День пролетает незаметно. А за ним и еще один. Влад ездит на обследование в клинику и, как обещал, подыскал мне женщину в помощницы. Сам провел с ней собеседование и утвердил. Пару раз я созвонилась по видео со Сколаром, когда Таранов был в клинике, доложила ему обстановку. Демьян в ответ и благодарность накидал мне работы, сказав, чтобы я не расслаблялась и мозги были чаще задействованы не только «романтической чушью», как он это грубо назвал, но и юридическими терминологией.
Но они забиты романтикой и любовью. Заняты Владом. И только им. А еще моим желанием, чтобы приступы его… пусть не оставили бы навсегда, но их стало меньше. Или они не носили такой тяжелый характер.
После очередного сексуального марафона, который мы устраиваем ночью, я делаю, как обычно, завтрак и наблюдаю за ним исподтишка. Еще со вчерашнего дня он как-то сник. Движения замедленные. Сейчас и вовсе ложку держит неуверенно, и будто пальцы подрагивают. Плечи опущены. Натянут, как струна.
Алиса подбегает к нему, что-то спрашивает, но он не отвечает.
Откладываю ложку в сторону, которой мешаю бульон на обед, и смотрю на него внимательнее.
Он замечает мой взгляд. Ставит чашку на стол.
– Всё нормально? – спрашиваю прямо.
– Да.
– У тебя руки дрожат и выглядишь бледным… Мы вчера переусердствовали?..
Он трет виски. Смотрит в пол.
– Скоро приступ начнется? – произношу глухо. И когда говорю слово «приступ», будто напряжение под кожей идёт. Как молния по проводам. И она ищет, где прорваться.
– Может…
– И тогда лечение отложится?
– Не знаю.
– Давай поедем сегодня к врачу? Не будем больше ждать. Пожалуйста…
Он качает головой.
– Стимулятор все равно не ставят сразу. Надо анализы, сканирование, проверка всех систем. Это как минимум три-четыре дня подготовки, – прикрывает глаза, будто у него перед ними все вертится. – Но да. Надо ехать. Пока я еще сам стою на ногах. Позвоню сейчас врачу.
Подхожу. Сажусь рядом. Про обед, прогулки и в целом про всё мысли вылетают. Прислоняюсь к его плечу. Мне страшно, но признаться в этом боюсь. И та картинка из больницы… Как приклеенная теперь перед глазами. Не хочу, чтобы ему снова было плохо. И не хочу, чтобы он это переживал. Видеть, как мучается и болеет любимый человек невыносимо.
После полудня мы едем в клинику. Врач настаивает не ждать серии приступов и подстраховаться. Алису сразу ведут в игровую, а нас провожают в зону диагностики. Ассистент перечисляет, что Владу будут делать, затем дружелюбно улыбается:
– Пройдемте? – кивает в сторону кабинета для ЭЭГ.
Таранов сидит в кресле, чуть склонившись вперед. Руки сцеплены слишком крепко, на слова не реагирует.
– Влад? – трогаю его ладонь. – Хочешь воды?
– Нет, – отвечает не сразу и говорит почти шепотом, едва двигая губами.
– Тебе нехорошо?
Но ответа не следует. Он резко сжимается, пальцы вцепляются в подлокотники, мышцы на лице искажаются. Он начинает дрожать всем телом, как будто ток пропускают через позвоночник. Глаза закатываются. Голова дергается назад. И он, ослабев, падает на пол.
– Влад! – подскакиваю и тут же оказываюсь рядом. – Влад, слышишь меня? – склоняюсь над ним.
Ассистент включает тревожную кнопку. Медперсонал реагирует мгновенно. Подбегают сразу двое в белых халатах. Меня просят отойти, кто-то удерживает его тело, другой отдает приказы на английском, но я настолько напугана, что не соображаю ничего, что они говорят.
Молча отступаю, ощущая, как сжимаются собственные пальцы. До хруста. А еще не могу дышать. И думать тоже не могу. Только смотрю, как его уносят. И не понимаю, как сама стою на ногах. То, чего я безумно боялась, произошло. На моих глазах. И это зрелище – не для слабонервных. Если тогда, в кабинете на собеседовании, я думала, что это обычный обморок – и он действительно был на него похож, то сейчас… Сейчас это самый настоящий приступ. И меня вслед сердечный может прихватить.
Не помню, как дохожу до кресла и оказываюсь в нем. Администратор предлагает мне воды. А мне своей хватает – соленой. На щеках…
Через полчаса меня зовут в палату.
Влад в сознании. Лежит под капельницей. Лицо бледное, глаза закрыты. Я сажусь рядом. Но страшно прикасаться. И я не знаю, что сказать. Да и не приходится, потому что заходит врач. Говорит на чистом английском, и сейчас я его уже частично понимаю. Но ассистент, который появляется следом, переводит:
– Мы экстренно провели базовые обследования. Электроэнцефалограмма подтверждает устойчивую очаговую активность. Мы рекомендуем приступить к протоколу имплантации стимулятора как можно скорее. Если вы подпишите согласие, начнем предоперационные обследования. У вас мало времени, сеньор Таранов. Либо начнется серия приступов и процедура затянется до стабилизации вашего состояния. Решайте.
Влад открывает глаза, фокусируется взглядом на мне, потом на враче. Слабо кивает.
– Я подпишу. Делайте.
53 глава
Подписываю документы даже не читая до конца. Простой штрих, а вес у него, как у последнего слова. Хотя это не самое страшное из бумаг, что я подписывал в своей жизни. Но в тех про отсутствие надежды. А в этих про шанс ее обрести. И, честно говоря, даже не знаю, что страшнее.
– И вот тут… вы пропустили, – говорит ассистент, подсовывая мне ещё два листа.
Таня сжимает мою руку, когда я заканчиваю. Боится. И не потому, что я слабее. А потому, что надежда эта у нас одна на двоих.
Врач что-то говорит, ассистент кивает, капельницу меняют. Тело уже отдано в руки протокола.
– Всё будет по плану, – говорит врач. – Сейчас проведём ряд обследований и повезем вас в операционную. Обычно стимулятор не тестируем сразу, но в вашем случае я настаиваю, чтобы начать его работу как можно скорее.
По мне хоть прямо сейчас начинают. Правда, если их статистика меня обойдет стороной, как автобус, в который не успел сесть… то сколько времени тогда останется?
Таня сжимает руку сильнее, а у меня едва не срывается с языка, чтобы ушла. Эти порывы только в моменты, когда мне слишком хреново. Потому что стоит увидеть тревогу и панику на её лице, которую она пытается спрятать за маской спокойствия – от этого становится только паршивее. Если что-то пойдёт не так, я ведь взял на себя ответственность. За нее, за Алису. Хотя, наверное, впервые за всё время я бессилен. Где-то безусловно потерял, и, вероятно, безвозвратно – это про здоровье. Но взамен нашёл нечто большее. И если на чашу весов поставить выздоровление и существование без этой хрупкой недотроги, которая лишь только с виду такая, я бы определенно не стал ничего менять в этой жизни.
Стискиваю ее руку в ответ и силюсь натянуть улыбку.
– Иди к Алисе. А еще лучше поезжайте домой. Это обычная операция. Со мной все будет хорошо. Завтра увидимся.
– Нет. Я останусь, – упрямится. – И мы дождёмся, когда ты придёшь в себя. В палате.
Даже не удивлен услышанному. Снежок рвет мое сердце в клочья. Но я ведь сам позволил, в первую очередь себе, эти чувства. Так что обратного пути нет. Да и к чему? Все же хорошо. По крайней мере, было последние пару месяцев. Наверное, самые счастливые за все годы.
Таню просят выйти, а меня забирают в операционную. Берут снова какие-то анализы. А я чувствую, что опять накрывает. И еще этот яркий свет… Прикрываю глаза. Как бы уже и не до шуток. И оптимизм тоже куда-то подевался. В такие моменты хочется одного: поскорее сдохнуть.
– Расслабьтесь, – говорит врач.
Не могу. Даже во сне. А если и выходит, то ненадолго. Я привык жить с этим напряжением и ожиданием очередного приступа.
В ушах шумит, и последнее, о чем думаю перед тем, как все уходит в темноту, что надо свозить девчонок на Мадейру, подняться по лестнице в небо на горе Пику-ду-Ариейру к самым облакам и признаться Тане, что примерно на такой высоте нахожусь с ней, когда она рядом. А еще сказать спасибо тем силам, что подсунули мне этот джекпот. Она. Ее дочь. И вот этот теплый, незаметный быт, что раньше казался мне иллюзией и бессмысленной тратой времени. Вся статистика разводов, которых у меня за спиной немерено, теперь может катиться к черту. Потому что с такой не разводятся. С такой не развязываются. Она уже под кожей. Глубже, чем игла.
Прихожу в себя, будто вынырнул из холодного и соленого озера. Немного мутит. Першит в горле. Перед глазами пелена и болит под ключицей, словно туда запихнули гвоздь. Видимо, имплант уже на месте. Отлично.
Открываю глаза. Палата. Приглушенный свет.
– Мам, мам… – доносится тихий голос. – Он проснулся, видишь?
Фокусирую взгляд. Таня сидит на стуле, ноги под себя. Пялится на меня так, будто я только что воскрес. Алиса уже вскочила, стоит у кровати, трогает мою щеку.
– Привет! – радостно лепечет.
Пытаюсь усмехнуться. Получается, наверное, уродливо. Зато в тему. Алисе смешно. Тайком от Тани я вёл с ней беседы, что мне под кожу скоро вживят робота, и он по команде будет превращать меня иногда в смешного зверя и я буду падать и дергаться на полу. Поверила. Вот уж эта детская непосредственность.
Снежок подходит следом. Бледная. Глаза испуганные. Но хотя бы не красные. Значит, не плакала. Да и пока Алиса рядом, вряд ли она себе такое позволит.
– Вид такой, будто похоронили уже, – сиплю. Голос словно и не мой.
– Почти. Но я настояла на вскрытии, – Таня садится на край кровати. – Ты как?
– Как человек, в котором теперь две души. Я и эта маленькая железка.
Опять корчу Алисе смешную рожицу, а она улыбается.
– Тебе больно? – спрашивает она.
– Нет, – снова хриплю.
– А когда поедем домой?
– Сегодня никак. Побуду здесь надолго.
– Один?
– Да.
Алиса тянется ко мне, суёт ладошку в мою. Нежная. Мелкая. Как у котёнка. И ещё эти белые задорные кудряшки у лица. Очаровательная девчонка. Вся в мать.
– А когда ты выздоровеешь, то все будет как прежде?