Пока пленные подкреплялись, Билл вырубил две крепкие жерди и смастерил из них и трех солдатских курток удобные носилки. Одно трофейное ружье он оставил себе, остальные раздал сержанту и ветеранам, выглядевшим повоинственнее.
– Дорогу обратно найдем? – спросил Билл сержанта. Тот тщательно протирал ружье тряпкой.
– Возможно. Должны остаться следы – все-таки немало народу протопало. Только берегись вениан. Увидел – стреляй, иначе ног не унесешь. Как услышим канонаду, поищем местечко потише и попытаемся прорваться. Хотя шансов у нас мало.
– Все же побольше, чем час назад!
– Это точно. Но если не поторапливаться, будет меньше.
– Верно. Пошли!
Идти оказалось легче, чем предполагал Билл, и еще засветло стали слышны глухие раскаты орудийных залпов. За всю дорогу им попался всего лишь один венианин, и тот был подстрелен раньше, чем успел поднять тревогу. Билл остановил колонну.
– Съесть, сколько возможно, остальное выбросить! Передай по цепочке! Дальше идем налегке!
Он подошел к Сгинь Сдохни.
– Худо мне, – прошептал белый, как бумага, сержант. – Подыхаю… Эх, помордовал я солдат на своем веку… все прошло… Прощай, Билл… ты настоящий друг… так заботился обо мне…
– Я рад, что ты так думаешь, Сдохни. Окажи мне небольшую любезность напоследок. – Билл нашарил в кармане умирающего блокнот и нацарапал что-то на чистом листке. – Подпиши, а? На память о нашей крепкой дружбе.
Рука Сгинь Сдохни безвольно упала, налитые кровью глаза остановились, глядя в небо…
– Подох, сукин сын, не вовремя, – недовольно проворчал Билл. Затем подумал, намазал большой палец покойника чернилами и приложил его к листку. Потом позвал санитара.
– Эй, посмотри, что с ним?
– Мертв, – вынес профессиональное заключение медик.
– Перед смертью он завещал мне свои клыки, видишь, вот написано. Это специально выращенные клыки, и стоят они кучу денег. Можно будет их трансплантировать?
– Конечно, если их вырезать и хранить не более двенадцати часов на холоде.
– Ну это не проблема, возьмем тело с собой. – Билл грозно взглянул на носильщиков и похлопал по прикладу атомного ружья. Возражений не было. – Давайте-ка сюда лейтенанта!
– Ваше преподобие, – Билл подсунул листок офицеру, – мне нужна здесь ваша подпись. Перед смертью сержант продиктовал свою последнюю волю, однако слишком ослабел, чтобы подписаться. Он смог только поставить отпечаток большого пальца. Засвидетельствуйте здесь, что видели это собственными глазами.
– Но… я не могу, сын мой. Я не видел аааргхх…
Офицер произнес «аааргхх», потому что Билл воткнул ему в рот дуло пистолета, палец его задрожал на курке.
– Стреляй! – сказал сержант-пехотинец, а трое наблюдавших эту сцену ветеранов дружно захлопали в ладоши. Билл медленно отвел пистолет.
– С удовольствием помогу! – тут же заверил капеллан, хватаясь за ручку.
Билл прочитал документ, с удовлетворением крякнул и направился к санитару.
– Ты из госпиталя?
– А то откуда? И если я когда-нибудь вернусь обратно, меня не выманишь ни за какие коврижки! Чертовское невезение – осматривал пострадавших на поле боя, когда противник нанес удар.
– Говорят, раненых в тыл не эвакуируют, а подлатают их кое-как – и снова на передовую?
– Верно говорят. Из этого пекла так легко не выбраться.
– Но должны же быть тяжелые ранения! – не унимался Билл.
– Чудеса современной медицины, – невнятно прочавкал санитар, набив полный рот обезвоженной мясной закуской. – Либо ты сдохнешь, либо через две недели опять в строю.
– Но вдруг солдату руку оторвет?
– Да у них полный холодильник запасных рук! В два счета пришьют новую – и пинком под зад!
– А как насчет ноги? – не на шутку забеспокоился Билл.
– Ох, верно! Ног не хватает. Этих обезноженных столько набралось, что в госпитале повернуться негде. Я слышал, их собираются вывезти.
– У тебя есть болеутоляющие таблетки? – спросил Билл, внезапно меняя тему.
Санитар вытащил белую бутылочку.
– Трех штук достаточно, и ты смехом изойдешь, когда тебе голову будут отпиливать.
– Давай сюда!
– Если увидишь случайно парня с простреленной ногой, поскорее наложи жгут выше колена да потуже затяни.
– Спасибо, приятель.
– Мне не жалко.
– Пошли, пошли! – поторопил сержант-пехотинец. – Чем быстрее топать, тем больше шансов на успех.
Сквозь густую листву прорывались вспышки стреляющих атомных винтовок, почва под ногами дрожала от грохота тяжелой артиллерии. Солдаты пробирались вдоль линии боя, пока огонь не стих. Билл, единственный, кто не был прикован к остальным цепью, пополз вперед на разведку и вскоре обнаружил слабое место в полосе неприятеля. Перед тем как вернуться, он достал из кармана моток веревки, предусмотрительно снятой с ящика с обезвоженным мясом, перетянул правую ногу выше колена и, подобрав с земли ветку, сделал турникет. Затем проглотил три таблетки и, стараясь держаться за кустами, прокричал своим:
– Сейчас прямо вперед, а перед той рощицей – направо! Ну… ПОШЛИ!!!
Когда солдаты оставили позади первую линию траншей, Билл воскликнул: «Что это?» – и нырнул в густой кустарник. «Чинджеры!» – заорал он оттуда, грохнулся наземь и, привалившись спиной к могучему стволу, аккуратно отстрелил себе из пистолета правую ногу.
– Пошевеливайтесь! – крикнул он и с удовлетворением услышал топот испуганных людей. Затем отбросил пистолет подальше, несколько раз пальнул по деревьям из атомного ружья и с трудом поднялся. Идти было недалеко, а ружье оказалось хорошим костылем. Двое солдат – явно зеленых новичков, иначе сидели бы они себе тихо! – выскочили из укрытия и кинулись ему на помощь.
– Спасибо, парни, – очутившись в безопасности, прохрипел Билл и тяжело повалился на землю. – Война – это сущий ад.
Эпилог
Бравурные звуки марша раскатывались среди холмов, дробились в каменистых грядах и затухали в густых тенистых деревьях. Из-за поворота, взметая чеканным шагом облака пыли, показалась процессия – настоящий маленький парад, – ведомая великолепным роботом-оркестром. Солнце сверкало на его золотистом корпусе и множестве звучащих музыкальных инструментов. За ним следовала колонна лязгающих и тарахтящих роботов, и замыкала ряды мужественная одинокая фигура увешанного медалями седовласого сержанта. Хотя дорога была ровной, сержант внезапно споткнулся и смачно выругался, демонстрируя недюжинный опыт.
– Стой! – приказал он, прислонился к каменной стене, что тянулась вдоль дороги, и закатил правую штанину. По его свистку к нему немедленно подскочил робот с инструментальным ящиком. Сержант подтянул пассатижами какую-то гайку на искусственной ноге, капнул из масленки в коленный сустав и вновь опустил штанину. Выпрямившись, он увидел в поле за изгородью робомула с плугом и ведущего его крепкого деревенского паренька.
– Пива! – коротко бросил сержант, а потом добавил: – А ну, «Жалобу космонавта»!
Робот-оркестр с чувством выводил трогательную мелодию старой песни, и, когда борозда достигла края поля, на стене стояли две чуть уже запотевшие кружки.
– Славная музыка! – восхитился паренек.
– Выпей со мной, – предложил сержант, сыпанув в кружку порошка из спрятанного в руке пакетика.
– Да, пожалуй, беды не будет – жара чер… я хотел сказать, сегодня ужасно жарко.
– Скажи «черт», сынок, не бойся. Мне доводилось слышать кое-что и похлеще.
– Ма у меня страсть не любит, когда я бранюсь… Ух и длиннющие же у вас зубы, мистер!
Сержант смачно щелкнул по клыку.
– Такому большому парню не грех и выругаться разок-другой. Если бы ты служил в армии, то мог бы говорить и «черт», и похлеще, сколько твоей душе угодно.
– Не думаю, чтобы мне это было по душе. – На загорелых щеках паренька зарделись два пятна. – Спасибо за пиво. Пойду я, пахать пора. Ма строго-настрого запретила якшаться с солдатами.
– И она права! Большинство из них – грубые, грязные и пьяные. Эй, а хочешь посмотреть фильм про новую модель робомула, который может тысячу часов работать без смазки?
Сержант протянул руку назад, и робот вложил в нее проектор.
– Гм, интересно! – Паренек поднес проектор к глазам и вдруг густо покраснел. – Это не мул, мистер, это девушка, и ее одежда…
Сержант молниеносным движением нажал кнопку наверху проектора. Что-то щелкнуло, и юный фермер застыл столбом. Даже выражение его лица не изменилось, когда вербовщик вытащил аппарат из парализованных пальцев.
– Бери перо, – велел сержант. – Распишись здесь, внизу, где сказано: «Подпись новобранца».
Перо заскрипело по бумаге, и в это время тишину разорвал пронзительный голос.
– Мой Чарли! Что вы делаете с моим Чарли?! – истошно вопила растрепанная седовласая старуха, выбежавшая из-за холма.
– Ваш сын стал солдатом во славу императора! – провозгласил сержант и подозвал робота-портного.
– Нет! Пожалуйста, умоляю вас! – взвыла старуха, схватив руку сержанта и обильно орошая ее слезами. – Я уже потеряла одного сына, разве этого не достаточно… – Она замерла пораженно, всматриваясь сквозь слезы в лицо вербовщика. – Но… ты же мой мальчик! Мой Билл! Мой Билли вернулся домой! Все эти шрамы, и клыки, и черная рука, и искусственная нога… Но я знаю! Мать всегда знает!..
Сержант нахмурился, глядя вниз на старуху.
– Гм, вполне возможно. То-то я думаю, Фигеринадон-два – знакомое название.
Робот-портной закончил работу: неотразимо сверкал ярко-красный бумажный мундир, сияли защитной пленкой толщиной в одну молекулу новехонькие сапоги из эрзац-кожи.
– Строиться! – гаркнул Билл, и новобранец перелез через стену и мужественно застыл посреди пыльной дороги.
– Билли, Билли… – запричитала женщина. – Это же твой младший брат Чарли! Неужели ты заберешь своего младшего братика в армию?!
Билл подумал о матери, затем подумал о своем младшем братике Чарли, затем подумал о том, что за новобранца скостят месяц со срока службы, и ответ был готов.