– Спасен! – воскликнул Билл, вскакивая и балансируя на краю нар.
Он быстро расстегнул пояс. На одном конце ремня была дырка, идеально совпадающая с толщиной крюка. Билл продел конец через пряжку, и получилась элегантная петля. Надеть ее на шею, спрыгнуть с нар и повиснуть в футе над полом. Гениально!
– Гениально! – радостно воскликнул Билл и с жуткими индейскими воплями заходил кругами по камере, отплясывая дикий танец. – Значит, меня не пристукнули, не угробили и не прикончили! Хотят, чтобы я сам себя прикончил и облегчил им работу!
Он снова повалился на нары, и на этот раз по его лицу блуждала счастливая ухмылка. Кажется, он что-то понял. Обязательно должен быть какой-то шанс вывернуться отсюда живым и здоровым, иначе зачем бы им тратить столько сил, создавая идеальные условия для самоповешения? Или это лишь изощренная двойная игра – дать ему надежду, хотя никакой надежды быть не может? Нет, невероятно. О них можно многое сказать – и мстительны, и коварны, и жестоки, и властолюбивы, но такая изощренность? Нет, на это они не способны.
Они? Впервые в жизни Билл задумался, а кто это, собственно, – они? Каждый сваливал на них все, каждый знал, что именно они – причина всех зол. Билл на собственной шкуре испытал методы, которые они используют. Но кто они такие?
За дверью раздались тяжелые шаги. Билл взглянул в зарешеченное окошко и встретился с мрачным взглядом Сгинь Сдохни.
– Они – это кто? – спросил он.
– Они – это все, кто хочет ими быть, – философски ответил Сдохни, поглаживая кадык. – Они – это одновременно определенный уровень сознания и целый общественный институт.
– Только без заумностей! Я задал простой вопрос, и на него есть простой ответ.
– Но это же так просто! – воскликнул Сдохни со всей искренностью. – Они умирают, и на их место приходят новые; они вечны!
– Извини, я просто так спросил, – махнул рукой Билл и продолжал дальше уже шепотом: – Сдохни, дружище, найди мне хорошего адвоката.
– Тебе предоставят государственного защитника.
Билл скривился, всем своим видом выражая полнейшее презрение.
– Ты же знаешь, для чего дают таких защитников. Мне нужен хороший адвокат. Ты не думай, у меня есть чем заплатить.
– Так бы сразу и сказал. – Сдохни нацепил очки в золотой оправе и извлек маленький блокнот. – За посредничество я беру десять процентов.
– Согласен.
– Так… Тебе нужен недорогой и порядочный или дорогой, но прохвост?
– У меня припрятано семнадцать тысяч…
– Так бы сразу и сказал. – Сдохни захлопнул блокнот и сунул его в карман. – Именно поэтому тебе досталась камера с крюком и ремень. За такие денежки найдем тебе лучшего из лучших!
– Кто такой?
– Абдулл О’Брайен-Коган.
– Ты можешь послать за ним?
Не прошло и двух мисок размоченного хлеба, как в коридоре снова раздались шаги, и холодные железные стены отразили чистый проникновенный голос:
– Салам, юноша. Чтоб ты был так здоров!.. Я избавлю тебя от неприятностей.
– Это дело будет рассматривать военный трибунал, – сказал Билл скромно одетому адвокату с непримечательной внешностью. – Вряд ли они дадут согласие на гражданского защитника.
– Безмозглый деревенщина! Благодарение Аллаху, я подготовлен к любым обстоятельствам.
Он достал из кармана накладные усики и приклеил их к верхней губе. Одновременно адвокат расправил сутулые плечи, и они заметно расширились. В глазах появился стальной блеск, а черты лица приобрели армейскую суровость.
– Приятно познакомиться. Теперь мы заодно, и знай, что я не обману твоих надежд, даже если ты нарушил присягу.
– А что стало с Абдуллом О’Брайен-Коганом?
– Он к тому же и офицер запаса Императорского полка адвокатуры. Капитан А. К. О’Брайен, к вашим услугам. По-моему, здесь что-то говорилось о семнадцати тысячах.
– Я беру десять процентов за посредничество, – вставил Сгинь Сдохни.
Начался многочасовой торг. В конце концов Сгинь Сдохни и адвокат, получив соответствующие инструкции, отправились за деньгами. Взамен они оставили Биллу подписанные кровью и скрепленные отпечатками пальцев признания, что, являясь активными членами подполья, они принимали участие в заговоре против императора.
Через несколько часов пара вернулась с деньгами. Билл вернул залог, обменяв его на расписку О’Брайена, подтверждавшую, что тот получил 15 300 имперских в качестве гонорара за защиту Билла на процессе перед лицом военного трибунала.
– Не хотите ли выслушать мою версию происшедшего? – предложил Билл.
– Нет, конечно! Это не имеет никакого значения. Вступая в армию, ты отрекся от всех прав, присущих человеку. Они могут сделать с тобой все, что им заблагорассудится. Твой единственный козырь – это то, что они тоже пленники системы и должны придерживаться сложных и противоречивых законов, которые сами же столетиями и плодили. Им не терпится поставить тебя к стенке за дезертирство, и у них на руках неопровержимые доказательства.
– Так что же получается, меня расстреляют?
– Не исключено, однако мы должны рискнуть.
– Мы?.. В случае неудачи вы станете к стенке вместе со мной?
– Не забывайся! Ты разговариваешь с офицером, болван! Молись, чтобы они совершили ошибку.
Теперь не оставалось ничего другого, как только дожидаться процесса. Когда Биллу выдали мундир с нашивками предохранительного первого класса, он догадался, что ждать осталось недолго. Через некоторое время по коридору, чеканя шаг, загрохотал взвод охраны. Дверь в камеру открылась, и Сгинь Сдохни сделал знак выйти.
Взвод окружил Билла, и все вместе зашагали по коридору. По пути Билл забавлялся, поминутно меняя ногу и сбивая охранников со строевого шага. Однако в зал суда он вошел, стараясь всем своим видом произвести на окружающих впечатление бывалого воина и заслуженного ветерана, о чем свидетельствовали медали, позвякивающие на его груди.
Единственное свободное кресло стояло рядом с креслом начищенного и опрятного капитана О’Брайена. В армейском мундире он выглядел очень воинственно.
– Начинается, – шепнул О’Брайен. – Примем их условия игры и будем сражаться их же приемами.
Все вытянулись по стойке смирно. В зал вошли офицеры – члены военного трибунала. Билл и О’Брайен расположились на одном конце длинного черного пластикового стола, а на другом конце сел юрист-обвинитель, суровый седовласый майор, затянутый в дешевую портупею. Десять судей-офицеров заняли кресла вдоль длинной стороны стола, откуда были видны и обвиняемый, и обвинитель, и публика.
– Начнем, – с подобающей моменту торжественностью объявил председательствующий, плешивый толстый адмирал. – Надеюсь, трибунал не станет затягивать рассмотрение дела и вынесет справедливый приговор, признав подсудимого виновным и приговорив его к смертной казни через расстрел.
– Протестую! – вскочил О’Брайен. – Пока вина не доказана, обвиняемый чист перед законом, а следовательно…
– Протест отклоняется! Защита наказывается штрафом в размере пятидесяти имперских за создание необоснованных помех ведению заседания. Документы подтверждают, что обвиняемый, вне всякого сомнения, виновен, и мы просто обязаны его расстрелять. Справедливость должна восторжествовать!
– Ага, значит, вот как они хотят разыграть партию… – забормотал О’Брайен Биллу, не шевеля губами. – Ну что же, неплохо. Но мы все равно их обыграем, потому что я знаю все их правила.
Тем временем обвинитель монотонным голосом провозглашал:
– …посему также будет доказано, что предохранительный первого класса Билл намеренно продлил свое пребывание в увольнении на восемь дней, после чего оказал активное сопротивление при аресте должностным лицам, его арестовывающим, бежал и находился в бегах на протяжении периода, превышающего один стандартный год, что дает основание признать его виновным и дезертирстве…
– Виновен, дьявол!!! – гаркнул один из офицеров, красномордый майор-кавалерист с черным моноклем, вскакивая и переворачивая при этом кресло. – Расстрелять мерзавца сейчас же!
– Конечно, Сэм, – замурлыкал председательствующий, ласково постукивая молотком. – Но расстрелять мы его должны в полном соответствии с уставом, так что потерпи немного.
– Клевета, – зашипел Билл своему адвокату. – Все было совершенно не так…
– Послушай, братец, перестань морочить мне голову тем, что было. Кому это надо? Правда не изменит ничего.
– …поэтому мы требуем высшей меры наказания – смертного приговора! – закончил майор-обвинитель.
– Вы все-таки хотите понапрасну отнять наше время, капитан? – покосился на О’Брайена председательствующий.
– Всего несколько слов, если, конечно, высокий суд позволит.
Неожиданно публика заволновалась. Причиной волнения оказалась женщина, закутанная в шаль. Прижимая к груди сверток в одеяле, женщина протиснулась к судейскому столу.
– Ваша честь! – зарыдала она. – Не отбирайте у меня Билла, свет очей моих! Он прекрасный человек и все делал для меня и маленького. – Она протянула судьям сверток, откуда послышался слабый детский плач. – Каждый день он рвался вернуться на службу, но я хворала, и малыш тоже, и я слезно молила его хоть немного подождать…
– Вывести ее отсюда! – бабахнул молоток председателя.
– …и он оставался, – продолжала причитать женщина, – он клялся, что всего на один день! Милый мой, он отлично понимал, что, если уйдет, мы помрем с голода…
Причитания оборвал громила в полицейской форме, который потащил отбивавшуюся женщину к выходу.
– …умоляю вас, ваши милости, отпустите его, потому что, если вы осудите его, негодяи бессердечные, вас ожидает кромешный ад…
Дверь захлопнулась, и голос оборвался на полуслове.
– Вычеркните это из стенограммы, – распорядился председательствующий и покосился на О’Брайена. – Будь у меня доказательства, что это ваших рук дело, я приказал бы вас расстрелять вместе с вашим клиентом!
О’Брайен с невинной улыбкой сложил руки на груди и наклонил голову, намереваясь приступить к изложению своего взгляда на дело, но ему снова помешали. Какой-то пожилой человек взгромоздился на одну из лавок и замахал руками, привлекая к себе внимание.