– Мне не нравится этот разговор.
– Ты сама его начала.
– А ты подвел. Кем ты работаешь?
– Твои предположения?
Я снова бросаю взгляд на татуировки Алексея. На языке вертятся неприятные эпитеты, хотя это ошибка – судить о человеке по внешности. Но он ведь тоже: увидел симпатичную обертку и ездит теперь по ушам. Правда, границы не переходит – за это ему плюс.
– Не знаю, – отвечаю честно.
– Юридический закончил. С отличием. Сам.
Надо похвалить сейчас? Но мне не надо. Не мои это достижения.
Какое-то время мы молчим, Алексей улыбается.
– Тяжело тебе придется с разводом.
– Почему?
– Потому что продавить тебя сложно. А муж наверняка еще не раз попытается. Ты же собралась разводиться?
Киваю.
– Думала, что будешь делать, когда вернешься домой?
– В общих чертах. В голове пока сумбур.
– Правда, что ли, кроме мужа никого не было?
Мне кажется, что в глазах Алексея загорается азарт.
Или за него уже говорит алкоголь. Хотя на вид мужчина он крепкий, мускулистый. Не должно его развезти, как меня, с одного бокала.
– Правда.
– Сейчас жалеешь об этом?
– А смысл?
Хотя, пока сидела на вокзале, всякие мысли были. Вплоть до того, чтобы тоже изменить. Но это так низко, нечистоплотно. Глупая месть. Может, если бы по симпатии, с желанием и чувствами, а так… противно еще и от себя станет.
Поезд делает первую остановку. Алексей выглядывает в окно, берет телефон и встает.
– Я за сигаретами. Тебе купить что-нибудь?
– Нет. – Я тянусь за кожанкой, потому что он опять пялится.
Мой разрисованный попутчик выходит из купе и пропадает почти до конца стоянки. Когда он возвращается, то будто заполняет собой все пространство. Запах табака смешивается с тонким ароматом туалетной воды, и вместе они создают вполне приятный шлейф.
Алексей усаживается напротив, снова сверлит меня взглядом, вызывая неловкость. Затем жестом фокусника достает из кармана огромную шоколадку.
– Это тебе. Взятка. Чтобы мои глаза остались целыми.
Он раздражает своим поведением и одновременно чем-то располагает к себе. Хотя нет, все-таки больше раздражает. Особенно когда без стеснения снова роняет глаза в мое декольте.
7 глава
Сжав в руках стаканчик с остатками вина, которое отлично сочетается с шоколадкой, я смотрю в окно. На улице ночь, темнота обнимает степь. Или что там за пейзаж? Не разобрать. Редкие фонари не дают ничего рассмотреть, да я и не стараюсь.
Алексей снова пытается завести разговор. Оказывается, он заметил татуировку на запястье. Это мелочь. Я сделала ее, когда родила Алису. Дата рождения дочери. Безотчетный порыв, из-за которого Толик потом вынес мозг. Он говорил, что порядочная женщина так не поступила бы, и при свекрови заставлял тату скрывать. А я, дурочка, потакала. Даже подумывала свести.
Все попытки разрисованного скрасить свой досуг за мой счет терпят фиаско. Видимо смирившись, Алексей засыпает, оставляя меня наедине с вином и шоколадкой. Самой бы тоже закрыть глаза и забыться сном, но не могу. Мысли носятся в голове, как испуганные птицы.
Можно, конечно, сидеть и жалеть себя до полного изнеможения, только что это даст? Ничего. Поэтому стоит хотя бы попытаться взять ситуацию под контроль.
Похоже, большинство мужчин так или иначе предают. Сначала стремятся стать героями для своих избранниц, пользуются их уязвимостью, делают вид, что готовы ради них на многое, а потом… Потом все до абсурда предсказуемо и больно. Вот мы и начинаем думать, что никакой любви не бывает вовсе. Это просто иллюзия, чтобы придать жизни хоть какой-то смысл.
Самая большая ошибка – ломать себя, менять свои желания, мечты и цели, подстраиваясь под того, кто видит в тебе лишь деталь интерьера. Или, что еще хуже, самой разрешать этому человеку ломать тебя. Моя доля вины в случившемся, наверное, тоже есть. В чем-то и я была не права.
Снова смотрю на разрисованного, и дыхание учащается. Возникает странное, почти пугающее чувство – смесь злости, горечи и… какой-то тоски. Представляю, что позволила бы Алексею прикоснуться ко мне, и аж передергивает от возмущения.
Ну вот как? Как можно доверяться этим козлам? Если только использовать их, как и они используют нас. Но, чтобы стать способной на это, я потрачу годы. Придется внутри всю себя перекроить, прежде чем превращусь в ничего не чувствующую стерву.
Усталость все-таки берет свое, и я засыпаю. Правда, ненадолго. Рано утром будит резкий толчок, и заснуть больше не получается. Зато мой сосед, кажется, даже положение не менял за всю ночь. Как вырубился, так и спит крепким сном.
Преодолев желание потрогать Алексея, чтобы проверить, теплый ли, я накидываю куртку и тихо выхожу из купе. Смотрю, когда ближайшая остановка надолго. Надо будет прогуляться, попить кофе и, возможно, купить какую-нибудь книгу. Я умываюсь, чищу зубы, звоню Елене Николаевне узнать, как дочь, и, наконец, отваживаюсь прочитать сообщения от мужа.
Будь моя воля, совсем выключила бы телефон, но, чтобы оставаться на связи со свекровью, я лишь перевела его в беззвучный режим – на случай, если Алисе станет хуже.
Пробегаюсь глазами по строчкам, и первый порыв – заблокировать мужа. Неужели я столько лет с законченным кретином жила? Противно от самой себя становится. Какая наивная дура! Хотя ругать уже бессмысленно. Хотелось верить в сказку, хотелось свою крепкую любящую семью. Это ведь нормальное желание для влюбленной женщины. А я очень любила Толю. Кроме него никого не видела.
Перечитываю его сообщения еще раз. Сначала он пишет о любви, а потом, не получив ответа, винит во всех бедах меня. В конце заявляет, что попробует взять отпуск и приехать к нам.
Поезд делает остановку. Я затемняю экран, прошмыгиваю за деньгами в купе и иду на перрон. Хочу кофе. Крепкий. И что-нибудь сытное. Больше никакого алкоголя и слез. Хотя чувство вины буквально грызет изнутри.
Может, я ошибаюсь и нужно простить, попытаться сохранить семью? Хотя бы ради Алисы… Если, конечно, есть что сохранять. На этот счет у меня большие сомнения. Сначала унизить, изменить, а потом клясться в любви…
Мерзко!
Купив кофе и сэндвич, я чуть ли не мычу от удовольствия. Это так вкусно! Или я очень голодная. Возвращаюсь за добавкой, и пока ее готовят, вспоминаю об Алексее. Следующая длительная остановка аж через три часа, а я не обнищаю, потратив еще сто пятьдесят рублей. Беру сэндвич и для своего попутчика. Уже собираюсь отойти, и в следующую секунду из рук внезапно вырывают кошелек. При этом толкают так, что я падаю на асфальт.
Вспышки боли пронзают локти и ладони. В коленях пульсирует. Все произошло так быстро. Крики. Суета. Кто-то бросается вслед за воришкой. Мне помогают подняться. Продавщица сует в мои окровавленные руки сэндвичи и, тараторя, просит отойти, не распугивать ей покупателей.
– Да что вы, глаза разуйте! Не видите, девушке помощь нужна! У нее только что деньги украли!
Шок постепенно отпускает. Я отхожу от прилавка, смотрю на сэндвичи в руках и начинаю смеяться. Хотя больше похоже на истерику. Что еще должно произойти, чтобы я наконец оказалась уже на самом дне?
– Тань! – слышится рядом знакомый голос. – Ты как?
Я смотрю на своего запыхавшегося попутчика, ничего не понимая. Взгляд цепляется за растрепанные светлые волосы, татуировки на предплечьях и футболку, явно надетую наспех. В руках у Алексея мой кошелек. Как разрисованный здесь оказался? Он же спал.
Не говоря ни слова, он обнимает меня за талию и ведет обратно в вагон.
В купе окончательно прихожу в себя. Руки саднят, колено ноет, но зато сердце, кажется, успокоилось, как и мысли.
– Спасибо.
Судя по всему, Алексей был неподалеку, когда воришка решил на мне нажиться. Благодаря его реакции остались хотя бы документы.
– Деньги он на бегу вытащил, а кошелек бросил, – говорит Алексей. – Ты как? Дай погляжу.
– Сэндвичи. – Я кладу их на стол. – Один тебе.
Он садится рядом, осматривает мои руки.
– Надо обработать. Сиди. Я сейчас.
Через пять минут Алексей возвращается с аптечкой. Антисептик, бинты – его движения уверенные и четкие, будто он проделывал это не раз.
– Иголки, говоришь, с собой? Доставай, быстренько тебя заштопаем, – шутит он, щедро поливая мои ладони перекисью.
Я шиплю и дергаюсь от боли.
– Ну все-все. Уже закончил. – Алексей поднимает голову и улыбается.
Его взгляд скользит по моим губам, а мой – опускается к его татуировкам, затем поднимается к лицу, легкой небритости… Все это никак не вяжется с образом человека, которого волнуют чужие переживания. Но Алексея волнуют, он заботится обо мне. И пришел на выручку. Правда, это ничего не значит.
Однако от мысли, что я могла бы узнать, каково это – когда целует другой мужчина, пульс ускоряется.
А следом внутри с треском ломается ледяная броня, которую я носила весь вчерашний день. Принципы, традиции, мораль… Что, если пойти против них и поддаться искушению?.. Видимо, шок дает о себе знать.
Кто делает первый шаг, не улавливаю. Может, Алексей. Может, я. Или это просто случайность, невидимая сила, что тянет нас друг к другу? Губы соприкасаются. Поцелуй осторожный, словно мы оба не до конца уверены, что делаем. Через мгновение он становится глубже. Тепло губ, сильные руки, обнимающие за талию завладевают всеми моими мыслями.
По-хорошему, нужно остановиться. Это неправильно. Глупо. Но я не могу. Запах чужого мужчины, смесь табака и терпкого парфюма, окутывает, заставляя забыть о реальности. Я больше не думаю и не анализирую, а просто отдаюсь моменту и наслаждаюсь… свободой.
8 глава
– Все-все, Снежок, – первым прерываю я поцелуй в тот самый момент, когда сам словил кураж. И еще какой. – Не слишком откровенно для той, у кого муж – единственный мужчина?
Расфокусированный взгляд напротив мгнов