Филармония находилась в том же старом районе, где жила балерина. Ежедневно проходя мимо величественного здания из белого мрамора, она даже на задумывалась над возможностью зайти туда, посетить храм музыки, но сегодня в её маленькой сумочке лежал билет, и она с балетной лёгкостью ступала по каменистой мостовой в туфлях на высоком каблуке. Зайдя в красивое белое фойе, Полина поняла, что в очередной раз перестаралась. Вокруг попарно толпились тётечки в явно изношенных нарядах. Оставаться в гордом одиночестве в ярко-красном платье с чуточку оголённой спиной было глупо. Балерина потянулась к сумочке, достала телефон и набрала номер.
– Полина, это ты? Случилось что-нибудь? – услышала она в трубке звонкий голос подруги.
– Нет, всё нормально. Что за странный вопрос?
– Ты никогда мне сама не звонишь. Вот и испугалась, – уже спокойно ответила Лиза.
– Всё хорошо, точнее – не совсем. Я в филармонии.
– Точно? Ты самостоятельно пришла в филармонию? Не верю. Такое невозможно по определению. Сама, одна, без меня… Что, всё совсем плохо?
– Лиза, нормально всё. Ты ведь сама мне советовала на концерт сходить. Я и пришла.
– Одна? В филармонию. Ты меня удивила. А мне чего звонишь, страшно стало?
– Расскажи мне.
– Что именно?
– Про то, что слушать буду. Билет я купила, пришла, а что в программе будет, так и не разузнала, не подготовилась совсем.
– Молодец, так и надо. Иди в зал и наслаждайся.
– Лиза, до начала концерта ещё 15 минут. Расскажи. Мне так больше нравится. Не теряться в догадках, а знать, на что обратить внимание.
– Я тебе не Гугл и не Википедия. Там всё есть. Зайдёшь и почитаешь.
– В интернете будет написано сухо, неинтересно. Ты так умеешь вдохновляюще о музыке рассказывать и точно знаешь эти произведения. Ну пожалуйста, коротко. В первой части концерт Шопена для фортепиано с оркестром e-moll, а во второй, представляешь, произведение со странным названием – «Поэма экстаза».
– Скрябин? Ты пришла на концерт, где будут играть Скрябина! – возбуждённо переспросила музыковед.
– Да, а что такого?
– Вот счастливица! Невероятно. В кои-то веки просто пришла в филармонию, а там исполняют Скрябина.
– Лиза, ты можешь по-человечески объяснить, что в этом особенного? В первом отделении Шопен, во втором Скрябин.
– Поля, Александр Николаевич Скрябин, великий композитор-символист, писал удивительную, красивейшую музыку, которую, к сожалению, очень редко исполняют. Ты представить себе не можешь, какая она изумительная. У Скрябина был редкий, так называемый, синоптический слух, и все его произведения уникальны.
– Какой слух? Не поняла.
– Синоптический. Он слышал музыку не так как все, а светом, точнее, цветами. Каждая тональность, C-dur или f-moll имели у него свою окраску, свой цвет. Например, жёлтый или красный. Похожий слух был у композитора Метнера, только теперь не о нём. Тебе до Метнера, как до луны. Скрябин сочинял дивную музыку. Им написана и «Поэма света». В партитуре не только ноты записаны, но и указания, какой цвет должен воспроизводиться в это время. Симфонический концерт должен проходить с освещением разноцветных прожекторов, в нашем понимании. У себя дома, в Москве, рядом с Арбатом, Скрябин сам смонтировал такой аппарат с разноцветными лампочками и, когда играл дома для близких, делал это в полутьме с освещением. «Поэму Света» редко исполняют, а уж «Экстаза» – тем более. Да, обрати внимание на партию трубы. У него такая выразительная мелодия. Если в оркестре играет хороший музыкант, получишь огромное удовольствие, настоящий экстаз.
– Лиза, спасибо огромное, уже бегу в зал, дали второй звонок.
С самого первого взмаха дирижёра, когда зазвучали меланхоличные звуки Шопеновского концерта, Полина сразу погрузилась в мир романтических интонаций. Скрипки заиграли главную тему концерта и по всему телу балерины прошлась приятная волна теплоты воспоминаний. Да, безусловно, она уже слышала эту музыку. Энергичное вступление солиста соло – и все в зале замерли. Звучание красивейшей главной темы Первого концерта ми минор завладело вниманием девушки. Поначалу перед её глазами воскресли воспоминания давнего выступление «Шопениана». Когда-то, ещё в самой юности, пережитые под музыку польского композитора сценические эмоции, переплелись в веренице огромного пласта романтизма и, казалось, канули в лету, перекрытые не менее яркими моментами, но сейчас она словно стала той молодой артисткой, которая готовится к выступлению и идёт в фонотеку слушать Шопена. Пианист играл хорошо. Он рассказывал слушателям свою историю, но Полина даже не пыталась понять её. На фоне блестящих пианистических пассажей в её воспоминаниях звучали Лизины наставления:
«Музыка не иллюстративна. Она воплощение эмоций и мастерства композитора. Слушая музыку, не упрощай и не сужай её. Музыкальный рисунок не создаёт конкретных образов. Берёзок, лугов или полей в ней нет. Даже конкретные конкретных личностей, пусть и сподвигнувших на создание произведения искусств, не следует искать внутри содержания. Музыка сама по себе самодостаточная ценность. Эмоции – да, без них это искусство невозможно. Если они откликаются в тебе, тогда здорово, но не надо в звуках искать конкретных образов. Просто закрой глаза и наслаждайся звучанием».
Как бы танцуя на сцене, она наблюдала за траекторией руки дирижёра и постепенно её дыхание синхронизировалось с движением музыки. Сейчас же Полина, словно сидя рядом с подругой, послушно закрыла глаза и поддалась влечению великолепных звуков. Когда в разработке пианист pianissimo[42]заиграл главную тему концерта, от красоты звучания у Поли всё внутри сжалось, и она даже прослезилась. На секунду переведя дыхание, оркестр начал играть вторую часть концерта «Романс».
«Как эта музыка танцевальна!» – думала про себя балерина и представляла, как она на пуантах подходит к пианисту и вместе с ним, медленными, широкими и изящными движениями повествует публике свою историю. Каждый в своём мире – пианизма и танца. Не обращая внимания друг на друга, в фантазиях, оба солиста наслаждались творческим процессом. Один мнимым, другой реальным.
Всю прелесть фортепианного мастерства композитор приберёг для третьей части «Рондо», и пианист только успевал выигрывать витиеватые шопеновские пассажи и аккорды. Монументальным размахом, симфонический оркестр дополнял партию солиста и со-создовал праздник звуков, заполняя огромное пространство зала филармонии.
Пришло время перевести дух, и во время антракта Полина сама себя пригласила на фужер шампанского. Медленно прогуливаясь по мраморному фойе филармонии, она рассматривала выставку огромных, запечатлённых во время концертов фотопортретов музыкантов, что побудило её задуматься:
«Что создаёт большее впечатление – зрительный образ, слово или звуки музыки? Что оставляет в памяти людей больший след? Музыка, вероятно, наиболее ассоциативна. При звуках давно знакомой мелодии перед глазами сама встаёт сцена или образ, связанный с ней. Пережитые когда-то эмоции становятся такими яркими, словно это было вчера. А слово? Как долго оно хранится в памяти? Помню ли я, как Андрей признавался в любви? Нет, не помню. Запоминаются слова из любимой песни, отрывки фраз и стихотворений, но повторить более длинные фразы практически невозможно. А фотографии, картины, кинофильмы? Их сейчас так много. Все соцсети перенасыщены визуалом. Вокруг огромное количество красивых картинок и так мало настоящих чувств и эмоций. Не хочу я больше смотреть на других. Не хочу! В зал, в мир музыки, в зал!»
Тихо и загадочно начиналась «Поэма экстаза». Необыкновенно нежные звуки медленно и осторожно наполняли всё пространство и легко парили в воздухе. Один красивейший мотив переплетался с другим и с каждым вздохом наполнялся новой истомой. «Как Лиза была права! Необыкновенно красивая музыка и эти трепетные скрипки, они просто завораживают». Вот и труба повела свою мелодию, а за ней подключился весь оркестр. Волны музыки то нарастали, то спадали. «Совсем как во время искреннего акта любви, – думала про себя балерина. – Поэма не симфония. Здесь нет ярко выраженных главной и побочной партии. В поэме целая палитра дополняющих друг друга и взаимодействующих мотивов. С каким наслаждением композитор создавал это произведение! И эта нарастающая сила, это надвигающаяся гроза… Что там Лиза про цвета говорила? В этой музыке столько оттенков, тонов и полутонов. Боже, как влечёт. Сколько в ней нежности, искренности, полёта, тёплой страсти и желания»
В музыкальной палитре мотивы и темы плели удивительный рисунок любви. Грудь Полины высоко поднималась и ведомая музыкой, она переживала весь напор сюжетной линии. Балерина закрыла глаза и улетела за пределы стен концертного зала. Она парила вместе с музыкой. Ведомая темой скрипок, вместе с музыкой приближалась к всеобщей кульминации. Симфонический драматизм нарастал с каждой минутой. Труба всё больше и напористее занимала главенствующую позицию. Ещё один спад эмоций, одна передышка и оркестр вновь, с новой силой устремился к наивысшей точке. Скрипки ещё раз длинной фразой задали тон, и инструменты оркестра, как волны музыкальных страстей, начали подгонять друг друга. На мгновение лёгкая передышка, чуточку спокойствия и вновь – в океан страстей, бурного влечения и неподвластного желания.
Вселенский колокол достиг своей наивысшей точки. Катарсис, фонтан эмоций. Труба и все медные вещали. Полина трепетала. Как при красивейшем акте любви, накал эмоций спал и музыка так чутко и нежно, так по-женски, достигла вершины всеобщего блаженства.
Минуты, часы, дни меняли друг друга и всё происходило как в знакомом до боли старом фильме. В театре становилось всё хуже – никакой интересной творческой деятельности и занятости, никаких новых проектов. В репертуаре оставались самые заезженные и устаревшие спектакли. Даже «Лебединое озеро» давали, как капли яда. По два раза в год – один раз в осеннем сезоне, один в весеннем. Театр приглашал странных хореографов, которые заново реконструировали свои уже отжившие спектакли. У Полины не было искренней увлечённости, никакой осознанно глубокой работы с постановщиком или педагогом. Никаких объяснений насчёт будущего или замечаний о том, что и как делать сейчас, к чему стремиться. Она чахла на глазах. Старалась машинально делать главное и предчувствовала, что всё это может плохо кончиться. Полина тонула, погружалась в бездну и ни за кого не могла хотя бы зацепиться.