— Класс, — сказала Конни. — Чудно. Только этого мне не хватало.
— Кто это? — поинтересовался я.
— Мой папа.
Мужчина, вышедший из задней части лимузина, носил жемчужно-серый костюм, на фоне которого наряды его головорезов походили на второсортные тряпки. Он был худым, ростом немного более шести футов, а его стрижка, наверное, стоила больше, чем я зарабатывал за неделю. Волосы у него были тёмными с сединою на висках, кожа обветренная и сильно загорелая. Почти на каждом наманикюренном пальце красовалось по огромному камню.
— Привет, папа, — улыбнулась Конни. Голос казался искренним, но когда она говорила, смотрела немного в сторону. Одно из правил чтения языка тела гласит, что практически никому не удаётся полностью скрыть физическое отражение своего настроения. Можно только уменьшить признаки его проявления в позах и движениях. Если под воображаемым микроскопом рассматривать язык тела, он расскажет, о чём думают люди.
Конни явно не желала говорить с этим человеком и готова была сбежать при первой возможности от собственного отца. Это кое-что говорило об этом парне. Я был почти уверен, что не понравлюсь ему.
Он с улыбкой приблизился к девушке и, после мимолётного колебания, они обменялись недолгими объятиями. Выглядело так, будто практиковались в этом они нечасто.
— Конни, — продолжая улыбаться, произнёс мужчина. У него было такое же протяжное произношение, как у дочери. Он склонил голову набок и задумчиво стал разглядывать её. — Ты осветлила волосы. Это… производит впечатление.
— Спасибо, папа, — тоже улыбаясь, сказала Конни. При этом искренности ни в одном из них не было заметно. — Я не знала, что ты в городе. Если бы ты позвонил заранее, мы могли бы организовать вечеринку.
— Сам не ожидал, — не задумываясь, ответил он. — Надеюсь, ты не против.
— Конечно, нет.
Оба лгали друг другу в глаза. Между ними по-настоящему остро стоял вопрос отцов и детей.
— Как дела у парнишки, с которым ты подружились? У Ирвинга.
— Ирвина, — поправила Конни ядовито-слащавым тоном. — Он замечательный парень. Возможно, он лучше всех остальных.
Он поморщился и сказал:
— Я понял. Но он не с тобой?
— Ему нужно готовиться к занятиям, — не моргнув глазом, солгала Конни.
Ответ вызвал лёгкую хитрую ухмылку.
— Понятно. Как зовут твоего спутника? — не глядя на меня, любезно поинтересовался он.
— Прошу прощения, — сказала Конни. — Гарри, это мой папа, Чарльз Барровилл. Папа, это Гарри Дрезден.
— Привет, — сверкнув улыбкой, поздоровался я.
Барровилл внезапно прищурился, резко вздохнул и обернулся ко мне. Огляделся по сторонам, словно в поисках путей отхода или, возможно, подходящих заложников.
— Рад встрече, мистер Дрезден, — его голос неожиданно стал сдавленным. — Что привело вас в Оклахому?
— Я слышал, здесь есть, где разгуляться, — ответил я. Телохранители за спиной Барровилла почувствовали возникшее напряжение и оба замерли. Барровилл ненадолго задумался, как будто пытался понять истинный смысл моих слов. Тягостно тикали секунды, наступило затишье, как перед перестрелкой в старых вестернах.
По улице покатилось перекати-поле. Без шуток, настоящее всамделишное перекати-поле. Это же Оклахома.
Барровилл медленно выдохнул и сказал Конни:
— Солнышко, мне нужно немного побеседовать с тобой наедине. У тебя найдётся пара минут?
— Вообще-то… — начала Конни.
— Прямо сейчас, пожалуйста, — перебил её Барровилл. В его любезном голосе проскакивали сердитые нотки. — В автомобиле. Я подвезу тебя обратно в общежитие.
Конни скрестила руки на груди и нахмурилась.
— Папа, я тут принимаю одного гостя из города и не могу просто так оставить его здесь.
Рука одного из телохранителей резко дёрнулась.
— Не усложняй всё, Конни, — сказал Барровилл. — Давай не будем устраивать сцен.
Его взгляд не отрывался от меня, пока он говорил, я получил недвусмысленное сообщение, чёткое и ясное. Он забирает девушку с собой, и готов к любым неприятностям, если я попытаюсь остановить его.
— Всё в порядке, Конни, — сказал я. — Я бывал в Нормане раньше и без труда найду дорогу к гостинице.
— Точно?
— Конечно.
— Герман, — приказал Барровилл.
Водитель открыл пассажирскую дверь и снова встал за спину хозяина. Он не отрывал от меня глаз и покачивал одной рукой, готовясь в любой момент выхватить оружие.
Конни перевела несколько раз взгляд с меня на отца, громко вздохнула и пошла к машине, села в салон, а Герман закрыл за ней дверь.
— Я узнал вас. Вы были в Провале Рейтов, когда Скавис и Мальвора попытались устроить переворот. Передний ряд, от начала до конца поддерживали сторону Рейтов, — любезно напомнил я Барровиллу.
— У вас превосходная память, — сказал Барровилл.
— И осталась целой и невредимой, заметили?
Вампир грустно улыбнулся.
— Что вы делаете возле моей дочери?
— Гуляю, — ответил я. — Беседую.
— Вам не о чём беседовать с ней. В интересах мира между Коллегией и Советом, я готов закрыть глаза на вторжение на мою территорию. Ступайте с миром. Сейчас же.
— Вы совсем ничего не рассказывали ей, так ведь? — спросил я. — Само собой не рассказали, кем она является.
У него задёргалась щека.
— Это не наш метод.
— Ага, — сказал я. — Значит, вы дожидаетесь, когда они в первый раз втюрятся, попробуют заняться сексом, и убьют того, кто окажется с ними рядом. Немного жестковато в отношении детишек, согласны?
— Конни не смертный скот. Она вампир. Инициация развивает характер, который понадобится ей для выживания и процветания.
— Что хорошо для вас, то хорошо и для неё?
— Смертный, — сказал Барровилл, — тебе не понять. Я ей отец. Это моя обязанность, подготовить её к жизни. Инициация необходима ей.
Я вздёрнул брови.
— Господь… так вот что происходит, да? Ты отправил её учиться, чтобы затрахать какого-нибудь несчастного парнишку до смерти. Чёрт, уверен, тебе это удалось. Только парнишка не умер, поэтому сейчас ты в городе, желаешь выяснить, что, чёрт возьми, пошло не так.
Глаза Барровилла потемнели, он покачал головой.
— Это не твоё дело. Уходи.
— В том-то и дело, что моё, — возразил я. — Мой клиент волнуется за своего ребёнка.
— Ирвинга, — ощерился Барровилл.
— Ирвина, — поправил я.
— Возвращайся в Чикаго, чародей, — сказал он. — Сейчас ты на моей территории.
— Зря ты так, — ответил я. — У парнишки большие связи. Если с ним что-то случится, тебе не поздоровится.
— Это угроза? — спросил он.
Я покачал головой.
— Дружище, я не против мирно уладить все вопросы. Я могу добиться своего и по-другому. Если ты знаком с моей репутацией, то должен знать, насколько я искренний парень.
— Наверно, нужно убить тебя прямо тут.
— Здесь, у всех на виду? — спросил я. — При свидетелях? Ты не будешь этого делать.
— Уверен?
— Уверен. Даже если ты победишь, то проиграешь. Ты просто хочешь отпугнуть меня, — я кивнул в сторону его головорезов. — Вурдалаки, я угадал? Двух на меня маловато будет, дружище. Чертовски люблю биться с вурдалаками. Меня муки совести никогда не мучают от их страданий.
Барровилл пропустил мимо ушей моё предупреждение — обычное поведение для нелюдей. Он посмотрел на меня, потом на свой «Ролекс».
— Я даю вам времени покинуть штат до полуночи. Иначе, гарантирую, вы отправитесь на тот свет.
— Сейчас, — сказал я, — я от страха аж задыхаюсь.
Глаза Барровилла сменили цвет с тёмно-зелёного на более бледный и злой зелёно-золотистый.
— Я возвращаю зло тем, кто угрожает благосостоянию моей семьи, Дрезден.
— Да. Вы настоящий Оззи Нельсон. Джон Уолтон. Бен Картрайт.[17]
— Что?
— Мистер Драммонд? Чарльз… в ответе?[18] Нет?
— Что вы несёте?
— Адские колокола, неужели никто в Белой коллегии не смотрит телевизор? Я давал вам известные примеры основных ценностей. Семья дороже золота.
Барровилл уставился на меня тусклым змеиным взглядом. А затем просто сказал:
— Полночь, — перед тем как повернуться ко мне спиной, сделал два шага назад и сел в машину. Его громилы угрюмо посмотрели на меня, тоже сели в машину и уехали.
Я проследил, как машина отъезжает. Несмотря выказанное мной отношение к Барровиллу, я знал, что воспринимать его нужно всерьёз. Любой вампир является опасным противником, а этот тем более, с его активами, финансами и личной армией отморозков. Но не только поэтому, но и… с его точки зрения, я влез в его права на девочку. Вампиры Белой Коллегии, в определённой степени, потому и опасны, что частично являются людьми. У них были человеческие эмоции, человеческие желания, человеческие слабости. Барровилл может безрассудно встать на защиту своей семьи, как любой другой.
А, кроме того, они ещё и нелюди. Все человеческие потребности у них тесно переплелись с паразитирующим духом, который они называют «Голод» и от которого берётся вся энергии и смертельная жажда вампирической сущности.
Если взять одну часть человеческих грехов и комплексов, добавить к ней ещё одну часть нечеловеческой силы и мотиваций, то что из этого получится?
Неприятности.
— Барровилл? — переспросил инспектор Дин. — Нефтяной магнат? У него целая свора на содержании. Из конгрессменов.
— Скорее всего, он самый, — ответил я. — Все вампиры любят деньги и статус. Это здорово облегчает им жизнь.
— Вообще любому, хоть вампиру, хоть не вампиру, — усмехнулся Дин.
— Вот уж точно, — согласился я.
— Вы оказались в затруднительном положении, — заметил он. — Расскажешь всё девушке, погубишь её. Не расскажешь, погубишь и её, и Бигфута. В любом случае чей-нибудь папаша предъявит претензии.
— Это вы верно подметили.
— Мне кажется, умный парень умыл бы руки, бросил эту заваруху и уехал из города.