Он слабо кивает. Я навожу камеру и сердце сжимается: какой он расслабленный, красивый… и как в последнее время часто я ловлю себя на этой мысли.
Делаю серию кадров.
– Покажи, – просит он.
Поворачиваю к нему экран.
Коротко кивает. Опять смотрит на меня.
– То есть, знал, что в любой момент может начаться приступ и все равно… – осекаюсь, глотая слово «оттрахал». Вроде бы откровеннее должна быть, и стыд явно не то чувство, которое я испытываю с Тарановым. Но появилась нежность. Не хочется дерзить, говорить грубости, хочется сидеть у него на коленях, обнимать и поставить это чертово время на паузу.
– Потому что хотел тебя. И хочу. Это что-то на уровне инстинктов. Как с моими приступами – невозможно контролировать.
Поднимаюсь с кресла, делаю шаг и сажусь к нему на колени, как и хотела. Обнимаю за шею. Тянет. И физически, и морально. Хочется, как этот его стимулятор, вживиться в него и взять на себя часть его боли. Может, если все это разделим, он дольше проживет?
– А мне нравится этот поворот, – опять улыбается.
Кладу руки ему на грудь, провожу по татуировкам и, чтобы не болтал лишнего, затыкаю его губы поцелуем. Вкус табака и сигарет заполняет мой рот. Прижимаюсь к нему теснее. Возбуждает дико!
– Сверху хочешь?
– Мне всё равно. Тебя хочу. Если только…
– Всё нормально со мной. Пока что.
Поднимается вместе со мной с кресла, стягивает с меня свою футболку, смотрит на грудь. Наше дыхание одновременно срывается, когда он касается пальцами сосков, которые уже твёрдые от одного его жадного взгляда.
Поворачивает меня к себе спиной, откидывает волосы с шеи и кусает плечо. Ни капли не нежно. Пальцами уже между ног, раздвигает влажные складки. Я хватаюсь за край стола, выгибаюсь, он надавливает на клитор и доводит до грани за считанные секунды. Закусываю губу, но стоны сдержать все равно не получается. Слишком хорошо.
И даже не успеваю отойти от оргазма, как он берёт меня на руки, несет на кровать, падает сверху. Целует, кусается, будто голодный. Затем отрывается ненадолго, возится с защитой. И наконец входит. Грубо. Глубоко. И трахает так, будто это наш последний день.
Мы кончаем почти одновременно. По позвоночнику ползёт непрекращающаяся судорога. Он вжимается в меня, еще продолжает двигаться, будто не может остановиться. Будто хочет остаться внутри.
Когда выходит – оба молчим. Еще секунду назад была похоть и желание вжиться друг в друга до костей, а сейчас опять море нежности.
На языке вертится то самое: я хочу от тебя ребенка, прекращай предохраняться. Что я в итоге и говорю, глядя на него.
Влад лежит какое-то время, шумно дышит. Мне даже кажется, он не расслышал. Хочу повторить, но он поворачивается.
– А потом что? – спрашивает резко. – Одна останешься с двумя детьми на руках?
Обжигают его слова. Делают очень больно. И даже отчасти убивают.
– Ты… зачем идти на лечение с такими мыслями? Все получится. Ясно?
– А если нет? Мне и так непросто даются какие-то решения относительно моего лечения, нас, но это…
– В прошлый раз ты… – перебиваю.
– В тот раз я поддался эмоциям, – жестко обрывает. – И чувствам. Это был порыв, Таня. А сейчас у меня ответственность. За тебя. За Алису. Впереди и так, вероятно, не самые лучшие моменты. Которые лягут на твои плечи больше, чем на мои. Мне в реанимации в коматозном состоянии под препаратами по хуй на все, а ты рыдать будешь, сидя у моей кровати. Поэтому, пока я могу дать лучшее по максимуму, – я это и делаю. Все в наших отношениях хорошо. Когда ты не забываешь, что перед тобой человек с ограниченным сроком службы. Так вот не забывай об этом, договорились?
– Пощечину тебе дать хочется. Да такую, чтобы все там, в твоей голове, на место встало. И приступы эти проклятые навсегда законились. От жен мужья и с тремя детьми уходят. Просто так, без болезней. К любовницам. И перестают помогать – и ничего. Живут как-то все. Что такого я попросила?
– В том-то и дело – «как-то».
– И что в этом плохого? Тебе же будет все равно.
Снова улыбается. А мне и впрямь, ударить его сейчас хочется. Обидевшись, сажусь и собираюсь вскочить с кровати, чтобы поплакать в каком-то укромном уголке, но Таранов хватает меня за запястье.
– Далеко собралась?
– Как-то без тебя разберусь, куда, – подчеркиваю интонацию на этом его «как-то».
– «Как-то», – подтрунивает опять. – Это какой-то неопределённый и явно не лучший результат. У нас будет хорошо, – снова наваливается сверху и подминает под себя. – По крайней мере сейчас.
Я задыхаюсь от его напора, силы, жадных касаний, а потом – и поцелуев. Ну вот как на него злиться? Нереально.
Мы снова занимаемся любовью. И на этот раз Таранов кончает в меня.
– Ещё один порыв? А потом по дороге в клинику заедем в аптеку, и ты купишь мне таблетки?
– Ага, – лениво тянет он. – Не сдержался.
Укрывает нас обоих простынёй и обнимает.
– Без таблеток и аптек обойдемся.
– Ты… ты передумал? – обескуражено шепчу.
– Передумал. Спи.
И сам первый засыпает. А я поворачиваюсь и смотрю на него. Провожу пальцами по скулам, по линии подбородка, по виску, по губам. И от нежности умереть хочу в это мгновение. А еще представляю, как будет выглядеть наш сын. Обязательно похожий на своего отца.
– Люблю тебя, Влад, – шепчу, пока он не слышит.
И мысленно молюсь, чтобы этот его метод помог. Потому что в противном случае…
Нет. Теперь хочется себя ударить. Ну, Тань. Если такие мысли, то зачем на все это идти?
52 глава
Утро начинается в полдень и с запаха кофе, который я варю для нас с Владом. Разница во времени с Москвой всего ничего, но для меня это ощутимо. Или просто сказывается бессонная ночь…
– Я бы еще часика два повалялась, – признаюсь Владу, подливая себе кофе и глядя, как Алиса не сидит на месте ни минуты. Ей все интересно, все важно, и везде нужно. Она заглянула на вилле под каждый куст и не может налюбоваться океаном, кусочек которого видно с террасы. При любом удобном случае просится к нему. Что и делает прямо сейчас. Обещаю, что после завтрака сразу пойдем на прогулку и добавляю Владу чуть тише, что вместо этого с радостью отправилась бы полежать в кровать, на что он тут же подхватывает:
– Я бы вообще не вылезал сегодня из нее. Но это нереально. Ребенку нужна активность. Предлагаю подыскать тебе тут помощницу.
– Зачем?
– Обращусь к знакомым, у меня здесь есть. Спрошу про подвижную, активную женщину, чтобы была на подхвате – поиграть, погулять с Алисой. Лишним не будет.
– А-а-а, – тяну я. – Поняла. Хочешь, чтобы у нас было больше времени для двоих?
– Если повезет. Не уверен, что после вживления имплантата сразу же вскочу на ноги и все будет как и раньше, – кивает он и портит этими словами прекрасное, хоть и слегка сонное настроение. – Но как только полегчает… – приподнимает уголки губ. – Держись. Планы на тебя у меня грандиозные.
– Ну еще бы… после вчерашнего-то. Сам держись.
– А что было вчера? – смотрит на меня с недоумением.
А я не на шутку пугаюсь. Он разве не помнит наш ночной разговор? Что мы не предохранялись?
– Да расслабься ты. Все в силе, – смеется он.
Я возмущенно выдыхаю. Уже собираюсь сказать колкость, но вмешивается Алиса:
– Хочу гулять! Хочу к океану! – разряжает она обстановку. – Вы поели?
– Еще нет. Кофе пьем, – отвечает Влад. – Иди пока переодевайся. Возьми очки и кепку. И свой локомотив.
Алиса убегает, а я не свожу взгляда с Таранова.
– Плохие шутки, Влад. Я уже подумала, что ты всерьез забыл.
– Забудешь тут, – снова лыбится. – Один вон уже готовый бегает ребенок. Другого скоро сделаем. Не жизнь, а сказка, – потягивается. – Еще бы не надо было в клинику…
Смотрю на него – и снова эта нежность. А ведь всего секунду назад раздражал. Да, меня штормит. Из отчаяния в эйфорию и обратно. Но, может, в этом и суть? Если всё ровно и гладко, то это вовсе не твой человек?
Снова цепляюсь за мысль о Толе. Нет, не сравниваю. Анализирую. Потому что в последнее время в тех отношениях не осталось ничего, кроме быта и опустошения. А еще скука, которую я по глупости принимала за спокойствие. Но это было обоюдное равнодушие и удобство.
Когда-то я сделала выбор. Не сердцем, а головой. А потом долго и упорно обустраивала уют, строила планы, подкармливала свою иллюзорную влюбленность, как бездомного кота. Муж был старше, опытнее, статусный. Все как будто бы «правильно». Но не мое. Совсем не мое.
И воронка затягивала. День за днем. Глубже, дальше от самой себя.
Теперь я даже вспомнить не могу, было ли в той семье хоть одно утро, такое же теплое, как сегодня. Хоть один вечер с подобным дыханием жизни. Словно все это время я играла кого-то: жену, мать, хорошую девочку. Уговаривала себя, что так у всех. Так надо. А на самом деле теряла себя. И вот теперь, только теперь, я до боли в груди понимаю, что значит «правильно».
– Кстати, ты хорошо справляешься. Так и не скажешь, что у тебя не было детей. Алиса к тебе тянется, а поначалу испугалась.
– Когда же это было? – прищуривается Таранов.
– Когда впервые тебя увидела у сада. Ты тогда за нас перед Толей заступился.
– А, точно, – кивает Влад. – Вообще, дети не моя тема. Я подобного всегда сторонился и они меня тоже… – отрицательно качает головой. – Но догнало.
– И зря, – убираю чашки со стола, чмокаю его в щеку. – Тебе очень идет быть папой, – и тоже иду переодеться.
Мы выходим из дома далеко за полдень. Направляемся к океану. Через улицы, по которым перекатываются тени, через ступени, где сидят подростки. Алиса несется вперед, собирает камушки, что-то напевает – и глядя на нее, невозможно не улыбнуться.
Мы идем с Владом позади. Он дает мне руку.
Мимо проезжает автобус – яркий, туристический, с открытыми окнами и музыкой. В нем машут люди, смеются, атмосфера веселая, беззаботная. Так и хлещет эмоциями. Влад окликает Алису, отпускает меня, подхватывает ее. Они машут в ответ и я ловлю себя на том, что тоже улыбаюсь. Ни о чем плохом не думаю. Или блокирую эти мысли. Но снова в этом настоящем. Здесь и сейчас. Насквозь пропитанном нежностью и теплом.