сть буквально валила с ног. Следовало бы отдохнуть, но наступало время утреннего класса, и балерина практически с порога наскоро приняла душ, переоделась и направилась в театр.
В большом зале репетиций всё было как всегда. Разогревающиеся коллеги занимали свои привычные места. Та же музыка, тот же репетитор.
– Уже вернулась? – проходя мимо в свой излюбленный угол, как бы нехотя поинтересовалась главная конкурентка Рута.
– Вернулась, – без энтузиазма, в удаляющуюся спину ответила ей Поля и встала на своё обычное место.
Эмоциональные качели замедлялись, постепенно останавливались. Внутри было пусто, как в оставшейся на столе после бурной студенческой вечеринки консервной банке. Пока она была в Америке, Борис несколько раз пересылал какие-то банальные картинки, но его совсем не интересовало, как прошло столь ответственное для неё выступление. Насколько велики её профессиональные успехи и какие открытия свершились в Линкольн-центре.
«По сути, мне тоже наплевать, чем он по жизни занимается. Наплевать!» – подумала про себя солистка и начала разогревать своё тело.
–Plie, наше любимое. Как всегда – по два, а с левой ноги, добавляем полупальцы. Выполняем всё медленно и с улыбкой, – пробудил ум балерины оптимистичный голос Анатолия Васильевича, и Поля осознанно включилась в работу. Каждая мышца её тела, каждая связка прекрасно помнила, как выполнять движение Plie. Перед глазами запечатлелся нью-йоркский силуэт солистки Лондонского театра, и она мысленно пыталась воспроизвести все точные движения коллеги. «Прочь всё, что к процессу не относится. Всё прочь!»
Вероятно, главное отличие профессионала экстра-класса от обывателя и заключается в способности приспосабливаться к любым условиям и обстоятельствам. Не обращать внимания на второстепенное, не зацикливаться на воспоминаниях, эмоциях, а тем более на боли в душе или теле. Всегда и везде стремиться выполнять своё дело максимально хорошо. Быть лучшей версией себя. Чуточку превосходить себя вчерашнюю. Даже после бессонной ночи, в старом и разношенном трико, на повседневном утреннем уроке. Максимальная концентрация внимания на выполняемом движении, включённая и осознанная работа. Служение своему делу было и остаётся единственным лекарством от чрезмерной чувственности и лени. Внутренним взором наблюдая за работой всего тела, Полина не имела ни секунды свободного проблеска или лазейки для случайных мыслей. И сегодня это было самым верным поведением.
После идеально отработанного класса, проходя мимо доски объявлений, солистка посмотрела на составленное расписание репетиций. Тщетно пыталась найти там своё имя. Ни в списке репетиций соло номеров, ни в дуэтных её имени не было. До конца недели даже в списках дополнительных занятий она не числилась. Её просто не было. Нигде.
«Странно, вероятно Наталья Викторовна решила дать мне времени немного отдохнуть», – подумала она и пошла домой.
Оставаться в пустой квартире совсем не хотелось. Бескрайнее одиночество доводило до тошноты. Прогулка по пустынным улицам всегда была наилучшим успокоением. Любимое вечернее занятие само по себе отключало голову. После долгих блужданий без цели въедливые думы успокаивались и не выскакивали, как случайные прохожие из-за угла. Балерина, подняв голову и смотря вверх, медленно шла по вечерним улочкам и наслаждалась живым барокко. Только сутки отделяли её от бешеного ритма американского мегаполиса, а теперь она ступала среди домов, хранивших в себе тайны ушедшего времени. Прислонись к стене и послушай. Столько разных историй поведают дома. И как Наполеон проходил мимо, и как жандармы вели к месту казни босоногих приверженцев восстания. А сколько любовных историй таят эти стены: тайных свиданий, поцелуев, убийств, измен. Полина дошла до места на улице Замка, где когда-то согласилась встретиться с Борисом и, застыв на том самом камне мостовой, написала короткое сообщение: «Добрый вечер, Борис, рада вас приветствовать на Литовской земле. Я вернулась». Сообщение улетело в неизвестность, и балерина ещё некоторое время оставалась неподвижной, скованной тайной надеждой скорого ответа.
Полину разбудил продолжительный телефонный звонок.
– Что за напасть? Опять забыла звук отключить, – вслух поругала себя Поля и через силу потянулась к своему айфону. Из России звонила любимая подруга Лиза.
– Привет, как ты? Как прошло выступление? – на одном дыхании начала та.
– Лиза, ты меня разбудила!
– И правильно сделала. Ещё перепутаешь день с ночью. Потом долго адаптироваться придётся.
– Я уже привыкла адаптироваться.
– Раз в месяц через Атлантику летаешь? Когда была там в последний раз?
– Два дня назад. А перед этим. Перед этим… не помню.
– Конечно, не помнишь. Живя в таком темпе, что угодно забудешь. Выступление хоть помнишь? Поделишься, как получилось? Или пока не хочется об этом рассказывать?
Полине не терпелось поделиться с подругой совсем другими известиями, но она молчала. Неподходящий момент, да и не то настроение.
– Ты меня слышишь или отключилась уже?
– Слышу прекрасно, только пока не проснулась. Устала очень. Много репетировали, общались, гуляли по Манхэттену. Знаешь, после Нью-Йорка всегда возвращаешься как выжитый лимон.
– Не знаю, но с удовольствием побыла бы хоть лимоном, хоть ананасом! – пошутила подруга.
– Я не забыла, помню своё обещание. Как только закончу карьеру, обязательно попутешествуем с тобой по Америке.
– Всю Америку за раз сложно увидеть. Да мне, по сути, всей и не хочется. Лишь бы в Карнеги-холл попасть, хоть на экскурсию.
– Сходим, обязательно сходим, – полусонно продолжала Поля.
– На экскурсию?
– Нет, конечно же, сходим на концерт. Заранее купим билеты и пойдём. На концерт. Как прежде в филармонию ходили.
– Красивое было время, – с придыханием романтично проговорила Лизуня: – А как твой голубоглазый, объявился?
– Пока нет. Лиза, я вернулась только вчера утром.
– И он тебя не встретил?
– С какой стати он должен меня встречать?
– Элементарной. Солистку мирового уровня следует встречать в аэропорту с букетами цветов.
– Лиза, прошу тебя, не начинай. Твоя мировая солистка на этой неделе не задействована ни в одном спектакле! Даже в списках репетиций меня нет.
– И что? Это повод киснуть?
– Нет, не повод. Реальность.
– Полина, ты солистка высочайшего уровня, профессионал с большой буквы. Все обстоятельства, любой вызов судьбы обязана принимать как должное. Никаких оценок – зачем или почему? Это тебя вообще не касается. Быть выше всех этих театральных интриг. У тебя один долг – служить сцене! Помнишь, как Рихтер к инструменту подходил на гастролях?
– Кто?
– Великий пианист Святослав Рихтер. Разве ты забыла? Мы часто его запись «Детского альбома» Мусоргского в комнате слушали. Его жена Нина Дорлиак чувственно так пела «Баю бай, баю бай», – высоким голосом Лиза напела простую знакомую мелодию.
– Ах да, вспомнила. И что твой Рихтер?
– Его часто посылали на гастроли по просторам Союза. И куда бы его ни отправляли, он смиренно ехал, без претензий к руководству. Иногда ему приходилось играть на расстроенных пианино в домах культуры маленьких городков. Как сам пианист рассказывал, он всегда подходил к инструменту как к своему року, вызову судьбы. Не возил за собой рояля, как Рахманинов, а играл на таком, который стоял на сцене. Рихтер умудрялся так исполнять произведения, обходя и пропуская непригодные клавиши, что в зале никто и не догадывался о его интерпретации. Публика лишь наслаждалась великолепием музыки. А у тебя лишь неделя без репетиций и спектаклей. Такой сейчас вызов. Не время бездельничать. Кстати, в свободный вечер заведи себя наконец-то в местную филармонию. Послушай концерт, переключись. Самое время книгу хорошую почитать или какой документальный фильм посмотреть. Не дай бог, встретишь интересного образованного мужчину, так ведь с ним тебе и поговорить будет не о чем! Лишь о своём балете бу-бу да бу-бу.
– Лиза, прошу тебя.
– Шучу, конечно. Дружила бы я с тобой, если бы не было наших долгих разговоров об искусстве. Давай, подруга, восстанавливался, отдыхай и займи себя чем-то полезным. Сходи на концерт. Голубоглазого пригласи, приучай к культуре. Ты ему писала?
– Да, сообщила, что приехала и он ответил, что ему приятно.
– Приятно и это всё? Чушь собачья! Не пиши ему больше, слышишь? Не надо перед ним заискивать. Не заслужил он твоего внимания. Полина, ты не зависишь от этого мужчины. Ты зависишь лишь от своих фантазий о нём. Они у тебя всегда были бурными, а на фоне тотальной голодухи вообще разбушевались. Прекрати. Не заискивай перед ним, не надо, и не пиши больше. А если он таки и напишет, отвечай сухо. Да, нет. Односоставно. В сообщении два – три слова, не больше. Столько будет для него достаточно. Не заискивай. Ну всё, бегу, целую. Приходи в себя, отдыхай, отсыпайся. Всё, пока – пока! – И в трубке послышались короткие гудки.
Идея сходить на концерт показалась Полине заманчивой. Уже давно она живёт в Вильнюсе, а до главного концертного зала города пока так и не дошла.
Спать дальше не хотелось. Полина пересмотрела нотификации на телефоне. Ожидаемого сообщения или звонка не было. Она приготовила свой любимый «Иван – чай», удобно расположилась на диване и начала бродить в телефоне по просторам интернета. Из головы не выходила подсказанная Лизой мысль вывести себя в свет, сходить на концерт классической музыки. Внимательно пересмотрев анонсы всех мероприятий, она поддалась влиянию подруги и решила провести свободный субботний вечер в объятиях культуры. В программе филармонического концерта красовалось интригующее название произведения «Поэма экстаза».
– Вот, это в самый раз. Как раз кстати, – постановила Полина и купила себе билет.
Как в былые студенческие годы, Поля с трепетом собиралась на концерт. Всю неделю обдумывала что надеть и морально готовилась. Ей всегда было немножечко не по себе, когда она, спокойно сидя в кресле, слушала симфонический оркестр. Срабатывал какой-то странный инстинкт – как только Полина слышала классическую музыку, ей сразу же хотелось поддаться пленительной власти нот и начать двигаться. А такое возможно в зале филармонии? Нет, там ведь никто не танцует. Все слушатели смиренно внимают звукам музыки и стараются не мешать друг другу. Можно лишь слегка, практически незаметно, подвигать головой и туловищем. Не более. Никаких порывов и телодвижений.