Фанаты, включая Мусу и его отца, бурно аплодировали и кричали. За три минуты до конца матча весь стадион замер. Бакинский нападающий Павел Штирлин неудержимым ударом отправил мяч в ворота армян. Внезапно на молчаливом стадионе раздался такой гул, что, казалось, будто весь город вздрогнул. Историческое событие: азербайджанский клуб выиграл свой первый официальный матч! Домой они вернулись, на удивление Соны, с пропавшими от крика голосами.
Но эти счастливые минуты исчезли под натиском кошмара последующих дней. Новая волна репрессий довела и без того невыносимые условия до крайности. Гибли тысячи людей, самые яркие люди Азербайджана были брошены в тюрьмы, сосланы и расстреляны. После очередного смертного приговора Григорян написал матери такое письмо: «Мама, я сто раз отомстил за смерть твоего брата, моего дяди».
Мусу Алиева вызывали на допросы почти каждую неделю, каждый раз, когда он уходил, он чувствовал угрозу, что может не вернуться, и прощался с Соной, сыном и отцом. Однажды он сказал Соне:
– Все думают, что эти массовые аресты людей, эти ссылки, эти смертные приговоры временны, но я чувствую, что всё это будет продолжаться и в последующие годы, потому что суть захвативших власть – красный террор.
Он никогда не отчаивался, никогда не падал духом и добавил с оптимистической нотой:
– И всё же без веры жить невозможно. Я верю, что эти нелюди, охотящиеся на невинных, будут в ближайшее время истреблены, и наше государство будет спасено. А пока я буду делать свою работу, буду придерживаться своих принципов до конца.
Каким бы усталым и разбитым он ни приходил домой, ночью он читал при свете торшера. Наконец Сона не выдержала, забрала у него книгу, сказав:
– Если читаешь в таком усталом и напряжённом состоянии, читай хотя бы не часами подряд.
Муса улыбнулся и взял книгу из её рук.
– Ты знаешь, что это за книга? Драма «Вагиф» Самеда Вургуна. Я успокаиваюсь, читая. Наш великий поэт пишет про эпоху Вагифа, подразумевая сегодняшний день.
Сказав это, Муса начал читать «Вагифа» наизусть. Шли минуты, а он продолжал читать с интонацией, в свойственной чтецам манере:
О боже, тяжело живётся людям!
Ты видишь, каково живётся людям!
Вероучений много – в чём их смысл?
Где истина? Откройся, боже, людям!
Как различить добро и зло, о боже!
Слепые. Зрячими когда мы будем?
Дай свет очам! Со злыми будь построже!
Когда мы наконец жить мирно будем?
Средь войн кровавых сердце жаждет мира,
Но тёмное кругом бушует море…
Сона удивлённо спросила:
– Муса, ты знаешь наизусть всю поэму?
…1937 год сменился 1938-м. Не было разногласий по поводу назначения директора в институт. Багиров взял ручку, вычеркнул семь фамилий из списка и написал на самом верху: «Муса Алиев».
На этот раз Сона встретила хорошие новости словами:
– Мой директор. – Она обняла его и сказала: – Я горжусь тобой.
Удивительно. В тридцать лет он уже директор главного вуза страны. Где бы он ни начинал работать, первым делом призывал к дисциплине. За короткий период времени он реформировал институт и исправил нарушения. Он ввёл «Внутренние дисциплинарные правила» и делал всё, чтобы привить студентам любовь к культуре. Создал джаз-оркестр, духовой оркестр, национальный оркестр, а также драматический кружок. Когда состоялась премьера спектакля Джафара Джаббарлы «Севиль», в театр стекались не только представители института, но и общественность города. На спектакль Муса привёл и своих домашних.
В то время там учился Гейдар Алиев, в будущем – видный государственный деятель Азербайджана. Позже Гейдар Алиев вспоминал об этом периоде: «Дисциплина была очень строгой. Студенты старались не опаздывать на занятия. У двери всегда было столпотворение. Образование, подготовка, дисциплина и знания, которые я получил тогда, сыграли большую роль в моей жизни. Поэтому я всегда вспоминаю те годы с великим чувством благодарности. В то время ректором здесь был Муса Алиев. Позже он стал выдающимся учёным, президентом академии».
В 1939–1940 годы репрессии немного утихли, но общественно-политическая жизнь страны по-прежнему пахла кровью.
Однажды вечером Муса пришёл домой усталый, и, когда Сона принесла чай, она снова обнаружила его дремлющим за столом. Проснулся, когда чай уже остыл. Позвал отца и сказал родным:
– Дорогие мои, по итогам сорокового года наш Индустриальный институт занял первое место среди высших учебных заведений СССР в области нефти и был удостоен переходящего Красного Знамени, опередив престижный и знаменитый Московский нефтяной институт. Прошу аплодисментов.
Жена и отец с большой радостью захлопали в ладоши. Следующая новость была ещё лучше:
– Институту и вашему покорному слуге Мусе Алиеву вручат орден Трудового Красного Знамени.
Их радости не было предела. В тот вечер до утра никто из них не сомкнул глаз от радости и гордости.
Благодаря Мусе Алиеву имя Бакинского индустриального института, ставшего одним из самых престижных учебных заведений на Востоке, распространилось по всему миру. Когда Муса придёт домой с орденом на груди, Сона обнимет его со словами: «Мой орденоносец».
А на пороге стояла новая разлука, очередная дорога на чужбину.
Иногда один и тот же путь дарит и радость, и грусть. Точнее, ты грустишь, не успев обрадоваться.
1941 год запомнился тем, что Мусу Алиева вызвали в Москву. Ему предложили работу доцента кафедры палеонтологии и исторической геологии Московского нефтяного института и руководителя Главного управления учебных заведений Народного комиссариата тяжёлой промышленности СССР. Прощаться с Баку, конечно, было тяжело, он уже был отцом троих детей. После Омара Хайяма родился ещё один сын по имени Икрам, а затем дочь по имени Рена. Рена была любимицей Мусы, в ней он видел черты своей матери Набат.
Родина, любимая Сона, дети, отец, институт, исследовательская работа – как можно было всё это бросить и уехать? Но постоянные преследования, страх 1937 года, доносы окружающих, предательства, столько допросов, каждый раз писать объяснительные – всё это утомило Алиева. Он думал: «Может быть, в Москве будет другая среда».
Борьба учреждений и организаций за лучшие кадры вполне объяснима, но борьба республик – редкостный случай в истории. Муса Алиев нужен был Москве, но Баку его тоже не отпускал, поэтому Кремль согласовал его отъезд в Москву не с Мир Джафаром Багировым, а со вторым секретарём ЦК ВКП (б) Азербайджана Петром Чеплаковым.
Муса знал, что надолго поселится в Москве, и планировал перевезти сюда свою семью. Сона готовилась к переезду в столицу страны.
Но 21 июня по радио прозвучала страшная новость. Это был голос Молотова: «Нацистская Германия напала на СССР». Немедленно собрали Совет безопасности, членом которого был Муса, в здании Народного комиссариата. Ему была поручена охрана Московского нефтеперерабатывающего завода и Московского нефтяного института от воздушных налётов, а также контроль за своевременным отключением систем освещения. Как только Муса вышел с собрания, первым делом он позвонил Соне и сообщил, что из-за начала войны их переезд невозможен.
Самой сложной из порученных ему задач была охрана нефтеперерабатывающего завода, поначалу он не спал четыре дня подряд. На следующий день во время осмотра института, разговаривая с управляющим, невольно уснул за столом. Товарищи уложили его на диван и укрыли. Он проснулся после того, как проспал как убитый четыре часа. В последнее время его мучила бессонница, и это состояние наносило наибольший ущерб здоровью. Он знал, что это напряжение, волнение, стресс, недосып обязательно будут иметь свои последствия в будущем.
С фронта приходили ужасные вести, фашисты быстро наступали. Единственным утешением было то, что Баку находится далеко от линии фронта.
Работа, ответственность, которую он нёс, была чрезвычайно тяжела. Ему поручили невозможное. Нужно было любым видом транспорта ехать в Грозный, который находился под носом у фашистов, и перевести Грозненский нефтяной институт в Красноводск[24]. Ему сказали:
– Мы знаем, что это невозможно, но наш долг – хотя бы попытаться. На что Муса ответил:
– Я поеду и переведу.
Ценой бессонных ночей, тысячи лишений каким-то образом удалось добраться до Грозного, сам удивлялся, как ему это удалось. Он сразу собрал студентов и преподавателей с их семьями. Поиски пассажирского и товарного поезда заняли много времени, он звонил всем, наконец институтские принадлежности и людей в сохранности погрузили в два выделенных ему товарных вагона. Всё это происходило под постоянный грохот обстрелов, рёв самолётов и страх перед дождём снарядов, которые могли упасть в любую минуту.
Конечно, война сделала людей ближе и добрее друг к другу. Ему помогали все, кого бы Муса ни просил. Тем более что орден Трудового Красного Знамени на груди говорил сам за себя. Конечно, людей с орденом можно было пересчитать по пальцам.
Как только поезд покинул станцию, вокзал начали бомбить. Ещё две минуты – и никого не осталось бы в живых.
Он доставил своих подопечных в Махачкалу и отправил их на корабле в Красноводск, и только тогда ему показалось, что с плеч сняли непосильный груз. А по возвращении в Москву, его встретили как настоящего героя.
Судьбу Второй мировой войны решала кавказская нефть, а Муса Алиев по поручению главы страны Иосифа Сталина добился воспитания молодых нефтяников. Они обеспечивали топливом фронтовую технику, громившую фашистов, добравшихся до Моздока. Под его подчинением было 25 нефтяных учебных заведений. В октябре 1941 года, в самый решающий момент войны, когда фашисты находились на подступах к Москве, Гитлер готовился к празднованию в Кремле, сотни тысяч москвичей эвакуировались на восток по Казанской дороге. Ходили слухи, что советские войска собираются покинуть город, который постоянно обстреливали снарядами, в воздухе летали листовки с призывом сдаться, а железнодорожники переворачивали вагоны и раздавали все продукты питания: сахар, муку, чай, рис – народу, чтобы врагам не досталось. Многие высокопоставленные чиновники покинули город. И тогда Муса Алиев заявил, что никуда не поедет, и остался в центре событий. Поступил как д