— Откуда я знаю? Умирающий бредил. Похожим на его ротного я ему показался.
— Но ведь так все и было? На перевале.
— Приблизительно, — неохотно ответил Вадим. — Только нас на ЕГО перевале быть не могло.
Подошли Тарханов с Розенцвейгом, за ними Майя, все это время остававшаяся возле машин, сжимая в руке пистолет.
Очень коротко Ляхов пересказал им смысл последних слов Гериева, сосредоточив внимание на том, что здесь поблизости бродит еще минимум десять человек таких же, даже хуже, поскольку являются вообще не владеющими ситуацией кадровыми бандитами.
И еще — существуют некие «чужие», которых пистолетная пуля не берет, а винтовочная — то ли да, то ли нет, но им не нравится.
— Он еще сказал — «гранатомет, „Муха“, хорошо…». Непонятно, тип гранатомета он имел в виду или…
— Не знаю такого. Может, он просто кличку своего напарника вспомнил? Муха — Мухаммед? Или — Мухаммедов. Хотя у черкесов таких фамилий нет. Хотел бы я сам его послушать… — с досадой произнес Тарханов, — это, пожалуй, самое важное было, а ты не выяснил. Надо было…
— Что — надо было? Не в госпитале даже, в батальонном медпункте я б его наверняка вытянул, допрашивай — не хочу, а так — уж извини.
Вадим терпеть не мог, когда непонимающие люди подвергали сомнению его компетентность.
Тут вдруг Татьяна вмешалась, совершенно неожиданно, со словами, которых Ляхов именно от нее не ждал:
— Нет, Вадим, ты себя неправильно вел. Надо было не слушать его болтовню, а самому спрашивать, четко и по делу. И колоть ему не промедол. Поддерживающее что-нибудь надо было. Я не врач, конечно, но, по-моему, от него он и бредить начал…
Вот оно как!
Умная, значит!
Перед Сергеем выпендривается или на самом деле вообразила, что может старому «додику»[41] советы давать.
Ляхов едва-едва не сорвался.
Кто они такие, чтобы его учить? Выросший в окрестностях доков Гельсингфорса, он знал такие слова и обороты, которые кадровый боцман постигает только к пятому году службы. И очень ему захотелось их употребить в полном наборе.
Но все же последующее воспитание пересилило генетическую память. Сумел Вадим Петрович остаться в границах приличия.
— Да кто ж вам мешал, таким умным? Реаниматоры, мать вашу! Ну, покажи, мне, недоумку, что ты в этой сумке «поддерживающего» найдешь?! Сразу и занялись бы, специалисты, допросили, на дыбу можно, шомполами по ребрам…
— Не заводись, Вадим, никто тебя не обвиняет. И ты, Таня, молчи, не лезь не в свои дела…
Тарханов сообразил, что ситуация выходит из-под контроля. Да и Розенцвейг, поджав губы, покачивал головой осуждающе, пусть и непонятно, в чей адрес.
— Как случилось, так и случилось, — сурово произнес Сергей. — Хоть одно ясно. Теперь у нас не «пустая земля», а сразу две разновидности врагов.
«Как ты и предполагал, — подумал Ляхов. — Молодец, командир! Вот уж действительно — не знаю, что там за горизонтом!»
— Одни, так сказать, «свои», вроде этого вот, другие — «чужие». Демоны, бля. Если уж для такого вояки они «страшные»… Приказываю — автоматы отставить. Всем взять винтовки.
Сергей нагнулся, поднял с земли оружие покойного Гериева. Как он ее назвал — «Эм-16»?
Интересная конструкция. Созданная по той же технологии, вернее — на базе того же способа мышления, что и взятые на заставе параллельного мира автоматы. Придумывали и делали их люди, которым, кажется, совершенно наплевать на удобство обслуживания, экономию материалов и трудовых затрат в производстве.
Если трехлинейную винтовку или автомат «ППД» можно разобрать-собрать с завязанными глазами, стрелять, вытащив из болота, лишь бы сил хватило передернуть забитый грязью затвор, с этой так не получится.
Похоже, в том мире солдаты жили в стерильно-чистом окружении и воевали в крытых спортзалах.
А на вид винтовка неплохая.
Тарханов отщелкнул магазин. Он был почти полный. Раза три успел выстрелить Гериев. Патроны тоже странные. Если тамошние автоматы использовали девятимиллиметровые парабеллумные, то эти — ни в какие ворота. Калибр совершенно детский, «пять и шесть», похоже, но гильза почти стандартных размеров, а пули — гораздо длиннее нормальных.
Сергей припомнил основы внешней баллистики. Слишком длинные пули, чтобы быть дальнобойными и устойчивыми в полете.
Вот этим, пожалуй, они «демонов» и отпугивают. При малейшем препятствии переворачиваются и идут поперек. Грубо говоря, превращаются в маленький пропеллер. И тогда калибр уже не 5,6, а…
Сколько тут длина? Два сантиметра? Вот уже и выходит почти скорострельная зенитная пушка.
Такое не всякому демону понравится.
— Хорошо, возьмем для пробы, — он подкинул винтовку на руке, протянул Ляхову. — Ты у нас спец. Только до конца обойму не расстреливай. Домой вернемся, интересная коллекция получится…
— Зачем до конца? Сбережем. — Вадим выщелкнул из магазина два патрона, сунул их в нагрудный карман камуфляжа.
— Правильно. А для дела и своими обойдемся. Семь шестьдесят два понадежнее будет. Приказываю всем взять карабины, перезарядить утяжеленными трассирующими. Я поеду первым. Вы, Григорий Львович, садитесь со мной. Ваша «Татра» совсем грохнулась?
Розенцвейг развел руками:
— Подремонтировать можно, конечно…
— Некогда. Будете наблюдать по всем азимутам и стрелять не задумываясь во что угодно, поскольку информацией, как «чужие» выглядят, доктор нас не обеспечил. Вы, девушки, к Вадиму. Наблюдать вправо-влево. Чуть что — стреляйте. Хоть на испуг. В Бейрут заезжать не будем, ищем ближайшую воинскую часть, пересаживаемся на бронетехнику.
— Эх, черт! — ударил он кулаком по раскрытой ладони. — Ну хоть бы пару слов, какие они, на кого похожи…
— Они — страшные, — вставила Татьяна.
— Тоже не критерий. Кому-то тигр страшный, кому-то — мышь. Но все-таки, если крутому вояке они показались страшными, нам тоже храбриться не след… Найдем броневик с тяжелым пулеметом или автоматической пушкой, шансы наши подрастут. А теперь — по машинам.
— Подожди, Сергей. Этого — похоронить бы надо. Все же русским солдатом был, как ни крути, — пытаясь помочь Гериеву, разговаривая с ним и приняв, как в старину выражались, «последнее дыхание», Вадим не мог оставить его тело просто так, хоть и не было здесь птиц или шакалов.
Тарханов поколебался совсем немного.
— Давай. Неси лопатки.
Перед тем как забросать умершего боевика землей со склона (могилу рыть они точно не собирались), Сергей проверил его карманы и валявшуюся неподалеку полевую офицерскую сумку, тоже русского образца.
Кроме обычного скудного имущества одинокого бродяги нашлись там две интересные вещи. Подтвердившие, что Гериев не бредил, умирая.
Пачечка банкнот, судя по обозначениям и надписям — двадцатидолларового достоинства, но странного, зеленовато-черного окраса, с портретом ничем себя не прославившего американского президента, и спрятанные во внутренний карман куртки, заколотый ржавой булавкой, документы.
Паспорт не существующего в природе королевства Иордания, однако выполненный на хорошем полиграфическом уровне, с цветной фотографией (!), свернутый вчетверо лист плотной бумаги, тоже, очевидно, документ, украшенный изображением волка и исписанный словами пусть и на кириллице, но абсолютно непроизносимыми. Надо понимать — чеченскими.
И самое главное — красная замусоленная книжица с пятиконечной звездой на обложке, озаглавленная «Военный билет».
На многих ее страницах, голубоватых, со сложным рисунком и непременной красной звездой, подтверждалось все, что говорил владелец документа, Гериев Руслан Лом-Алиевич.
Одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения. Призванный в Советскую армию в одна тысяча восемьдесят седьмом году Урус-Мартановским райвоенкоматом (районный военный комиссар майор Криворучко), проходивший действительную военную службу в в/ч 44922, военно-учетная специальность такая-то, в 1988 году присвоено звание сержант, в 1989-м — старший сержант. Уволен в запас в декабре 1989 года. Награжден знаками «Отличник Советской армии», «Специалист третьего, второго, первого классов», «Воин-спортсмен»…
Многое друзья успели увидеть и перечувствовать за последние восемь месяцев этого в чем-то рокового, а в чем-то и судьбоносного для них года, но все-таки эта вот книжечка их потрясла.
Тарханова заставила вновь вспомнить свои мысли, возникшие после разговора с Маштаковым в ночном автобусе, Ляхова — он даже не мог сейчас передать своих ощущений.
Может быть, чем-то похожих на те, что можно испытать, узнав лет в двадцать, что любимые родители, которых помнишь с младенчества, с которыми связана вся твоя жизнь, — не родные тебе. А сам ты — подкидыш.
— Ладно, поехали. — Тарханов сунул военный билет в карман. — Салюта отдавать не будем. Уже…
Глава семнадцатая
…Получив приказ Олега Константиновича — обеспечить прорыв в «боковое время», Чекменев принялся размышлять и готовиться к его выполнению. Технически, а главное — психологически и идеологически.
Сама по себе идея его тоже увлекла. Военные и политические перспективы открывались поистине безграничные.
Если бы только это оказалось возможным!
Весь его жизненный опыт и здравый смысл против подобного протестовали. Он охотнее принял бы практическую возможность «обыкновенных» путешествий по времени.
С времен Марка Твена и Герберта Уэллса тема тщательно отработана. За исключением некоторых, тоже подробно описанных в научной и художественной литературе парадоксов, которые, впрочем, фантасты наловчились мастерски обходить или игнорировать. Полученный в результате «сухой остаток» был легко доступен воображению.
А как же иначе?
Прошлое реально и абсолютно неоспоримо.
Он сам в нем жил. И другие люди тоже. Оставили после себя ощутимые материальные следы. Дома, книги, фотографии, целые музеи. Не так уж сложно представить себя в окружении реально существовавших предметов и людей, пусть теперь уже исчезнувших и умерших.