Как и признавать сейчас, что облажался и подвожу другого человека. Я, выходит, обманул ее. Дал поверить, что мы победим заразу. Хотя знал, что шансов мало. Гореть мне за такое в аду. И за эти слезы на ее лице.
Свободной рукой неуклюже пытаюсь вытереть влажную щеку напротив.
– Если этот не поможет, есть другие способы… Мы еще поищем методики… Сейчас столько всего разрабатывают… – произносит, будто себя в первую очередь убеждает.
Спорить бессмысленно. Хотя мы обсуждали, что больше по врачам я ходить не буду. Но отнимать у нее сейчас надежду, когда она так расстроена, не хочу.
– Угу, – неопределенно мурлычу я и глажу ее щеку.
Лиссабон постепенно заливается ранним солнцем. Красиво. Город не стал ближе за эти месяцы лечения, но отчасти стал домом.
Таня хотела знать, о чем я думаю? О том, какое это все-таки дерьмо и одновременно наслаждение вся эта ситуация. Во что она превратила мою жизнь?.. Я и сам с надеждой по самое не балуй, и в эйфории, и в медикаментозной тупой боли. И даже злостью. Что не встретил ее чуточку раньше, и было бы у нас больше времени.
Машинально касаюсь пальцами повязки под ключицей, там под кожей прячется корпус нейростимулятора. Теоретически должен отслеживать приступы и блокировать их электрическим импульсом. Ха. Но не сработал. Счастливая статистика в чем-то обошла стороной. Хотя оно и понятно. Везде удачу не поймаешь.
Слабость накатывает, и глаза опять закрываются. Спать хочется дико. Похоже, медсестра влила какие-то новые дозировки. Или организм до сих пор в шоке и сам требует восстановления.
Откинув голову на подушку, прикрываю глаза.
– Ты отдохни, а я рядом побуду.
Чувствую прикосновение к лицу и внезапно ловлю себя на том, что рад этой пришедшей слабости. Поводу пока не разговаривать. А еще возможности спрятаться во сне от тяжелых мыслей. Хоть ненадолго.
Таня поправляет одеяло у меня на груди, а сердце сжимается от боли и нежности.
Прости, девочка, – мысленно обращаюсь к ней, уже проваливаясь в забытье. Хотя даже сам не понимаю за что прошу прощения.
За то, что появился в ее жизни? За то, что еще у нас будет? Или за то, чего не будет никогда.
58 глава
– Как он? – спрашивает Демьян и ставит на тумбочку бумажный стаканчик с явно не больничным кофе, а ещё контейнер, в котором мои любимые пирожные паштейш-де-ната. Хоть какой-то знак нормальной жизни. Потому что в этих стенах ее нет.
– А у него не хочешь спросить? – открываю контейнер и вдыхаю этот божественный аромат.
– Спрашивал, – отвечает Сколар. – Говорит, всё нормально. Но он всегда так говорит.
– Угу, – мычу я, отправляя кусок пирожного в рот.
– А сама как? – не сводит с меня глаз.
Я ещё откусываю кусок. Потому что хочется разрыдаться от этого вопроса.
– Как видишь, к экзаменам некогда готовиться. Малость не до того, – выходит почему-то с ноткой язвительности.
Демьян прищуренно смотрит, как я поглощаю сладость.
– Беременна, что ли?
Наверное, сейчас, за все время, я рада, что нет.
– Мысли заняты Тарановым. Постоянно. Листаю учебник, а мозги не соображают, ничего не усваивается. Совсем ничего, – продолжаю тише, давя всхлип.
Не хватало еще поперхнуться. Слишком тупая смерть.
– Ясно.
– Ты зря приехал.
– Почему?
– Потому что… – все же осекаюсь. – Потому что у нас все хорошо.
– Тань… – начинает Демьян, будто подбирая слова. – Ладно он со своим «все нормально», но ты ты что заладила? Эта штука у него под ключицей… Она как надо не сработала. Врач ни слова не сказал о «выздоровлении». Только о «стабилизации» и «коррекции параметров». И не все хорошо. Это никак. У него приступ за приступом.
Я замолкаю, глотаю ком в горле вместе с куском пирожного, который теперь хочется выбросить в урну. Все наслаждение от вкуса перебито.
Демьян смотрит на меня прямо. Без жалости. С пониманием.
– Вы говорили с ним об этом? – спрашиваю тихо. – Он попросил приехать и отправил ко мне, чтобы ты мне мозги промыл?
– Нет. Я сам захотел вас навестить. Вы надолго уехали, он попал в больницу. Ну и еще я здесь в качестве поддержки. Ты же сейчас вообще одна. Хотя не одна, конечно. Еще упрямство, любовь и все это в совокупности превращается в отчаянную битву с ветряными мельницами его болезни. Битву, которую ты заведомо проиграешь. Статистика эпилепсии с прогрессирующей энцефалопатией неумолима. «Единичные случаи» – это не про вас. И ваша история не лотерейный билет, а закономерность. Из печальной статистики. С ограниченным сроком времени.
Я поднимаю голову к потолку, чтобы остановить слезы, которые катятся из глаз.
– И ты приехал это напомнить?
– Тань…
– Не верю. Ни единому твоему слову. Все было хорошо. Эти приступы прекратятся!
– Он уже вторую неделю в больнице. Улучшения незначительны. Его сейчас стабилизируют, но… Стимулятор вряд ли поможет. Ты раздуваешь свои надежды, и будет потом пиздец как больно расставаться с этой иллюзией. Давай не отлетать от реальности.
Да что, я сама не вижу тени под глазами Таранова? Дрожь в пальцах, когда он берет стакан с водой, пустоту в глазах, которая держится все дольше после каждого приступа. И в такие моменты Влад не может себя контролировать и даже выговаривать четкое, заученное: «все нормально». Нейростимулятор под ключицей, дорогостоящая надежда, оказался щитом из паутины. А корректная стимуляция, но низкий порог срабатывания красивыми словами врача, за которыми стоит лишь констатация провала. Очередного. Потому что у Влада новая серия приступов, и лучше ему не становится. С корректировками или без. А я места себе не нахожу и без понятия, когда он выкарабкается и что потом будет.
Демьян берет мою руку. А я вздрагиваю, его пальцы такие холодные.
– Я еще перед вашим отъездом говорил, что это не поможет.
Открываю рот, чтобы сказать «Нет!», чтобы рассказать о новых клиниках, экспериментальных методах, которые нашла, но он сжимает мою руку сильнее, будто видит ответ в моих глазах.
Вся моя натура бунтует против того, что уже есть в мыслях. Инстинкт матери, женщины, человека, чья жизнь построена на любви… Сейчас она в агонии, кричит: «Борись! Не сдавайся! Есть же шансы!». Но есть ли в действительности? Похоже, и впрямь на иллюзию…
– Зачем ты приехал, скажи? Добить меня?
Демьян вздыхает.
– Ну как не приехать, Тань? Давай представим вас обоих в суде. Ты – истец, он – ответчик, а я – судья. Метафорически. Хотя его судья в действительности сейчас ты. Просто пойми: эта борьба отнимает у вас последние крупицы настоящего. Ради призрачного «а вдруг». Ты настаиваешь на лечении, чтобы парень жил и боролся. Ради вас. Ради общего будущего. А ответчик говорит: нет сил. Жить хочу. Не бороться. Хватит ваших больничек. Он же на дух это все не переносит. Он поэтому и на эвтаназию решился…
– Прекрати, Демьян!
– Я не могу сейчас остаться в стороне. И принять чью-то одну сторону. Обоих понять могу. Но в этой ситуации чем-то пожертвовать придется. Ну или… оставить его одного. Ты захочешь его оставить?
– Что? Ты вообще в своём уме?
– Вот видишь. Послушай, этот приступ стабилизируют. Назначат новое лечение. А потом снова приступ. А потом, возможно, еще один. И попутно ты хочешь загнать его в бесконечную зависимость от врачей. Не знаю, интересовалась ли ты подобным или нет, но мозг Влада с каждым разом истощается. А под таким гнетом это начнется в ускоренном режиме, и вместо приблизительно пары лет останется пара месяцев. Так ты хочешь? Дай ты ему уже свободу. Он из этих стен выйдет и дышать легче начнет. Без привязки к обследованиям, мониторингу, анализам. На него это все психологически давит. И сказать нет он не может, потому что это будет означать отобрать у тебя надежду.
– Все-таки… мне кажется, это он тебя подослал…
– Мне кажется, тебе надо взять пару дней отдыха. Побудь с дочкой. Я за ним сам присмотрю. А ты подумаешь над моими словами. Ведь недаром многие женщины, зацикленные на беременности и лечении, долгое время получают отрицательный результат. Но стоит им об этом перестать думать и переключить внимание на что-то другое – и вуаля.
Опускаю глаза.
Вуаля, как же. Но у Влада не беременность, а неизлечимая болезнь.
Отдых я и впрямь беру. Но к Владу ходить не перестаю. К тому же ему становится лучше, а это значит, его скоро выпишут.
Весь день идет дождь, и погода отвратительная. Но я все равно выхожу гулять, а потом сажусь за учебники. Чтобы хоть чем-то занять мозги. И заодно их разгрузить.
Страницы уже сливаются в серое пятно. Экзамен… А у меня тут похлеще вырисовывается. А если все же…
Нет. Нет. Не хочу об этом думать. Я за другим в Португалию приехала. Поразительно, как одно место может вырастить крылья и безжалостно их сломать. Это со мной и произошло. А врач, который давал чудесные прогнозы, вдруг начал говорить обратное. И как тут не посеять мысль, что он просто хотел содрать с нас денег.
Однако согласиться с уходом Влада, с его решением закончить свои муки через Швейцарию… Нет, я не смогу. По крайней мере сейчас. А умолять его это не делать, значит обречь на мучительное, унизительное угасание. А еще предать его доверие и его выбор. Его последнюю волю быть человеком до конца…
Господи, как же тяжело. Во всех смыслах.
Ландыш прыгает на стол, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. Котенок мурлычет, требуя ласки, а потом, получив ее, начинает играться с шариком бумаги на столе, бесится и носится по комнате как ураганчик. Алису напоминает в эти моменты. И как они так нашлись…
Таранова наконец выписывают. Мы возвращаемся на виллу и эмоций, тех самых, которые были вначале от этого места, больше нет. Ни эйфории, ни глотка надежды, даже спокойствия. Только усталость и тревога. А еще ощущение, что сказке пришел конец.
Демьян помогает занести вещи в дом. Они отправляются на кухню, я предлагаю им чай и оставляю ненадолго одних. Загружаю вещи в стирку, проверяю домашки Алисы, подготовка к школе идет полным ходом, и возвращаюсь аккурат к тому моменту, когда Сколар собирается уходить.