Внезапно послышался шум. Подъехал украшенный фаэтон. Конвоиры быстро выбежали и открыли дверь фаэтона, вышел человек в чёрном мундире с золотой отделкой, чёрных брюках и высокой шляпе с узкими бортами. Это был посол основного государства-гегемона – Англии, контролировавшей политические процессы на Кавказе. Он своим самодовольным видом и пафосной походкой сразу дал всем понять, что он здесь главный вершитель судеб.
Затем начался парад. Солдаты республики маршировали рядами с высоко поднятой головой, приветствуя вновь созданную свободную республику криками «Ура!». Муса и его друзья присоединились к крикам радости. Муса хоть и был ребёнком, но после национальной дискриминации в Ашхабаде прекрасно понимал, что означают слова «Родина» и тем более «свободная Родина». Это был не обычный парад, а головокружительное предвкушение свободы народа, который годами стонал под игом царизма. На лицах каждого была бесконечная радость и гордость.
История – это не просто видеть и жить. История также – величайший наставник, у которого можно учиться и делать выводы.
Мартовский геноцид существенно изменил и облик, и население разграбленного и опустошённого Баку. На глазах уцелевших жителей тысячи детей, молодых, стариков, мужчин и женщин были расстреляны, заколоты штыками и сожжены заживо. Они остались на разграбленной родине в нищете, под властью иностранных хозяев. Создание национального правительства в первую очередь было для них спасением от фатальной участи.
В 1919 году Баку медленно приходил в себя. Факт, что национальное правительство создало губернии Карабах и Нахичевань и установило свою власть вдоль всех границ, говорил сам за себя. Большевики, эсеры и меньшевики, дашнаки не хотели отказываться от города, игравшего важную роль в нефтяной промышленности и имевшего большое стратегическое значение в регионе. Отдельные эмиссары и сепаратисты пытались подтолкнуть местное население к восстанию, но эти усилия оказывались напрасными. Недавно созданный орган специальной службы под названием «Организация борьбы с контрреволюцией» усердно защищал национальное правительство. Вскоре в Баку были открыты национальная библиотека и университет, начал действовать Государственный банк. По улицам снова забегала конка[10], магазины занялись продажей товаров, возобновили свою деятельность театры.
Приехав в Баку из Ашхабада в ту роковую декабрьскую ночь, Муса думал, что будет вечно жить в этом ветреном, пахнущем нефтью городе. Но всё сложилось иначе. В конце года, пытаясь использовать свой последний шанс поправить состояние, Мирза Махмуд собрал у торговцев для сбыта товар и отправился в Турцию. Перед дорогой он обнял Мусу и сказал: «Маленький мужчина, теперь бабушка, Сона и остальные под твоим присмотром». На самом деле ему следовало, наоборот, доверить сына тёще, но он знал детскую психологию. После слов отца Муса сразу вырос в своих глазах настолько, что мог присмотреть за остальными.
Муса тяжело переживал очередную разлуку с отцом. Снова потянулись долгие дни, полные тревоги и ожидания.
В начале 1920 года Мирза Махмуд как раз закончил свои дела и готовился вернуться, как опять всё вышло из своей колеи. В ночь с 27 на 28 апреля 11-я Советская армия оккупировала Баку и свергла национальное правительство. Это был очень тяжёлый день. Муса видел, как мужчины и женщины рыдали на улицах, потрясённые этой новостью.
Оккупация Азербайджана преградила Мирзе Махмуду путь в Баку. Бабушка Гюлер решила забрать Мусу и вернуться в Ашхабад. Советские власти захватили и этот город, но путь был открыт. Вернуться в Ашхабад, поселиться там в имении, оказаться в окружении живущих там родственников было для бабушки и внука лучшим выходом, нежели оставаться здесь голодными и надеяться на удачу. Самым доверенным человеком бабушки был Зейнал, её сын, живший в Ташкенте.
Внуку и бабушке пришлось вернуться в Ашхабад.
Неудобства и тяготы долгой, неудобной дороги забывается только в одном случае: если в конце путешествия ждёт благополучная жизнь. В противном случае к усталости прибавятся чувства разочарования и тоски. Когда Муса и его бабушка добрались до Ашхабада, первыми, кого они увидели, были солдаты Красной армии, патрулирующие улицы.
Они дошли до своего дома, но от увиденного их ноги чуть к земле не приросли. На заборе дома, принадлежавшего Мирзе Махмуду, где Муса провёл детство и где остались воспоминания о матери, установили доску с надписью «Консульство Ирана».
Бабушка постучала в дверь и закричала: «Что за безобразие, объясните мне. Это имущество – собственность моего зятя Мирзы Махмуда Алиева. Это его родной сын Муса. Почему вы открыли консульство в нашем доме?»
Вышел человек и объяснил, что советская власть конфисковала это имущество, принадлежавшее кулакам, превратила его в государственную собственность и передала для эксплуатации иранскому консульству. Когда бабушка Гюлер начала кричать и требовать справедливости, к ней подошли советские милиционеры, пригрозили ей арестом и приказали немедленно уйти.
Уезжая, они заперли дом, полный дорогих вещей. За цену находившихся здесь ковров, декоративных ваз и картин можно было купить сотню таких поместий. Им сказали, что выдадут только никелированную кровать, стол и стулья, наборы чашек и блюдец, вилок и ножей и большую сковороду.
Внезапно потерявшие всё бабушка и внук опустились прямо на землю и, обнявшись, заплакали. Первым успокоился Муса и сказал:
– Бабушка, этот дом не принёс нам счастья. Здесь мы потеряли мою мать. Мы потеряли моего брата. Может быть, нам повезёт сейчас, когда у нас забрали этот проклятый дом. Во всём происходящем надо искать благо.
Его слова словно вывели бабушку Гюлер из беспомощного состояния и придали ей сил. В своё время Мирза купил тёще квартиру на улице Ставропольского. Та квартира была не очень дорогая. К счастью, её из-за неприглядности не тронули, и бабушка с внуком поселились там. Обустроившись, Муса первым делом вместе с бабушкой посетил могилу матери. Оба долго плакали у надгробия. Бабушка Гюлер сказала:
– Когда после потери самого дорогого человека приходишь на могилу, появляется его душа, чтобы заговорить с тобой. Поэтому надо рассказать о себе своему родственнику, который за тебя беспокоится, и обо всём ему сообщить.
На следующий день Муса побежал на встречу к своему любимому учителю Сергею Сергеевичу. Необходимо было продолжать уроки. Единственная проблема заключалась в том, что бабушке нечем было платить. Но этот добрый, благородный человек никогда не интересовался деньгами. Он был настроен бесплатно учить юного гения, чьё будущее он видел блестящим.
Зейнал, получив известие о приезде матери в Ашхабад, немедленно приехал из Ташкента и взял на себя расходы матери и племянника. Когда зашёл разговор о приезде Мирзы Махмуда, бабушка Гюлер грустно сказала:
– Боюсь, Муса останется один. Я не верю, что Мирза Махмуд приедет сюда с другого конца света, потратив столько денег и стараний. Где находится Стамбул? Ему тридцать шесть лет. Он при деньгах. Предполагаю, что он там женится и больше сюда не вернётся.
1921 год оказался ещё хуже. Однажды утром Муса проснулся в лихорадочном состоянии. У него возникло воспаление в горле и носу, стало трудно дышать. Бабушка в панике вызвала на дом врача. Врач напугал её, сказав, что нужна срочная операция. Бабушка позвонила и посоветовалась с Зейналом, а уже на следующий день собрала внука и уехала к сыну в Ташкент. Больной ребёнок, с температурой и с трудом дышащий, за такой длинный путь ни разу не пожаловался.
В течение месяца Мусе пришлось перенести четыре операции, по одной каждую неделю. Жена дяди Зейнала Александра Олигарховна заботилась о Мусе как мать, но вместе с мужем они очень переживали, выдержит ли ребёнок эти непростые процедуры? Когда Зейнал поделился своими опасениями с бабушкой Гюлер, Муса твёрдо сказал:
– Я ничего не боюсь.
Ему вырезали аденоиды, устранили искривление носовой перегородки и, наконец, удалили полипы в носу. Без анестезии это были очень тяжёлые операции, руки пациентам привязывали так, что они не могли двигаться во время боли, которую терпели, иногда теряя сознание. Все были удивлены, когда Муса попросил не связывать ему руки, а во время операции не издал ни звука и не двигался. Врач, опытный отоларинголог Журавлёв, признался, что никогда не видел ничего подобного. Откуда у тринадцатилетнего подростка столько хладнокровия, выдержки и воли?
Закончив четвёртую операцию, Журавлёв спросил Мусу:
– Ты меня очень удивил. Взрослые мужчины двигают связанными руками, от их криков содрогаются стены. Ты слаб телом. Тебе тринадцать лет. Как у тебя хватило сил вытерпеть такую сильную боль?
Муса спокойно ответил ему:
– Человек может сознанием контролировать свою боль. Даже если он кричит или молчит, боль будет ощущаться одинаково. Не лучше ли договориться с ней, сказав: «О боль, добро пожаловать, я тебя спокойно приветствую и уверен, ты уйдёшь, когда придёт время», чем кричать?
Журавлёв остолбенел и от удивления записал в свою тетрадку то, что сказал Муса. Он обнял его и поцеловал в лоб. Он отметил, что сказанное не является словами подростка – такое мнение свойственно мудрым профессорам. Прощаясь, он сказал: «У тебя светлое будущее».
После возвращения в Ашхабад у Мусы было две задачи: учёба и ожидание отца. Однако с течением времени вера в то, что его отец вернётся, стала таять. Когда бабушка видела его задумчивость, она утешала Мусу, пытаясь подготовить его к жизни, которую ему придётся прожить без отца.
Но в конце концов отец, потеряв более половины своего богатства и пройдя путь на лошадях и верблюдах, поездом и пароходом, проезжая через меньшевистскую Грузию, Советский Азербайджан и закаспийские поселения, прибыл в Ашхабад.
Бабушка Гюлер была очень рада его приезду. Она не верила своим глазам, что зять вернулся. Когда Муса увидел на пороге измученного страданиями отца, бросился к нему. Позже из разговоров отца и бабушки он услышит, через что прошёл его отец и какие страдания он перенёс, чтобы увидеть сына. И с того самого дня он поймёт, что отец для него не только отец, но и мать, брат, сестра, друг – поддержка, помощь, одним словом.