится. Снова садимся, и я тюк его второй раз, уже посильнее. Он опять на главбуха показывает. Уверен, видно, что от такого всякую пакость можно ожидать. Я подыгрываю, словно заодно с директором, саданул по собственной тыкве и тоже – на главбуха. Оставь, шепчет директор, это мой! А самому, я чувствую, уже все равно, лишь бы засадить противника под одеяло и расплющить кружку об его голову. Играем дальше. Себя я центром донышка долблю, чтобы звон шел. Все ведь знают, что пустая голова звенит сильнее. А его уж – ребром, о репутации забочусь. От позора спасаю. Но страсти, чувствую, накаляются. И не кружка его бесит, а собственные промахи. Кипит мой шеф и пенится. Уже и хитрить начал. Закрываемся одеялом, а там свет от костра проблескивает. Подглядывает начальство. Да не туда смотрит. Удары-то с другой стороны идут. И чем он больше злится, тем сильнее гогочет толпа. Может, завяжем, спрашиваю, на чем-нибудь другом отыграемся? Куда там. Рвет и мечет. Чтобы разрядить атмосферу, я несколько раз подряд себя ударил. Бегаю по кругу – то одного за руку схвачу, то другого. Людишки за животы держатся. Создается видимость, что надо мной смеются. Вроде клюнул. Отмяк слегка. Но азартом все равно пышет. Своей головы не жалко, а чужой и тем более. Лишь бы поймать. Лишь бы отыграться. Уж и подсказывать начал, кричать, что я по своей тупости не могу угадать, видно совсем мозги вышибли. Толпа раскалывается, а он ногами топает, требует, чтобы его ударили, он, мол, теперь не ошибется. Я ударил. Он вскочил и цап за шиворот.
Как вы думаете кого?
Молодцы, конечно же – главбуха.
«Ты!» – кричит. Главбух божится. А он: «Я видел, что ты стучал!»
И тут снабженец наш упал на траву, отполз в сторону и зарыдал.
Тогда и я не выдержал, расхохотался и «раскрыл карты». Даже продемонстрировал, как сам себя кружкой бил. Стукнул и жду, когда директор засмеется. А он посмотрел на меня и, ни слова не говоря, отправился в свою палатку. У него отдельная была. Я перепугался. Оглядываюсь, все молчат. Я к ним руки тяну. А они отворачиваются. И вдруг из штабной палатки: ха-ха-ха! Народец замер. Смотрит. И в этой торжественной тишине выходит директор и дарит мне импортный охотничий нож в кожаных ножнах. В качестве приза!
А что вы думали, разве умный человек станет обижаться на глупую шутку!
А на другой день у меня пошел такой клев! Целое ведро сижат надергал. У всех, включая директора, сопливые ершики, а у меня – настоящая рыба. Это рядом-то с городом!
Ну а в понедельник ко мне подошла секретарша и велела написать заявление по собственному желанию.
Так-то вот. И все зависть человеческая.
Оказалось, что сижки не про наши пирожки.
Чебаки с городского пляжа
Вот уж чему действительно все возрасты покорны – так это рыбалке. Насчет любви Пушкин просто-напросто пошутил. А прекрасная половина человечества, к сожалению, шуток не понимает. Они уверены, что с любовью не шутят. Шутят, милые, еще как шутят. С жизнью шутят, со смертью шутят, а про любовь и говорить смешно.
Так что не любви все возрасты покорны, а рыбалке. Самая устойчивая страсть. В нее впадает и пацан, который о любви еще не думал, и старик, который о любви уже забыл. Случается, что ради женщины и оставляют рыбалку, но только на время, потом все равно возвращаются к ней и не бросают уже, пока ноги носят и руки способны удочку держать.
Рыбалке – время, любви – час.
Помню, как первый раз в Хабаровске оказался. Первый-то первый, но информацию кое-какую имел. Знал, куда еду, и для банки с червяками места в ручной клади не пожалел. На досмотре чуть было за мину не приняли, так насели, что вынудили показать. Визгу было потом… сильнее, чем взрывчаткой, напугал.
Короче, заявляюсь я на речку, прямо в центре города, рядом с городским пляжем. Вижу, стоят мужички, пытают удачу. Я тоже закидушку размотал. Но на каждой речке своя технология, так что первое время приходилось больше по сторонам смотреть, чем рыбачить. А что бы вы хотели – из одной мучки, да разные ручки, а для набора опыта не постыдны хлопоты.
И замечаю вдруг мужика.
Трудно было не заметить. Стоит представительный такой, в шикарном костюме, при галстуке, и черные очки на носу. И не просто так, чтобы время убить, а со спиннингом. Да еще и таскает одну за другой. Снимет рыбину с крючка, потом достает из «дипломата» бумажную салфетку, вытрет каждый пальчик. Для улова один пакет, для использованной бумажки – другой. Под «дипломатом» газетка постелена. Ну и аккуратист, думаю. Всяких пижонов на реке встречал, а такого – в первый раз. Потом у него наживка кончилась. Я рядом стоял. У меня полная банка. Жалко, что ли? К тому же интерес разбирает. Отсыпаю червей, а он мне улов протягивает. Прилично так, в пакете. Но мне-то свежая рыба зачем, я же проездом в городе, прикидываю, как бы отказаться, не обидев, от чистого сердца все-таки… Но не успел рта раскрыть, вижу перед собой старуху: нос крючковатый, пальцы, что когти, словно ястреб с неба. Выхватила пакет и в крик на меня. Как, мол, не стыдно обижать бедную пенсионерку! Грабитель, сутенер! Я и слова такого в ту пору не знал. Орет на весь пляж. Сама на ястреба похожа, а голос вороний. Наскакивает на меня. Я отступаю и понять ничего не могу. Оглядываюсь на мужика, а его и след простыл. Только акация возле газона шевелится. Ну, думаю, влип. Честное слово, перепугался. Город незнакомый, кто знает – какие в нем обычаи, какие нравы. Старуха меня позорит, а я гадаю, кого ждать: то ли милиция нагрянет, то ли кодла подвалит…
Представляете состояньице?
Потом, когда старуха отвязалась от меня, появился и рыбачок. Это он в акациях прятался. Извинился, конечно, и рассказал свою историю.
Вырос он в деревне, но после института остался в городе и выбился в большие начальники. На такие высоты взлетел, что на работе без галстука не мог появиться, даже если на улице жара выше тридцати шести градусов. С женой, разумеется, жил. На подобных должностях холостых не держат. И опять же, как часто бывает с женами подобных начальников, они лучше мужей знают, как тем себя вести, с кем дружбу водить и чем в свободное время заниматься. Короче, кочерга в печи – хозяйка. Вот и мучила его театрами да концертами. О рыбалке и заикаться не смей – плебейское занятие: лишь тупые дураки пялятся на поплавки. А если человек на речке вырос? И живет на берегу не какой-нибудь цивилизованной помойки, а самого Амура? Его величество Амур – мечта любого рыболова, там и за верхоглядом можно поохотиться, и с сазанищем помериться хитростью. И все это – в черте города.