Багиров, встретив его ледяным взглядом, сухо сказал:
– Я вижу, что ты честный человек. Иди и продолжай работать. Мы создадим для тебя все условия на обеих работах. Но старайся всегда советоваться.
В то время было практически невозможно нести большую ответственность, не ломаться, защищать свою гордость и хранить чувство национального достоинства. Людей преследовали, арестовывали, сажали, отправляли в ссылки или же попросту доводили до инфаркта.
Возможно, что Всевышний оберегал Мусу Алиева. Неужели судьба была справедлива к нему? Нет. Он был нужен СССР, другие не знали того, что знал он, не могли делать то, что делал он. Поэтому иногда на него давили, угрожали – но не нейтрализовывали.
Глава 27
Оптовый рынок был настолько огромным, что прогулка от одного конца до другого заняла бы, наверное, полдня. Хорошо, что Назим нашёл своих соотечественников, иначе затерялся бы здесь.
Тут были свои законы. Знакомым товары продают дешевле, даже в кредит дают, а незнакомым, наоборот, товар обходится гораздо дороже. Расспросив односельчан, вышел на Аллахверди из соседнего села, который контролировал аренду автокаров и согласился ему помочь.
Аллахверди был молодым парнишкой с голосом старика. За короткое время он нарисовал для Назима карту рынка, объяснил правила и посоветовал, покупая товар, со спокойной душой представляться как «человек Баринова». А потом извинился и быстро пошёл по своим делам.
На первой площади выстроились с открытыми кузовами микроавтобусы и небольшие грузовики, где торговали прямо из машин. Между ними на земле под большими зонтами стояли продавцы фруктов и овощей, а дальше – крытая часть рынка, где выстроились в ряд прилавки.
Больше всего было людей, привозивших товары из регионов России, Белоруссии, Узбекистана и Азербайджана. Было немало народу и со спорных территорий бывшего Советского Союза. Среди них были и жители Приднестровья, Абхазии и Крыма.
На рынке, раскинувшемся между металлическими столбами, к которым были проведены высоковольтные линии электропередачи, впечатляла аккуратность товара. Крупные фрукты – яблоки, груши, апельсины, сливы, персики – были разложены в ящиках так, будто все они одного размера и цвета. Но такой же порядок царил и в рядах ягод. Клубника, вишня и черешня, малина, смородина – ровное расположение этих крохотных плодов удивляло. Назима особенно поразило терпение людей, которые раскладывали маленькие ягоды тутовника одну к одной.
Он покупал фрукты по списку, данному Асланом, и каждый раз говорил продавцу:
– Я человек Баринова.
Сравнивал с ценой, по которой им ещё вчера продавал оптовик на Москворецком рынке. Была большая разница. Аслан этому обрадуется. Он останется доволен тем, что Назим взял эту работу на себя.
Время шло. Он погрузил купленные ящики в автокар. Надо было торопиться, чтобы вовремя доставить продукты на рынок.
Когда Назим вошёл, Вадим Борисович сразу заметил, что у него приподнятое настроение, и спросил:
– Откуда солнце взошло, что лицо моего хмурого сторожа сияет улыбкой?
Назим торжественно вручил ему целлофановую упаковку:
– Я вам рязанский творог принёс.
Конечно, Вадим Борисович был очень доволен этим жестом, даже прослезился.
Чайная церемония сегодня длилась дольше обычного. Вадим Борисович поменял места нескольких экспонатов, а на левой стене повесил картины Мусы Алиева с разными людьми в позолоченных рамках.
– Эти, кажется, новые? – спросил Назим.
– Да, новые, рамки давно заказал, сегодня наконец-то привезли, – сказал Вадим Борисович.
Он добавил, что главное условие в работе музея – сохранение и соблюдение историчности. Он заказал рамку для картины, типичную для пятидесятых-шестидесятых годов прошлого века.
Потом он с улыбкой встал перед картиной и начал говорить:
– Земля будет пухом всем троим, это Муса Алиев, мой отец и Мир Джалал Пашаев, ваш выдающийся писатель. Кум Мусы Алиева. Сын Мир Джалала Пашаева, Хафиз, женился на Рене, дочери Мусы Алиева.
Назим сразу вспомнил роман «Манифест молодого человека»[22]. В старших классах отрывок в учебнике был настолько интересен классу, что они прочитали произведение целиком. Даже Назима, не читавшего художественную литературу вообще, оно заинтересовало. И это была единственная художественная книга, которую он прочитал.
Радуясь, что хоть о чём-то осведомлён, он быстро начал рассказывать Вадиму Борисовичу о «Манифесте молодого человека». Он даже вспомнил, как в девятом классе на праздник Навруз готовили и исполняли сценку из этого произведения.
Он сыграл роль Мардана. Подойдя к середине кабинета и раскинув руки в стороны, как актёр, начал на родном языке беседу со своим воображаемым собеседником. Сам удивился, что спустя столько лет всё ещё помнит слова: «Хорошая работа бесценна. Моя мать до замужества соткала ковёр с изображением Юсуфа и Зулейхи. Все, кто видел его, от купцов до англичан, пытались купить и увезти. Предлагали золото, скотину, кто-то – имущество и деньги. Сам я из крестьянской семьи. Не разбираюсь в антиквариате. Однако знаю, что творчество талантливого человека, умелого мастера, бесценно. Всё легко, но работа, изящная работа – редкость!»
Хотя Вадим Борисович не понял сказанное Назимом, но оценил его актёрское мастерство, аплодируя стоя. Он сразу же попросил перевести то, о чём Назим говорил. После услышанного Вадим Борисович вздохнул:
– В точности помню. Это был 1973 год. Вот здесь, перед этим окном, стоял Муса Мирзоевич, а Мир Джалал и мой отец – напротив. Они мило разговаривали, а я, прильнувши к отцу, слушал интересные разговоры этих великих людей. Инициатива запечатлеть исторический момент исходила от Мусы Мирзоевича, который сказал мне: «Беги и позови дядю Мишу, чтобы он нас сфотографировал». Дядя Миша был фотографом-любителем. Повесив камеру ФЭД на плечо, он запечатлел самые интересные моменты. Такова история этой фотографии.
Когда Назим перешёл к третьему стакану, Вадим Борисович удивился, встал перед ним и спросил:
– Всё-таки что происходит? Тебя сегодня не узнать.
Назим рассказал, какие изменения в его жизни произошли после прихода в этот музей, как он внимательно, иногда даже несколько раз читал рукопись, как оживали эти сцены перед его глазами, как старался сделать вывод из каждого эпизода и события, как, следуя описанным там правилам, примирился со своим другом детства, с которым враждовал. А также придерживался наказов: не бояться тяжёлой работы, выходить из зоны комфорта, ради средств к существованию двигаться к цели, если даже это будет стоить бессонных ночей и неудобств. Благодаря всему этому он нашёл новый источник дохода. Он сказал, что этот великий человек уже начал играть важную роль в его жизни.
Вадим Борисович улыбнулся и заметил:
– Помнишь, когда ты впервые пришёл сюда, тебя ничего не интересовало. Я пожалел, что сказал: «Читай». Ты отказался. Я знал, что… как только уйду, ты будешь спать как убитый. Я даже хотел тебя выгнать, потому что ты не тот человек, которого я искал. А потом подумал, что притяжение этого места очень сильно, может быть, со временем ты передумаешь. Но, честно говоря, не верил, что это произойдёт так скоро.
Вадим Борисович поинтересовался, до какой части и года Назим дочитал. Когда он узнал, что это 1937 год, нахмурился и сказал:
– Ты дошёл до тяжелейшего периода судьбы этого человека, миллионов и вообще целой страны. – Тяжело вздохнув, продолжил: – тридцать седьмой – это год истребления самых светло мыслящих людей.
Глава 28
1937 год наступил тихо, без всякого торжества.
Но как только он наступил, слова типа «поймали такого-то» и «забрали такого-то» стали употребляться чрезмерно часто. Фамилия начальника НКВД Григоряна была у всех на устах. По национальности он был армянин, и ему никто не смел перечить. Что происходило? Муса лично был свидетелем ареста директора индустриального института Ахундзаде и всего руководства «Азнефти».
Муса и такие же патриоты, посвятившие свою жизнь процветанию страны, боровшиеся за идею и считавшие происходящие процессы необходимыми, когда видели случавшуюся время от времени несправедливость, задавались вопросом: что это за строй, который без суда и следствия уничтожает людей?
В мае, казалось, репрессии немного утихли, появилась надежда, что всё вернётся на круги своя. 24 мая Муса пришёл домой весёлый и сказал отцу:
– Отец, идём на футбол.
И Мирза Махмуд, и Сона были удивлены. С чего это? Какой ещё футбол? Муса и футбол?
Муса всё объяснил своим родным. В марте в Баку был основан футбольный клуб «Нефтяник»[23]. Белая футболка команды с чёрными полосами отражала белое золото, то есть хлопок, и чёрное золото, то есть нефть. Сегодня команда выходила на свою дебютную официальную игру, матч 1/64 финала Кубка СССР. Игра должна была проходить на стадионе «Динамо» в Баку. А соперником была команда Армении, ереванское «Динамо».
Конечно, резня 1918 года, убийство его брата Мамедтаги армянскими дашнаками никогда не сотрутся из памяти Мирзы Махмуда. Считая проигрыш армянского клуба утешением, он заявил, что с удовольствием пойдёт на матч.
Стадион «Динамо» вмещал всего пять тысяч болельщиков. Не имея возможности купить билет, тысячи людей смотрели матч, стоя перед большими железными сетчатыми воротами стадиона, взбираясь на окружающие деревья и на крыши зданий.
«Лишь бы только наши победили, не опозорили нас», – думали отец и сын. Ведь это был не обычный матч. Это была скорее политика, нежели спорт, битва не на жизнь, а на смерть, между двумя соседями, которые годами находились в конфликте, дошедшем до вражды. Это подтвердило напряжение, проявленное футболистами с первых минут, многочисленные нарушения и споры. Отличавшийся техничной игрой капитан «Нефтяника» Мамедали Исмаилов получил много ударов.