На протяжении десятилетий специалисты пытались смастерить искусственные сердца, которые заменили бы все сердце целиком. Аппараты, у которых имелись бы клапаны и желудочки и которые бы производили пульсовую волну, как настоящее сердце. Но добраться до уровня природной технологии сердца им не удалось, и созданное человеком total artificial heart, искусственное сердце, часто приводит к тяжелым осложнениям. Тогда инженеры и кардиохирурги одумались и сконструировали что-то очень простое, зато гораздо более функциональное. Старое сердце остается на своем месте, пациенты после этого живут дольше, и осложнений возникает меньше. Возможно, преимущества насоса по сравнению с искусственным сердцем заключаются также в том, что в данном случае сохраняется связь с телом и самовосприятием [180]. Даже при трансплантации сердец существует вероятность того, что разделенные нервные пути снова соединятся. И чем больше путей соединится, тем лучше будет работать пересаженный орган [26, 181].
Я опустил всасывающую трубу в сердце, проверил еще раз, ровно ли лежит корпус на зажимном кольце и зафиксировал его одним-единственным крошечным зажимным винтом с помощью динамометрического ключа. Затем мы принялись тщательно удалять воздух, поскольку там, где кровь, воздуху не место. Эта рутинная процедура продолжалась не меньше 10 минут. За это время вспомнился мой мопед компании NSU модели Quickly, которым я владел, будучи школьником, и мотор которого мне приходилось так часто чинить. Всегда было крайне важно старательно выкачать из карбюратора воздух, а «перекрутив» винт, я покупал динамометрический ключ на собственные карманные деньги. Не подозревая о том, что когда-то во время операций на сердце этот инструмент сослужит мне верную службу.
Бывают пациенты, которые после операции испытывают громадный стресс из-за того, что им приходится жить с машиной в груди. Некоторые даже перерезают ведущий к батареям провод, потому что выдернуть розетку они не могут из соображений безопасности. Больше всех мне запомнилась одна пожилая дама. Она считала «жестяной ящик» в своей груди чужеродным предметом и ни о чем не мечтала так страстно, как о том, чтобы от него избавиться. Однако для ее четырехлетней внучки эта коробочка была «любимицей». Ведь она заботилась о том, чтобы ее бабушка жила. И поскольку она то и дело спрашивала бабушку, как чувствует себя ее «любимица» и правильно ли она гудит, железное сердце стало любимчиком и для пожилой дамы. Впрочем, звучное гудение – это успокаивающий сигнал для пациентов. Если аппарат начинает постукивать или скрипеть, это указывает на насосный тромбоз – серьезное осложнение. Одну вещь я узнал уже очень давно благодаря своему мопеду: перед тем как двигатель окончательно остановится и мне придется несколько километров толкать мопед, он неоднократно об этом заявлял, и если я был внимателен, то мог это услышать.
К счастью, турбина в сердце господина Рубелла работала довольно бойко, и весь воздух из сердца был удален. Его сердце было наполнено, длина кабельного протеза измерена и имплантирована в аорту. За этим следовал тонкий и сложный процесс, при котором LVAD-поток все усиливался, а поток аппарата жизнеобеспечения сокращался. Для этого требуется верная доза правильного препарата, много чуткости и терпения. Нужно дать сердцу время адаптироваться к новой ситуации.
Переустановка кровоснабжения на жизнь без пульса прошла безукоризненно. Хотя сердце бьется, транспортировку крови в организме берет на себя турбина с ее равномерным потоком. При поддержке гормона сердца, любви и жизни – адреналина, а также многих других медикаментов пациента перевезли в реанимационное отделение. На протяжении нескольких дней у него наблюдались большие кровопотери, и два раза его грудную клетку снова вскрывали в попытках найти причины кровотечения. Они возникли не потому, что операция была проведена неряшливо, а потому, что свертывание крови у этого пациента в прямом смысле «накрылось». Потерянную кровь собирали в специальные сосуды и вводили пациенту заново. Это материальная битва против смерти, в которой современная медицина раскрывалась во всей своей полноте. Две недели страх боролся с надеждой, затем господин Рубелла достиг более спокойного фарватера, мы уменьшили наркоз и позволили ему прийти в себя. Его мозг не пострадал. Пациент нас узнал. Это величайшие моменты для больного, его семьи и всех членов команды. Примерно через месяц мужчина уже совершил первые короткие пешие прогулки в свою новую жизнь.
Поднять паруса!
И для меня настало время поднять паруса. Чтобы стать судовым врачом, мне, как говорится, снова пришлось сесть на школьную скамью. Вместе с молодыми подмастерьями, осваивающими судостроение, готовыми инженерами и врачами я проходил самую разную практику. Поскольку к тому моменту я уже научился нырять в Карибском море, то выучился еще заодно и на врача-водолаза. Мое сердце искателя приключений радовалось каждый раз, когда мы сидели в ледяной воде в спасательных костюмах или испытывали на себе давление глубины в барокамере.
С того дня, когда я начал следовать за своим сердцем, произошло много разных чудес. Однако в трудные часы я часто сомневался в правильности своего решения. Не ошибся ли я, сменив фарватер? Снова и снова меня охватывала экзистенциальная тревога. Что будет после того, как я покину надежную гавань клиники? В такие моменты мне приходилось давать своему сердцу толчок, иначе бы оно дало толчок мне… и очень исцеляющий. Снова и снова я на собственном опыте убеждался, что самое прекрасное – находиться в гармонии с окружающей средой и людьми, доверять им. Поэтому я доверял миру и когда учился на судового врача, и когда открывал частную практику как кардиохирург. Я не был уверен, что найду себе применение в качестве судового врача, что меня найдут пациенты. Но нашлось и то, и другое – и корабль, и больные. Вскоре произошли и другие удивительные события. Во время повышения квалификации я поделился с одной коллегой своими соображениями по поводу сердца. После этого мне предложили выступить с докладом на тему: «Сердце и мозг». Это стало моим первым публичным выступлением с сердечной темой.
Для своей частной практики я заказал сайт. Веб-дизайнер рассказал своему другу-журналисту о моей миссии «все сердце целиком». Вскоре у меня взяли интервью для медицинской статьи в газете ZEIT. Публикация вызвала большой резонанс, я получил множество откликов, а один журнал попросил меня написать эссе. Здесь круг снова замкнулся. Много лет назад пациент подарил мне книгу «Мудрое сердце» Джека Корнфилда, которая произвела на меня громадное впечатление и изменила жизнь. А теперь я оказался буквально бок о бок с этим мудрецом – мое эссе соседствовало с интервью Джека Корнфилда в журнале «Миг за мигом». Какая честь! Эта публикация пробудила интерес многих издательств, которые стали спрашивать меня, как я смотрю на перспективу написать книгу. И вот вы эту книгу читаете. Что вы с ней сделаете? Какие круги замкнутся вокруг вас или какие круги вы откроете – и куда уведет вас голос сердца?
Меня он вывел в море, в то место, где я так страстно желал очутиться.
Голодное сердце
Кто выходит в море, тому нужен якорь. Для меня якорь – это моя практика. Здесь у меня есть время и свобода заниматься сердцами тех, кому требуется помощь, кто уже наполовину погряз в море высокотехнологичной кардиологии.
Однажды мне пришло электронное письмо от Астрид, молодой женщины из Австрии. Ее сердце недостаточно эффективно качало кровь; возможно, ей требовалась пересадка. Ознакомившись с отсканированными заключениями университетской клиники, я узнал, что Астрид уже много раз сталкивалась с воспалением сердечной мышцы. Гистологическое исследование органа обнаружило рубцы. Правая сторона сердца была особенно сильно повреждена, желудочек расширен, а трехстворчатый клапан между правым желудочком и предсердием негерметичен. Пациентке провели все исследования, какие только существуют. Астрид принимала множество медикаментов, но ее состояние лишь ухудшалось. Ей не хватало воздуха, ноги распухли. После того как она полежала в больнице последний раз, ей настоятельно рекомендовали обратиться в центр трансплантологии. Разговор с главным врачом этой клиники вышел крайне предметным и длился лишь пару минут. После этого она плакала дни напролет, чувствовала себя брошенной на произвол судьбы и спросила у меня, могу ли я ей помочь.
Неделю спустя она появилась у меня. Мы долго разговаривали, и она рассказала мне то, чего не найдешь ни в одной медицинской карте. Все подростковые годы Астрид страдала от булимии. Ее мама умерла при родах, и ее растила тетя, которая не могла подарить ту любовь и заботу, в которых она нуждалась. В семье было принято заменять симпатию и душевное тепло кулинарными изысками. В какой-то момент у девочки началась рвота, а через несколько лет в ее сердце возникло воспалиление. До сих пор после еды у нее нередко начинается учащенное сердцебиение, хотя с булимией ей и удалось справиться.
Я осмотрел ее сердце с помощью УЗИ, и мы стали вместе разглядывать снимки. Я спросил, что она при этом чувствует.
– Я ненавижу свое сердце, – ответила она. – Я ненавижу его, потому что оно не работает как надо.
Я попросил ее почувствовать свое сердце. Она отказалась.
– Я не хочу его чувствовать; я хочу, чтобы оно оставило меня в покое.
Когда я спросил ее, что же нужно ее сердцу, она долго молчала. А потом разрыдалась.
Я измерил вариабельность сердечного ритма, и результаты на физиологическом уровне доказали, что Астрид и ее сердце больше не были командой. Она задержалась у меня на несколько дней, и я попросил ее прочувствовать свою ненависть к сердцу во время пеших прогулок по побережью Балтийского моря. Просто уловить, а не осуждать. Она доверилась мне и выполнила задание. На следующий день она сказала:
– По-моему, теперь я знаю, чего хочет мое сердце.
– И чего же?
– Оно хочет, чтобы его любили, – рыдая, произнесла она.