Однако Лена непреклонна. А я, прикинув, что мне всё равно придется отлучаться к Таранову, и в целом шило в мешке не утаишь, вываливаю ей всё как на духу. И вопреки ожиданиям получить поддержку, слышу:
– Он неизлечимо болен и собирается на эвтаназию? Ужас! Кошмар! А ты… У тебя маленький ребёнок на руках, и ты в самом расцвете сил, чтобы во все это ввязываться… Тань, тебе точно нужен этот инвалид?
Должно быть, у меня на лице написано, что я думаю о Лене и ее словах в этот момент.
– Нет, ну правда, – несет ее. – Я разве неправильно говорю? Я бы ни за что на подобное не согласилась и не пошла. Ноги в руки – и бегом от него. Даже не раздумывая. К тому же и он не особо-то настаивает, чтобы ты была рядом… Хотя… если ты будешь как сиделка… ну, знаешь, есть такие, кто дохаживают стариков, а они потом в завещание включают…
– Замолчи! – не выдерживаю я и рявкаю. – Какая сиделка, какое завещание?
Внутри зреет протест такой силы, что хочется собрать вещи и дверью хлопнуть. Но я с ребёнком и в ночи мне идти некуда, и зарплата еще нескоро, в сбережения не охота залезать.
– Тань, ты чего разошлась? Я разве что-то не так говорю? Ты по молодости замуж быстро выскочила, никого до Толи не знала… но блин… Может, Таранов и красавчик, успешен, но он же не сегодня-завтра в овоща превратится. А оно тебе надо за ним ухаживать? У тебя, если на то пошло, свой мужик есть. Здоровый. Да, изменщик, но согласись, это получше, чем инвалид, а потом труп. Да и дочь воспитывать будет родной отец. В общем, извини. Ты, скорее всего, другое рассчитывала услышать, а я тебе правду вывалила. И в глубине души ты, уверена, так же думаешь. Это просто… жалость. Ну и еще страсть. А на деле… Зачем он тебе? Приди уже в себя, а.
Она качает головой и подливает себе вина.
– А на деле, Лена, ты дура, – произношу с раздражением и каким-то чудом удерживаюсь, чтобы не вылить это вино ей на голову.
Вскакиваю со стула и направляюсь прочь из кухни.
– Это не я дура, а ты! – кричит она мне вслед. – Это только в книжках романтично, а в жизни все не так…
Но я больше не слушаю. Достаю чемодан. Лена появляется в дверях гостиной, смотрит на меня, а потом идет его отбирать.
– Да успокойся ты. Я же не выгоняю. Просто высказала свое мнение. Имею на то право. Я ведь не ты.
Алиса подрывается с дивана.
– Мама, мама, мы уезжаем? А куда? А зачем?
– Да, Алиса. Уезжаем.
– Успокойся, Тань, – миролюбивее повторяет Лена. – Я лишь озвучила свою позицию.
– И буквально плюнула мне в душу. Потому что я… я влюбилась, – продолжаю тише, чтобы Алиса не слышала. – И не смогу его оставить. Просто не смогу… А ты… Спасибо, что приютила. Но больше мы здесь не останемся.
Лена смотрит на меня как на умалишенную, а может я она и есть. Но разве близкие люди и друзья говорят столько ужасных вещей? К тому же видит как мне плохо. Неправильно это!
– Ну что сказать. Плохи ваши дела, девочки. Очень плохи. А дальше что? У тебя ребёнок. И он даже не отец Алисы… Толя явно это все не поддержит…
– Мам, мы к папе поедем? – с надеждой в голосе спрашивает дочь.
– Вот, – хмыкает Лена. – Ей семья нормальная нужна. Лучше бы о ней подумала и к мужу тогда вернулась.
А я о ней и думаю. И о Владе. И о себе. Но если влюбилась всем сердцем прикипела и не хочу отдавать Таранова в руки смерти, то как могу это контролировать? Да никак. и Толю я не люблю. Нечего нам с ним сохранять.
Лена в итоге уговаривает нас остаться до утра. Я соглашаюсь и то только ради Алисы. А ночью, когда она засыпает, перебираю сайты и нахожу квартиру. Небольшую. Чистую. Недалеко от сада. По карману бьет, но я даже не думаю. Просто нажимаю «написать» и оставляю заявку. Утром вношу задаток. Чтобы не передумать.
Вечером Лена пытается опять поговорить. Извиняется. Просит остаться. Но уже поздно. Решение принято. Я не знаю, правильно это или нет. Но точно знаю: там, где меня называют дурой за чувства, обесценивают – оставаться нельзя. Это мы уже проходили.
И, как водится, беда не приходит одна.
В тот день когда мы переезжаем, на пороге новой квартиры появляется Толя. Злой недовольный. Хрен знает, откуда он узнал адрес. Может, Лена слила. Может, сам выследил. Но стоит как истукан и смотрит исподлобья, как всегда, когда хочет устроить сцену.
– Ты ради него все это делаешь? Ушла от меня? Лишила дочь отца? Показываешь ей, как надо? Это ты считаешь нормальным?
Подходит ближе и хватает меня за локоть. Сжимает с такой силой, что я дергаюсь от боли.
– Я заберу ее у тебя слышишь. Так и знай.
– Отпусти, – говорю тихо.
Он сжимает сильнее, чем пугает Алису. Она начинает всхлипывать.
Похоже, жизнь учит быть сильной через мужчин. Толя хочет сломать меня угрозами, а Таранов молчанием.
– Нам обоим известно, почему я ушла. Ты хотел строить жизнь под себя, без моего уважения, чтобы я прав никаких не имела. Единоличное главенство и ноль партнерства. Прекрасный пример для дочери, не так ли?
– А быть сиделкой для умирающего и выхаживать дохляка?
Он говорит это с таким ядом, с таким наслаждением, будто плюёт в самое сердце.
– Лучше я проживу несколько месяцев с человеком, который меня уважает, дает мне выбор и во всем помогает, не сыплет угрозами чуть что не по его, чем остаток жизни с тобой играть в сырую постановку под названием «благополучная семья». Ты же постоянно давишь, орешь, унижаешь, думая, что так и должно быть. Но так быть не должно! И вообще, можно быть при смерти, но оставаться человеком, а можно быть пышущим здоровьем успешным мужчиной, но обезумевшим деспотом и глупцом.
– Дура, – выплёвывает с презрением Толя. – Какая ты дура, Таня! Ну ничего еще пожалеешь, – отшвыривает мою руку и уходит.
Алиса испуганно жмется ко мне. А мне и самой страшно. Вокруг сгустились непроглядные сумерки, и я оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти хоть крошечную полоску света, чтобы пойти к ней, но не нахожу. Сколько ни всматривайся – одна темнота.
46 глава
– Вот это согласие на осуществление сделки с квартирой ты ему на хера давала? – тычет Сколар документами мне в лицо. – Тань, ты же сама юрист, должна была понимать, что он потом в своих целях может использовать это против твоих интересов. Он взял и оформил всё на мать, и мы бы в суде это могли оспорить, и как-то в твою сторону обернуть, если бы не было этого согласия. – Отчитывает меня как девочку.
Влад бы никогда себе такого не позволил.
– У меня тогда была практика как обращаться с младенцами, как готовить обеды, как ухаживать за домом, наводить в семье уют. Это только сейчас я начала разбираться, что к чему, а тогда… тогда я об этом даже не задумывалась. И замуж выходила с мыслью, что это раз и навсегда. Можно с меня не спрашивать за тот период. Дело сделано.
Сколар прикрывает глаза, будто собирает остатки спокойствия.
– И что мы будем с ним делить? Машину его пятикопеечную?
– Она нормальная. Дорогая.
– Да тебе даже на кредит, чтобы взять первоначальный взнос на ипотеку, не хватит. Не одобрят с такой суммой, что ты у него по этой машине отсудишь.
– Всё! – взбрыкиваю я. – Хватит так со мной разговаривать. Да, я лоханулась! Но как я это изменю? Думаешь, мне не обидно? Ещё как. Но это уже свершившийся факт. Не изменить его. Понимаешь?
– Ещё как, – вздыхает он. Садится на моё кресло и, взяв в руки карандаш, стучит им по столу.
– А что со связью с Тарановым? Он же теперь всё в суде скажет. И будет использовать против меня. Я не ожидала от подруги такой подставы.
– Отрицай. И подругу свою держи на пушечном выстреле. Нахер такие друзья не нужны. Ничего твой муж не докажет.
– А если он напишет в опеку новую жалобу?
– Да и пусть пишет, – хмыкает он. – Но с квартирой, конечно, шляпа. Будет тебе уроком на будущее, на всю оставшуюся жизнь: дела с недвижимостью и крупными вложениями без консультации юриста, грамотного юриста, – уточняет он, – не осуществляются. Только такой порядок. А вот если твой муж качнет в опеку жалобу… То ему же хуже. Не везде он подстраховался. Хату за собой, может, и оставит, а вот репутацию его я разнесу в пух и прах. Смотри, у меня какая справочка есть: мамаша, оказывается на учете у психиатра. Не может смириться, что больше не начальник, и втихаря лечит биполярку. А сам твой благоверный прибухивает, берет отгулы и во все тяжкие. Отрывается по полной. Об этом тоже есть засвидетельствованные показания его коллег. Замечен в стрип-барах.
Прикладывает несколько снимков, на которые мне смотреть отвратительно, но лишний раз убеждаюсь, что всё я сделала правильно. И хоть обижаюсь на Сколара за резкие высказывания, но благодаря кому оказалась в подобной ситуации? Да, можно подойти к зеркалу и посмотреть на этого человека. Из-за себя.
– А с тобой все просто и понятно: с работой, исключительно положительные характеристики. Ни в каких порно-вечеринках и прочих нелицеприятных эпизодах замечена не была. Не считая недавней вылазки на набережную с одним успешным адвокатом. Ну уж не знаю, чем вы там занимались. Предполагаю, это не моего ума дело.
В Сколара летит папка. Это выходит само собой.
– Короче, – ловит ее, кладет на стол и хлопает по ней ладонью: – В два заседания разведёмся. Суд даст сейчас время на перемирие, бывший будет на это давить чисто из принципа, чтобы затянуть развод. Но через пару месяцев будешь свободна, как птица в полёте. Алиса останется с тобой. А вот с квартирой… Ну, только если на дочь как-то бабку эту уговорить часть переписать…
– Нереально. Она за каждую копейку трясётся.
И про ее наблюдение у психотерапевта тоже неожиданно. Как теперь отпускать к ней дочь. Это безопасно? Надо выяснить. Вот так была с виду семья, а на деле… Самая настоящая иллюзия.
– Ну тогда – забей и не трепи себе нервы. Работа есть, мозги тоже. Вопрос времени как быстро встанешь на ноги. И амбиций. Но с этим вроде тоже всё в порядке. Как что пройдёт в зале суда завтра отпишусь. Но нервы твоему бывшему потрепать в планах есть. Таранов бы одобрил, – посмеивается Сколар.