– Станислава? Помню, конечно. А что случилось, вы встретились, познакомились? – завалила вопросами Полина.
– Как тебе сказать… Нет, не познакомились. А как его фамилия?
– Каренин. Станислав Каренин. Красивая и известная фамилия.
– Значит это он, – спадающей интонацией медленно сказала Агния.
– Что он? Куда он ещё вляпался? – заинтересованность возрастала с каждой секундой.
– Полина, здесь в Нью-Йорке такая история… Ты сидишь, надеюсь? – подбирая слова медленнее обычного, говорила коллега.
– Да, я сижу. Сижу в пижаме на скамейке за кустом роз. Агния, рассказывай уже! Не томи душу.
– По новостям показали… – и наступило молчание.
– По каким новостям, что показали? – суетно и дотошно торопила Полина.
– Здесь, в Нью-Йорке. Словом… Станислава больше нет.
– Как нет? Он умер от рака? Болезнь вернулась?
– Нет, он… Нет, не умер. Он погиб. – Агния явно не знала, как рассказать.
Земля под ногами у Полины качнулась, и она не поняла – это землетрясение начинается или её саму трясёт. Воцарилась гробовая тишина. Через секунду Полина пришла в себя и спокойно спросила:
– Как ты узнала? Что произошло?
– Всё случилось так нелепо. Он ехал в метро, был час пик. Много людей. Сидел мужчина и рядом с ним на сиденье стояла сумка, занимая свободное место. Люди толкались, были недовольны. Станислав обратился к тому мужчине и попросил его убрать сумку, позволить другим сесть. А тот мужик, представляешь?.. Тот мужик, не сказав ни слова, быстро встал достал из сумки кинжал и одним махом перерезал Станиславу горло. Ты представляешь, какой ужас! По новостям показали женщину, она вся тряслась и кричала: «Everywhere was blood! It was terrible!»[45] А потом по новостям рассказали, что погибший мужчина был болен раком, пианист… Я не расслышала его имени, только запомнила фамилию – Каренин. Почему-то сразу вспомнила тебя и наш разговор в парке. Ужасная, глупая смерть. Мои соболезнования, Полина, ты держись там. Увидимся.
– Да – да, спасибо. Спокойной ночи, – сказала Полина, заканчив разговор, когда из трубки уже начали доноситься короткие гудки.
Полина зависла. Между временем, людьми, пространством, отношениями, городами и даже столетиями. В лицо дул лёгкий ночной бриз. Она долго сидела, держа в ладонях телефон, и смотрела на небо. По щекам медленно текли слёзы. Уже ничего нельзя было изменить или повернуть вспять. Она не могла позвонить или написать Стасу, не могла обрадовать его невероятным известием о том, что у него есть дочь, и даже не могла поругать его за бессердечность. Он ушёл, ушёл навсегда. Победил болезнь, но не узрел планы Господни. «Все наглые люди всегда ничтожества, – повторяла про себя Полина, оценивая поступок неизвестного ей мужчины. – Что было у него на уме? Что происходило? Почему он так себя повёл и просто убил незнакомца? Что с этим миром происходит? – мысленно спрашивала она, обращаясь к небу, усыпанному множеством звёзд».
– Улетай, Стас. Прощай и прости, – шёпотом сказала Полина и направилась в свою комнату.
Полине очень хотелось позвонить Лизе и поделиться с ней, но расстраивать человека по телефону не хотелось. Муки совести угрызали. Она так и не поделилась с подругой, что виделась, общалась со Стасом. Всё ждала подходящего момента, который так и не наступил.
– У вас всё в порядке? – поинтересовалась Ида, подсаживаясь за завтраком к Полине.
– Не совсем. – коротко ответив, Полина поспешила сменить тему: – Мы сегодня куда направляемся? Напомните, пожалуйста.
– Едим в горный регион. У вас что-то произошло?
– Нет. Со мной всё в порядке. Немного волнуюсь. Раньше никогда не бывала так высоко в горах, даже не знаю, как на меня подействует горная болезнь. Ведь иногда она сложно переносится? Симптомы неприятны?
– У всех по-разному проявляется. Часто болит и кружится голова, немного тошнит, пучит живот, но вы не волнуйтесь, легко привыкните. Вы только позавтракайте поплотнее, на голодный желудок труднее переносится. И никакой спешки. Всё делайте как можно медленнее и пейте побольше воды.
Один из глубочайших каньонов мира, каньон Колка, находился совсем не далеко от Арекипы. Чуть более ста километров туристы проехали по горным дорогам и добрались до местечка Чивай. За окном автобусика было примерно 3600 метров над уровнем моря. Принимая во внимание тот факт, что туристы приехали в Перу из места отсчёта этого уровня Балтийского моря, а она считается от него, омывающего западную часть Литвы, – такая перемена местонахождения была своеобразным испытанием. Ида неустанно повторяла:
– Не спешите, мы здесь не для олимпийских наград и личных достижений. Делайте всё как можно медленнее и не забывайте про воду.
Никто слов Иды всерьёз не воспринял, и, как только автобус подъехал к воротам маленькой гостиницы, все резво направились к выходу. Полине тоже хотелось побыстрее оказаться на свежем воздухе. Она схватила свой рюкзак и зашагала к калитке. И тут случилось нечто, никогда до этого не происходившее в её жизни.
Полина ступала по мелкой щебёнкой усыпанной узкой тропинке, и с каждым шагом земля всё больше и больше начинала уходить из-под ног. Её понесло. Весь пейзаж немного покачнулся, и ноги в коленках стали ватными. Балерина никогда не напивалась до полной отключки, но сейчас она чувствовала себя так, словно залпом выпила стакан, а может и всю бутылку водки. В один и тот же момент было и очень легко, и очень грузно, тяжко. Сердце стало биться чаще, и ноги не хотели никуда идти. Ида была права – медленнее, как можно медленнее! Черепашьим шагом она доплелась до входной двери и, только зайдя в холл регистратуры, упала на диванчик.
– Вот это да! – сказала она себе и весело рассмеялась. Ради таких ощущений стоило всё бросить и приехать сюда, на другой край света.
Идти по извилистой тропе высоко в горах, особенно если прежде никогда не бывал на вершинах, очень необычно, ново и совсем не так как в повседневности. Полина медленными шагами плелась в конце группы, пытаясь вспомнить, что эти новые для неё ощущения, всё же напоминали. Было в этих испытаниях и переживаниях что-то близкое и совсем родное. Нечто созвучно отзывалось внутри и было ей так знакомо… Тело прекрасно помнило эту своеобразную невесомость и лёгкое головокружение. «Где и когда я уже переживала это состояние?» – смотря себе под ноги, задавалась вопросом Полина.
Впереди группы шла Ида и громким голосом рассказывала о террасах, со времён инков сохранившихся на откосах гор. Она остановилась и, указав рукой на утёс, поведала о древнем захоронении, в котором расхитители гробниц несколько раз тщетно пытались найти золото.
– Его там не оказалось, – заметила гид и мистически добавила: – Вероятно, инки так смогли укрыть своё богатство, что плохим людям оно просто недоступно.
Группа тронулась, и, словно с вершины горы опустившееся облако, в нутре Полины зазвучало до боли знакомая грустная мелодия. Ночь. Полнолуние. Кладбище. На центре сцены безэмоционально гордо стоящая Мирта[46] властным жестом призывает своих подопечных – вилис[47] присоединиться к ней. Покрытые вуалями молодые девушки, умершие до свадьбы, выстраиваются ровными линиями и медленно выходят на сцену. Волшебным образом в один миг с их голов улетают накидки, и вилисы приветствуют друг друга сдержанным поклонам. Сегодня их ночь, и они будут танцевать до зари, до первых петухов. Не дай бог, мужчине зайти этой ночью в их лес, в их владения – вилисы заставят его танцевать до смерти.
Солистка Полина уже заняла своё место под надгробием, она готова к выходу и мысленно танцует с подругами. Напряжение нарастает, её сердце пульсирует всё быстрее. Кульминация танца вилис уже совсем близко. Девушки появляются на сцене из-за мнимых деревьев и, рядами скользя мимо друга, непрекословно, стабильно высоко, на идеально одинаковом уровне держа ногу в арабеске, исполняют красивейший момент этого действа. Зал аплодирует. Зрители умилённо заворожены танцем призрачных балерин.
Мирта выходит на сцену, держа в руках магическую ветку папоротника. Одно лишь её движение, и умершая девушка временно воскреснет для танца. Создавая форму цветка, вилисы встали и замерли у свежей могилы Жизель. Каждая из них исполняет свою роль, и постановщик сознательно делает эту сцену изумительно изобразительной. Словно из-под кисти художника вырисовывается романтический пейзаж. Вилисы расступились, и наконец-то среди них под вуалью появилась сама Жизель. Подчиняясь чарам Мирты, воскреснувшая для танца девушка делает неуверенные шаги, медленно выходит на центр сцены и, следуя мелодии скрипки, опускается в глубокий холодный реверанс.
Мирта резко поднимает руку вверх, оркестр начинает играть очень быстро, и Жизель, как механически заведённый волчок, в утончённой позе арабеска кружится вокруг себя. С этого момента Жизель – вилиса. Теперь она не весёлая и беззаботно танцующая девушка, а призрак, тень.
Отставая от своей группы, Полина шла и вспоминала каждую секунду того невероятно удивительного спектакля, который она танцевала в Париже на сцене театра Гаренье. И мысленно говорила себе: «Как же тогда всё великолепно получилось! Это ощущение, как нынче, когда кажется, что вот-вот сердце остановится, было так кстати. Неимоверное волнение и внутренняя дрожь. В тот вечер я была лучшей версией себя в роли Жизель».
Полина подняла глаза и посмотрела на небо. Над вершинами утёсов собирались серые грозные тучи, которые не предвещали ничего хорошего. «Как всегда, я без зонта», – подумала она и, не желая возвращаться в реальность, предалась своим сладким воспоминаниям.
Утопая в своих грёзах, Полина снова запорхала от одного края сцены к другому в красивых высоких прыжках, и зрители поддержали её бурными аплодисментами.
Граф Альберт[48]