. Какие рубли-копейки выгадала – дело десятое, но моральное удовлетворение получила. Даже на коньяк ради такой победы расщедрилась.
Но дурную натуру не переделаешь и не задобришь. Сначала зудела, потом на крик перешла, дальше – больше, руками стала махать. Если мужик бьет, значит, любит: так вроде народная мудрость успокаивает. А когда наоборот? Безмолвствует говорливая мудрость. Терпи, казак. И Кеша терпел, хоть и в казаки не рядился. Иногда увернется, а не успеет, так и… сам виноват. Пятерня не тяжелая, а все равно. Важен не подарок, а внимание. И самое обидное, что в ответ подарить нечего. Не способен Кеша на такую благодарность. Сначала скандалила по выходным. Если начинала с утра, Кеша отступал на улицу. Летом спасался на берегу, смотрел, как рыбу ловят, а клюет в городе плохо, время ползет медленно. Зимой в кинотеатрах отсиживался. Все фильмы пересмотрел. Даже на «Рокко и его братья» попал, Аллочку вспомнил. Красивая все-таки была. Но в постели, как Снегурочка. Наверное, растаять боялась. Пока с ней жил, думал, так и положено, но Скандалистка сумела открыть ему глаза на это темное дело, показала, какой бывает настоящая женщина. Засыпал с полной уверенностью, что утром начнется другая жизнь, добрая и веселая. И каждый раз обманывался. Насчет доброты. Веселья хватало. Чем дальше, тем веселее. Даже кино перестало спасать. Пришлось родительский дом беспокоить. Стыдно, конечно, так не на вокзале же ночевать?
Чаи с матушкой гоняет, врет, что к жене родственники нагрянули. Пироги на вид хороши, но лучше их не вороши, а на вкус попробуешь – здоровье потеряешь. Матушка притворяется, что верит. Он делает вид, что не замечает ее благородного притворства. Кино, одним словом. А тремя словами – лучше и не заикаться, чтобы старушку в краску не вводить. Отсидится день-другой – и по набитой дорожке тащит к жене тяжелую тоску по жарким объятьям. А квартирка у Скандалистки хоть и маленькая, но на пути от порога до спальни столько острых углов – со счета собьешься. Не сам, так помогут. Посильную помощь Скандалистка всегда рада оказать. И снова приходится матушку беспокоить.
Когда подвернулась разъездная работа, ухватился за нее обеими руками, даже о заработках не спросил. И ведь наладилось поначалу. Улетит на месяц-полтора, мужицкий дух из квартиры выветрится, баба скучать начинает. Вернется на пару недель, его куча мелких поручений заждалась: то кран починить, то розетку, то с ребенком погулять. Подтянет, где капало, устранит, где искрило, ножи наточит, дочку в цирк сводит, но спиной чувствует, что Скандалистка готовится к сольному концерту, уже репетирует понемногу. И здесь главное вовремя смыться в новую командировку. Думал, что приноровился. Но если нутро гнилое, дурные газы копятся постоянно и рано или поздно вырываются наружу. А повод при желании всегда найдется. Перестала придираться к заработкам, так ревновать начала. Давала в командировку единственную рубаху, самую застиранную, и пару носков. Это на целый месяц-то! Модником он не был, но все равно неудобно, с людьми же приходилось жить. Три командировки отмучился и нашел простой выход. Парень-то не дурак. Купил с калыма приличную одежду. А когда возвращался, пакет с тайными тряпками оставлял на работе или сдавал в камеру хранения, если в контору заехать не мог. Но и у Скандалистки хватало своей черной изобретательности. Взяла и отправила мужика к венерологу за справкой, подтверждающей, что ничего загадочного из командировки не привез. Такого Кеша стерпеть не мог и ушел к матери. Навсегда. Или вроде как.
Потом Кроха появилась. Эта не шпыняла алиментами, не заставляла мыть пол и сына ему родила. Вылитый Кеша Карасев. Живи, радуйся и старайся побыстрее забыть прошлые кошмары. Так не получается. Кроха и верная, и надежная, но слишком уж невзрачная по сравнению с Аллочкой. И добрая она, и нежная, но ляжет с ней в постель, а сам думает о Скандалистке. Дурная голова не только ногам покоя не дает. Понес дочке подарок на день рождения, а вернулся через неделю… с поцарапанной рожей. А зачем, спрашивается, оставался, знал же, чем кончится. Мало ли, что хорошо приняла. За удовольствия надо платить. У Скандалистки хватило дури и Крохе визит нанести, и наговорить нехороших слов с подробностями. Другая бы отправила Кешу к матери, чай пить, а Кроха терпеливо принимала, как неизбежные осложнения после болезни. Она же медсестрой работала.
И всей этой путаницей Кеша делился с каждым встречным-поперечным. Ладно бы по пьянке или в поезде случайному человеку, чтобы душу облегчить. Так нет же, совершенно трезвый, не обращая внимания, кто перед ним: секретарша-сплетница или завистливый глупый пацан из молодых специалистов. Такой вот доверчивый. Над ним издеваются, а он не замечает, душу наизнанку выворачивает. Когда встрял в историю с бандитом, на работу заявился с шикарным фингалом. От любопытных взглядов и глупых вопросов увернуться труднее, чем от кулака. Интересно людишкам, за какими утехами он к Скандалистке ходил. Кеша начинает объяснять, как помешал ограбить пожилую женщину. Его слушают, поддакивают с издевочкой, и тут же спрашивают про Скандалистку, давая понять, что знают, откуда фингал прилетел. Кеша начинает обижаться, – а чего обижаться, если сам приучил.
Откровенному человеку всегда трудно. Ему бы посдержаннее быть. Да не у всех получается.
Помню, в Братске пускали большой цех. Народищу нагнали: проектировщики, монтажники и наладчики всех мастей. Спокойных авралов не бывает, без ругани и склок не обойтись, особенно если подрядчики разные. Но когда пустили первый агрегат, решили отметить событие. Сдвинули в красном уголке столы, накрыли их горячительными напитками и холодными закусками. Уселись. Ну и сами понимаете…
А о чем говорят русские мужики за пьяным столом?
И о бабах тоже.
Но там другой случай. Пускали на нервах. Больное отболеть не успело. Банкет стал превращаться в планерку. И поднялся московский проектировщик, не самый старший, но проектировщики, они всегда умнее других, да тут еще и москвич. Встал и говорит:
– Хватит. Надоело. Вижу, что без крепкой руки здесь не обойтись, поэтому принимаю командование на себя. С этой минуты любое упоминание о пуске будет наказываться лишением рюмки. А пока предлагаю выпить за Ермака Тимофеевича, который прорубил окно в Сибирь.
И все согласились. А что? Предложение очень даже дельное. Только Кеша не понял, какая связь между Ермаком и Братским алюминиевым заводом. Переспросил и за упоминание о заводе был лишен рюмки. Такую мелочь могли бы и простить. Но мера пресечения всем понравилась. Не потому, что водки пожалели, а просто любят у нас, когда других наказывают. Второй тост был за летную погоду, которая позволит нам вернуться по домам. И Кеша снова встрял, напомнил, что канцелярия, которая будет подписывать акты, намного капризнее небесной. И снова лишился рюмки. Все дружно выпивают, старательно закусывают, а он нервничает. Рот пустой, голова переполнена. Ну и поделился с иркутянином, сидящим рядом, своими сомнениями в правильности установки датчиков. А тот возьми да и заложи его тамаде. Из вредности или внимание к себе хотел привлечь – не знаю. Но Кешу снова оштрафовали. А третий тост, как и положено, был за любовь, за женщин, которые нас ждут. Наказание вроде как с намеком получилось. Толпа гогочет, он по простоте душевной оправдываться начинает, и снова работа, как матерок, под язык подворачивается. Короче, просидел около часа на общем пиру и ни одной рюмки не выпил. Психанул, подался в ресторан и, будучи в расстроенных чувствах, напился. По дороге в гостиницу напоролся на милицию. Загребли в вытрезвитель, якобы из гуманных соображений, чтобы не замерз. Наверно, из тех же соображений и донос на работу отправили.
Телегу приняла секретарша. Ведь могла же, стерва, потребовать с Кеши коробку конфет, а вредную бумажку потихоньку заныкать. Не первый год место просиживала – знала, что к чему, и могла пойти навстречу. Выручала даже тех, кого не следовало, проявляла милосердие. И не раз. А Кеше не помогла. Не из вредности, просто не догадалась.
Перепелкин
С Ангарой, и особенно с ее рыбнадзором, у меня отношения, мягко говоря, сложноватые. Может, где-то я и не прав, но это особый разговор и к Перепелкину отношения не имеет. Больше того, в этой истории я вообще сбоку припека, ни убавлять, ни прибавлять выгоды нет, за что купил, как говорится.
Занесло меня в один городишко, чуть меньше нашего поселка, десяток бетонных коробок в два ряда, остальное – Шанхай, да еще вниз по реке три барака для «химиков». Ну и химкомбинат, конечно, чтобы «химикам» было где исправляться и вину свою честным трудом искупать. Рядом с «химиками» и вольные вкалывали, вполне культурные люди. Того же Перепелкина взять – человек вежливый, аккуратный весь из себя, верный муж и заботливый папаша. Две девочки у него росли. Видел их как-то, идут с одинаковыми бантиками и в одинаковых платьицах, беленькие, как цыплята инкубаторные. Одна за левый рукав папаши держится, другая – за правый. Этот Перепелкин даже институт закончил, только с работой у него не клеилось. Переучили, видать, в институте. Сначала мастером поставили – не потянул, мягковат для такого дела. Перевели в конструкторское бюро, и там не сгодился: одни говорили, что слишком глупый, другие наоборот – умный чересчур. Кто прав? Кто виноват? Кто бы разобрался, да охотников не нашлось. Из конструкторов его еще куда-то перевели, потом еще… Короче, пустили по общественной линии. Числился в каком-то отделе, а работал пропагандистом-агитатором. Ходил по цехам с лекциями на разные темы: рассказывал про международное положение в Южной Америке, про жен декабристов загибал, но складнее всего врал про летающие тарелки. Про тарелки даже после смены оставались послушать, ну а про Конго, Хиросиму и прочую политику – это, конечно, только в рабочее время. У мастеров план срывается, у работяг – легальная возможность сачкануть, у Перепелкина – популярность. И он гордился народной любовью. Ни выходных, ни праздников не жалел. Нормальные люди отдыхают, а у него ни в одном глазу. Про тарелки тоже не каждый рассказывать сможет, но тарелки занятие побочное, пустой тарелкой сыт не будешь. Главный хлеб агитатора все-таки – выборы. Это как посевная для колхозника. Здесь уже и начальство начеку. И контроль налажен, и отчетность поставлена. А на девяносто девять целых и девять десятых процента сагитировать не так-то просто. Пахать да пахать. До тринадцатого пота.