Билл, герой Галактики (Сборник американской фантастики) — страница 2 из 41

Крещение в купели атомного реактора

Глава 1

Прямо перед ними, в носовом конце похожей на цилиндр каюты ракеты местных сообщений, находилось огромное обзорное окно — гигантский щит из бронированного стекла, в данную минуту заполненный летящими клочьями облаков, слой которых пронизывала ракета. Билл с комфортом расположился в антиперегрузочном кресле, наблюдая с большим интересом за этой живописной картиной. В тесном помещении каюты было около двух десятков посадочных мест, из которых занятых только три, включая Биллово. Рядом с ним сидел (и Билл старался как можно реже поглядывать в эту сторону) Бомбардир 1-го класса, выглядевший так, будто им выстрелили из его собственного орудия. Лицо бомбардира состояло преимущественно из пластмассы и имело только один налитый кровью глаз. По сути дела бомбардир представлял собой что-то вроде самодвижущейся корзины или ящика, так как четыре отсутствующих конечности у него заменялись поблескивающими металлом придатками, изукрашенными многочисленными кнопками, счетчиками и проводами. Бомбардирская эмблема была приварена к стальной раме, заменявшей ему предплечье одной из рук. Третьим пассажиром был пехотный сержант — здоровенный громила, захрапевший сразу же после их пересадки со звездного корабля на ракету местных сообщений.

— Эх, так тебя и разэдак! Нет, ты только глянь сюда! — ликовал Билл, увидев, что ракета наконец пробила облака и пе ред ними распростерлась сияющая золотая сфера Гелиора — Имперской планеты, столицы десяти тысяч солнц.

— Альбедо, будь здоров! — прокряхтел откуда-то из-под пластикового покрытия бомбардир. — Аж глазам больно!

— Еще бы! Чистое ж золото! Это ж даже представить себе невозможно — планета из чистого золота!

— Из золота и я не смогу представить — очень уж в большие денежки она обошлась бы, а вот вообразить планету, крытую анодированным алюминием, — это сколько угодно. Тем более что так оно и есть.

Теперь, когда Билл пригляделся и увидел, что поверхность планеты сверкает действительно совсем не так, как должно блестеть настоящее золото, настроение его слегка подпортилось. Однако он тут же заставил себя приободриться. Пусть они отняли у него мечту о золоте, но со славой Гелиора этого не произойдет! Гелиор все равно остается средоточием Империи, недремлющим и всеведущим оком самого сердца Галактики! Известие о малейшем происшествии на любой планете, на любом космическом корабле немедленно поступает сюда, классифицируется, кодируется, оприходуется, аннотируется, рассматривается, теряется, обнаруживается вновь, принимается к сведению и реагированию. С Гелиора поступают приказы, управляющие целыми обитаемыми мирами, здесь ставятся заслоны на пути наступления вечной тьмы, несомой нашествиями негуманоидов. Гелиор — рукотворный мир со своими морями, горами и континентами, укрытыми металлическим щитом толщиной в несколько миль, состоящим из бесчисленных слоев этажей, громоздящихся один на другой и битком набитых людьми, которые предназначены для претворения в реальность одного единственного идеала. Властвовать!

Вот он — этот сверкающий внешний уровень планеты, буквально усыпанный множеством звездолетов всех размеров и типов, а темное небо над ним непрерывно освещается пламенем идущих на посадку и взлетающих кораблей. Все ближе и ближе надвигается этот пейзаж, и вдруг неожиданно вспыхивает ослепи тельный свет и обзорное окно темнеет.

— Крушение! — ахнул Билл. — Мы погибли!

— Заткни хлебало! Это просто-напросто обрыв ленты. Поскольку в этой банке нет ни одного золотопогонника, механик не стал запускать ее снова.

— Так это было кино?..

— А что же еще? Неужто ты такой псих, что веришь, будто ракеты местных сообщений могут иметь такие огромные обзорные окна, да еще на носу, где особенно велико трение при вхождении в плотные слои атмосферы и где корпус ракеты может легко прогореть? Еще бы не кино!.. Да к тому же, по-моему, лента была запущена задом наперед. Скорее всего, на Гелиоре сейчас уже давно ночь.

Пилот чуть не раздавил их в лепешку ускорением в 15 g, когда ракета пошла на посадку (он, видимо, тоже знал, что на борту нет офицеров), и, пока солдаты пытались вправить сместившиеся позвонки и запихивали в глазницы вылезшие наружу глазные яблоки, люк с грохотом открылся. На планете была не только ночь, здесь еще и дождь шел. Помощник по пассажирской части 2-го класса просунул в каюту голову и наградил их профессионально дружелюбной улыбкой.

— Приветствую вас на Гелиоре — Имперской планете Тысячи Наслаждений… — Тут его лицо обрело привычное выражение свирепости: — Разве с вами, мерзавцами, нет офицеров? А ну, давай катись отсюда, да помогите разгрузить урановую руду, нам тут долго торчать не положено — расписание есть расписание.

Билл с бомбардиром сделали вид, что не слышат, а помощник протискался к спящему сержанту, который храпел, как испорченный ротор, и которого не разбудила даже такая мелочь, как 15 g, и сделал попытку пробудить его. Храп перешел в сдавленное рычание, прерванное диким воплем помощника по пассажирской части, получившего сильнейший удар коленом в пах. Все еще что-то бормоча, сержант присоединился к остальным, уже покинувшим ракету, и помог установить разъезжающиеся стальные подпорки бомбардира на скользкой и мокрой поверхности взлетной полосы. Солдаты с каменным безразличием смотрели, как из грузового отсека прямо в глубокую лужу вылетели их вещмешки. Под занавес помощник по пассажирской части, видимо, желая отомстить, сделал им еще одну мелкую пакость — выключил силовое поле, которое защищало их от дождя, так что уже через секунду солдаты вымокли до нитки и заледенели на холодном ветру. Ветераны взвалили на плечи рюкзаки (кроме бомбардира, который водрузил свой вещмешок на специальную платформу с колесиками) и зашлепали к ближайшим огонькам, тускло светившим сквозь струи секущего дождя примерно в миле от места посадки. На полпути бомбардир вырубился из-за короткого замыкания в проводке, остальным пришлось поставить этот обрубок на платформу с колесиками, нагрузить свои мешки ему на колени, и на весь оставшийся отрезок пути бомбардир превратился в отличное перевозочное средство.

— Вот так штука, из меня вышла недурная багажная тележка, — пробасил бомбардир.

— Не трепись! — ответил ему сержант. — По крайней мере, ты заимел для гражданки вполне приличную профессию. — Сержант пинком распахнул дверь, и они оказались в вожделенном тепле штабного помещения.

— На найдется ли у вас банки растворителя? — спросил Билл у человека за барьером.

— А где ваши проездные документы? — потребовал человек за барьером, полностью игнорируя Билла.

— Растворитель есть у меня в мешке, — включился в разговор бомбардир, и Билл, развязав мешок, принялся в нем рыться.

Они вручили свои документы. Бумаги бомбардира нашлись в его нагрудном кармане, и клерк опустил их в прорезь большой машины, занимавшей всю стену за его спиной. Машина жужжала и играла огоньками, а Билл в это время капал раствором на соединения в электропроводке бомбардира, пока не смыл с них практически всю воду. Прозвучал гудок, документы выскочили из прорези обратно, а из другого отверстия с тиканьем пошла длинная печатная лента. Клерк подхватил ее конец и быстро пробежал глазами.

— Вас ждут большие неприятности, — произнес он с садистским удовольствием. — Предполагалось вручить вам троим Орден Пурпурной Стрелы на торжественной церемонии в присутствии самого Императора, но киносъемка должна начаться ровно через три часа. За такое время вам туда нипочем не добраться.

— Не твое собачье дело, — прохрипел сержант. — Мы ведь только что сошли с корабля. Выкладывай, куда идти-то!

— Район 1457-Д, уровень К-9, квартал 823-7, коридор 492, студия 34, комната 62, спросить режиссера Ратта.

— И как же нам туда добираться? — задал вопрос Билл.

— Меня можешь не спрашивать, я у них не служу. — Клерк швырнул на барьер три толстых тома размером фут на фут и в толщину тоже около того, у которых к корешкам были приварены стальные цепи. — Ищите дорогу сами — вот ваши Поэтажные Планы, но за них придется расписаться. Утеря Плана — воинское преступление, наказуемое…

Только сейчас клерк осознал, что находится с глазу на глаз с тремя ветеранами и, побелев как снег, потянулся к красной кнопке. Однако прежде, чем его палец дотронулся до нее, металлическая рука бомбардира, выбрасывая снопы искр и клубы дыма, пригвоздила этот палец к прилавку. Сержант наклонился над барьером так, что его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица клерка, а затем произнес низким леденящим голосом, от которого кровь стыла в жилах:

— Нам не придется искать дорогу. Нам ты ее покажешь. Давай сюда Гида!

— Гиды только для офицеров, — слабо оборонялся клерк и громко икнул, когда стальной, похожий на толстый прут палец ткнул его в живот.

— Можешь считать нас за офицеров, — вздохнул сержант. — Мы не возражаем.

Стуча зубами, клерк заказал Гида, и маленькая железная дверца в дальней стене со стуком отворилась. У Гида было цилиндрическое цельнометаллическое тело, укрепленное на шести ошиненных колесах, голова, похожая на голову гончей, и пружинный блестящий хвост.

— Ко мне! — скомандовал сержант, и Гид кинулся к нему, высунув изо рта красный пластиковый язык и издавая механическое пыхтение, слегка заглушаемое стуком шестеренок внутри. Сержант взял конец печатной ленты и быстро набрал код 1457-Д, К-9, 823-7, 492, ст. 34, 62 на кнопках, расположенных на голове Гида. Тот звонко тявкнул несколько раз, красный язык исчез, хвост напрягся, и Гид помчался по коридору. За ним последовали и ветераны.

Им потребовалось больше часа, чтобы с помощью бегущих дорожек, эскалаторов, лифтов, пневмокаров, пешего передвижения, монорельсовых дорог, движущихся тротуаров и столбов для скольжения с этажа на этаж достичь, наконец, комнаты № 62. Еще сидя на скамеечке бегущей дорожки, солдаты прикрепили цепи своих Поэтажных Планов к поясным ремням, поскольку даже Биллу стала ясна истинная ценность путеводителя в этом городе, охватывающем целый мир. У двери 62 комнаты Гид трижды пролаял и умчался на своих колесах прочь, прежде чем они успели его схватить.

— Впредь надо быть половчее, — сказал сержант. — Эта штука дорогого стоит. — Он пнул ногой дверь, она распахнулась и явила их взорам толстого мужчину, который сидел за письменным столом и орал в видеофон.

— Плевал я на ваши извинения! Из извинений шубу не сошьешь! Все, что мне известно, это что существует график съемок, что простаивают готовые к работе камеры и что главных действующих лиц нет как нет! Я задаю вам вопрос, и что же я слышу в ответ… — Он поднял глаза и завопил: — Вон! Убирайтесь вон! Что вы, не видите, что я занят?!

Сержант протянул руку, схватил видеофон, шваркнул его об пол и растоптал в пыль дымящиеся мелкие осколки.

— Здорово ты насобачился добиваться внимания, — сказал Билл.

— Два года непрерывных боев заставят насобачиться. — ответил сержант, громко и страшно скрипнув зубами. — Мы прибыли, Ратт, что нам делать дальше?

Расшвыривая обломки видеофона, Ратт шагнул вперед и резким движением открыл дверь возле письменного стола.

— По местам! Дать освещение! — заорал он, и тут же поднялся невообразимый шум и вспыхнули ослепительные софиты. Прибывшие за наградами ветераны робко проследовали за Раттом в эту какофонию звуков, многократно усилившуюся после распоряжений режиссера. Камеры на моторизованных тележках и кранах ползали по залу вокруг съемочной площадки, боковины и задник которой изображали перспективу тронного зала. Гонимые визгливыми приказаниями режиссера, стада придворных и высших воинских чинов заняли положенные им места у трона.

— Он обозвал их кретинами, — в ужасе прошептал Билл. — Его же расстреляют за это!

— Ну и осёл же ты все-таки, — сказал бомбардир, сматывая провод со своей правой ноги и подключая его к розетке для подзарядки батарей. — Неужто ты полагал, что для такого дела будут тревожить настоящих придворных?

— Времени до прибытия Императора у нас хватит только на одну репетицию, так смотрите же, чтоб без помарок у меня! — Режиссер Ратт вскарабкался на императорский трон и уселся там поудобнее. — Я буду Императором. Теперь вы, виновники торжества, ваша задача самая простая, и я не хотел бы, чтобы вы эту роль провалили! Времени для дублей у нас не будет. Вы станете вот здесь, на этом месте, в ряд, и, когда я скажу «Моторы!», вы замрете по стойке смирно, как вас учили, ведь не зря же вы жрали хлеб налогоплательщиков. Эй, ты — парень слева — ну, тот, что встроен в клетку для попугая, выключи свои треклятые моторы, ты же нам забьешь всю звуковую дорожку! Только скрипни мне еще разок тормозами, и я тебя тут же обесточу! Внимание! Вы обязаны стоять смирно, пока не услышите свою фамилию, после чего вы делаете шаг вперед и снова застываете в неподвижности. Император нацепит на вас ордена, тогда вы отдаете честь и, бросив руки по швам, делаете шаг назад. Все поняли, или это слишком затруднительно для ваших крохотных, набитых высшими знаниями мозгов?

— А почему бы тебе не увеличить их объем? — рыкнул сержант.

— Очень остроумно! Ну, ладно, попробуем, как оно пойдет…

Они успели прорепетировать всю церемонию дважды, когда наконец, раздался душераздирающий рев труб и шесть генералов с пистолетами — генераторами лучей смерти на взводе вошли в зал двумя шеренгами и встали спиной к трону. Все незанятые в сцене, все операторы, механики и даже сам режиссер Ратт низко склонились, а ветераны вытянулись в струнку. Император прошаркал тяжелой походкой к помосту, взобрался на него и уселся на трон.

— Продолжайте… — сказал он скучным голосом и негромко рыгнул, прикрыв рот ладонью.

— Моторы! — заорал во всю мощь своих легких режиссер и выскочил за пределы поля зрения камеры. Мощной волной взмыла музыка, и церемония началась. Когда офицер-герольд зачитал текст, содержавший описание героических деяний, которые совершили храбрецы, сподобившиеся получить за это благороднейший из всех орденов — Орден Пурпурной Стрелы с подвеской Туманности Угольного Мешка, Император поднялся со своего трона и величественно прошествовал вперед. Первым стоял пехотный сержант, и Билл краем глаза видел, как Император взял из поднесенной ему коробочки дивный, украшенный золотом, серебром, рубинами и платиной орден и пришпилил его к груди воина. Затем сержант отступил назад и замер, и настала очередь Билла. Будто из самой дальней дали донеслось до него собственное имя, произнесенное голосом, подобным раскату грома, и он шагнул вперед, до последних мелочей соблюдая весь тот ритуал, который ему вбили в голову еще в лагере имени Льва Троцкого. Вот здесь прямо перед ним стоял самый обожаемый человек Галактики! Длинный распухший нос, который украшал триллионы банкнот, сейчас был нацелен прямо на Билла. Выдающийся вперед подбородок и торчавшие наружу зубы, что не сходили с миллиардов телевизионных экранов, произнесли его имя! Один из императорских косых глаз смотрел прямо на него! Обожание вздымалось в груди Билла, подобно тем косматым валам прибоя, что громоподобно обрушиваются на берег. Он отдал честь самым блистательным манером, на какой только был способен.

По правде говоря, это лишь слегка напоминало Абсолютно Совершенный Салют, поскольку на свете не так уж много людей с двумя правыми руками! Оба предплечья описали плавные дуги, оба локтя замерли под предписанными углами, обе ладони со звонким щелчком уперлись в виски. Сделано это было мастерски, и Император так удивился, что на одно ничтожное мгновение ему удалось сфокусировать на Билле оба косящих глаза, после чего зрачки вновь разбежались в разные стороны. Император, все же слегка потрясенный необычным приветствием, потянулся за орденом и вколол булавку через мундир прямо в трепещущую Биллову плоть.

Боли Билл не ощутил, но неожиданный укол, по-видимому, спустил пружину нестерпимого эмоционального напряжения, подчинившего себе весь его организм. Опустив салютующие руки, он рухнул на колени в лучшем стиле давно прошедших феодальных времен, рухнул точно так, как это показывают в исторических телевизионных сериалах, которые фактически и были источником, из коего раболепствующее подсознание Билла извлекло идею коленопреклонения. Он схватил императорскую кисть, покрытую подагрическими шишками и испещренную старческой гречкой.

— Отец ты наш!!! — верещал Билл, обцеловывая эту руку.

Свирепая генеральская охрана ринулась вперед, и смерть уже прошелестела острым сабельным клинком над головой Билла, но Император улыбнулся, тихонько освободил ладонь и вытер стекающую с нее слюну о мундир Билла. Небрежное мановение пальца восстановило конвой в его прежней позиции, а Император перешел к бомбардиру, укрепил на нем оставшийся орден и от ступил назад.

— Кончено! — завопил режиссер Ратт. — Пленку на проявление, она вполне удовлетворительна, особенно натурален эпизод с этой деревенщиной, распустившей слюни в поцелуйном действе!

Когда Билл тяжело поднялся с колен, он увидел, что Император и не подумал вернуться на трон, а совсем наоборот — стоит в центре беспорядочно движущейся толпы актеров. Конвой куда-то исчез. Билл с беспредельным удивлением таращил глаза, глядя, как кто-то снимает с Императора корону, сует ее в ящик и уносит куда-то.

— Опять тормоз заел, — ворчал бомбардир, все еще продолжая отдавать честь вибрирующей рукой. — Будь добр, переведи его, вечно он отказывает при таком положении плечевого сустава.

— Но Император… — начал Билл, нажимая на заевшую руку до тех пор, пока тормоз не взвизгнул и не отпустил.

— Актер, а кто же еще. Уж не думаешь ли ты, что настоящий Император станет раздавать ордена простым солдатам? Разве что тем, кого произвели на поле боя в офицеры, или каким- нибудь другим высоким шишкам. Правда, его так здорово загримировали, что такая деревенская дубина, как ты, вполне могла ошибиться. Ну и хорош же ты был!

— Берите, — сказал кто-то, вручая им обоим штампованные металлические копии орденов, что были нацеплены на их груди, и поспешно забирая оригиналы.

— По местам! — гремел через усилители голос режиссера. — У нас осталось не больше четверти часа на сцену Императрицы с Наследником, целующих альдебаранских подкидышей в честь Дня Размножения! Выкиньте отсюда этих пластмассовых недоносков и уберите с площадки распроклятых зевак!

Героев в три шеи вытолкали в коридор, дверь за ними захлопнулась и защелкнулась на замок.

Глава 2

— Устал как собака, — сказал бомбардир, — да и ожоги мои разболелись. — У него снова случилось короткое замыкание, на этот раз во время ночевки в Добром Старом Приюте для Ветеранов, в результате чего постель бомбардира загорелась.

— Да плюнь ты, — настаивал Билл. — У нас до отправки звездолета есть целых три дня отпуска, а потом — это же Имперская планета Гелиор! Господи, да тут столько всего, на что стоит посмотреть! Висячие Сады, Радужные Фонтаны, Жемчужный Дворец! Да неужто мы все это упустим?!

— За меня можешь поручиться! Мне бы только выспаться по-настоящему, да поскорее добраться до дому. Ну, а если тебе нужно, чтобы кто-нибудь тебя обязательно поддерживал под локоток, так возьми с собой сержанта.

— Да ты что! Он уже давно пьян смертельно!

Пехотный сержант был законченным пьяницей-одиночкой, а потому времени даром не терял. К тому же он вовсе не был сторонником разбавки спиртного и не собирался выбрасывать деньги на красивые этикетки. Все свои наличные он ухлопал на взятку санитару, который достал ему две бутылки чистого 99-процентного этилового спирта, коробку глюкозы, иглу от шприца и кусок резиновой трубки. Смесь этилового спирта, глюкозы и соли из бутыли, установленной на подвешенной над койкой полке, поступала по резиновой трубке к иголке, воткнутой в сержантскую руку, образуя непрерывный ток внутривенного вливания. Сержант был недвижим, мертвецки пьян и обеспечен закусью, так что, если бы не неизбежное в ближайшем будущем прекращение поступления раствора, он мог бы оставаться в таком состоянии не меньше пары лет с гаком.

Билл навел глянец на сапоги и запер сапожную щеку вместе с прочими причиндалами в свой ящик. Его отсутствие могло и затянуться: здесь на Гелиоре заблудиться не трудно, особенно если у тебя нет Гида. Им, например, потребовался почти целый день, чтобы добраться от студии до казармы, хотя среди них был сержант, знавший о планах и картах все, что можно, и даже чуточку больше. Пока они не отходили от казармы далеко, никаких проблем не возникало, но Билл был уже по горло сыт теми нехитрыми развлечениями, которые полагались отпускным воякам. Он жаждал поглазеть на Гелиор, на всамделишный Гелиор, на Гелиор — столицу Галактики. Что ж, если никто не хочет его сопровождать, он пойдет один!

Даже имея Поэтажный План, на Гелиоре весьма затруднительно определить реальное расстояние между двумя точками, так как сами планы были рисованными и безмасштабными. Ну, а путешествию, которое наметил для себя Билл, предстояло, видимо, быть особенно длительным, поскольку маршрут основного вида транспорта — пневматической магнитной подземки — проходил по 84 картам. Вполне возможно, что конечный пункт маршрута находился на другом полушарии планеты! Ведь город охватывал планету целиком. Эту мысль поистине было трудно переварить, во всяком случае, Биллу это было не по плечу.

Сандвичи, которые он купил в казарме у буфетчика, кончились, когда Билл едва ли одолел и половину пути, и его желудок, вновь жадно приспосабливавшийся к твердой пище, стал столь жалобно выражать свою неудовлетворенность, что Биллу пришлось сойти на эскалатор в районе 9266-J1, на черт знает каком уровне, и начать разыскивать какую-нибудь столовку. Было совершенно очевидно, что Билл оказался в секторе Машинописания, ибо толпа состояла почти исключительно из женщин со сгорбленными спинами и очень длинными пальцами. Единственное едальное заведение, которое Биллу удалось разыскать, было битком набито этими дамами. И он, усевшись среди их визгливой и пискливой толпы, с усилием пропихивал в глотку завтрак, состоящий из единственного имевшегося в наличии на бора блюд: сандвичей с фруктовым сыром и анчоусной пастой, картофельного пюре с изюмом и луковым соусом, запивая все это чуть теплым травяным чаем, который подавался в крошечных, с наперсток, чашечках. Еда, возможно, и не была бы столь отвратительна, если бы буфетчик неукоснительно не поливал ее ирисочной подливкой. Никто из женщин не обратил внимания на Билла, так как в течение рабочего дня все они находились под слабым гипнозом, имевшим цель снизить число опечаток. Билл поглощал пищу, чувствуя себя чем-то вроде привидения, так как женщины чирикали и щебетали вокруг него, перебрасываясь репликами поверх его головы, а их пальцы, если женщины не жевали в эту минуту, машинально отстукивали по краю столешницы все, что говорилось собеседницами. В конце концов Билл сбежал, но завтрак произвел на него устрашающее впечатление, и, видимо, именно поэтому он сделал ошибку и сел совсем не на тот поезд, который был ему нужен.

Поскольку в каждом районе повторяются одни и те же номера уровней и блоков, было очень просто, не попав в нужный тебе район, потерять бездну времени на розыск искомого адреса, прежде чем ошибка наконец обнаружится. Именно это и произошло с Биллом, который, после множества пересадок и использовав самые разнообразные виды транспорта, сел наконец в лифт, который должен был, как казалось Биллу, доставить его в знаменитые на всю Галактику Дворцовые Сады. Все прочие пассажиры лифта вышли на более низких уровнях, и, управляемый роботом, лифт, набрав бешеную скорость, вознес Билла на самый верх. Билла буквально подняло в воздух, когда сработали тормоза, уши ему заложило от резкой перемены давления, и через открытые дверцы лифта он ступил прямо в крутящийся снежный вихрь. Пока Билл озирался в полном недоумении, створки дверей лифта за его спиной с треском захлопнулись, и тот исчез.

Дверь вывела Билла прямо на металлическую равнину, образующую высший городской уровень и в настоящую минуту скрытую от глаз вихрящимися снежными зарядами. Билл было потянулся к кнопке, чтобы вызвать лифт обратно, но внезапный порыв ветра прорвал снежную завесу, и горячее солнце окатило его своими лучами с безоблачного неба. Это было невероятно.

— Это невероятно! — воскликнул Билл в простодушном обалдении.

— Нет ничего невозможного, если я невозможное возжелаю, — произнес хриплый голос за спиной Билла. — Ибо аз есмь Дух Жизни.

Билл отлетел в сторону подобно гомеостатическому робомулу и выкатил глаза на маленького человечка с белыми усами, шмыгающим носом и воспаленными веками, который совершенно бесшумно возник за плечом Билла.

— Видно, у тебя все мозги из черепушки повытекли, — рявкнул Билл, обозленный собственной трусостью.

— А ты бы тоже спятил на такой работенке, — просипел человечек и стряхнул ладонью повисшую на носу каплю. — Наполовину закоченеешь, наполовину изжаришься на солнце, наполовину сдохнешь от насморка, на другую половину сожжешь легкие чистым кислородом… Дух Жизни, — прохрипел он, — есмь я и мощь моя…

— Ну, уж раз мы заговорили об этом, — слова Билла почти заглушил вой тут же налетевшей метели, — то я тоже чувствую себя не вполне нормально. Мне-е-е-е… — Ветер взвил и унес прочь слепящий снежный заряд, и Билл с раскрытым ртом уставился на внезапно развернувшийся перед ним вид.

Рыхлый снег и лужи пятнали поверхность планеты до самого горизонта. Золотистое покрытие облезло, и металл под ним был сер и выщерблен, бурые потеки ржавчины бежали по нему. Ряды больших труб, каждая толщиной в рост человека, тянулись из-за горизонта и оканчивались воронкообразными зевами. Зевы частично скрывались клубящимися облаками пара и снега, которые с приглушенным ревом взмывали высоко в небо. Один из таких столбов пара исчез и облако рассосалось в то самое мгновение, когда Билл взглянул на него.

— Восемнадцатый готов! — завопил человечек в микрофон, схватил со стены закрепленную в зажимах грифельную доску и, разбрызгивая снеговую жижу, бросился к ржавым и ненадежным мосткам, которые, дрожа и лязгая, тянулись параллельно трубам. Билл, крича что-то, побежал за стариком, не обращавшим на него никакого внимания. По мере того как мостки, клацая и шатаясь, уводили их все дальше и дальше, Билл все больше недоумевал — куда же идут эти трубы, и, когда, наконец, любопытство его дошло до точки кипения, а в голове слегка посветлело, он пристальнее вгляделся в таинственные горбы на горизонте, и ему стало ясно, что это ряды гигантских звездолетов, каждый из которых подсоединен к толстой трубе. Старик с неожиданной резвостью спрыгнул с мостков и понесся к звездолету на восемнадцатой площадке, где крохотные фигурки рабочих на большой высоте снимали герметическую муфту, соединявшую трубу со звездолетом. Старик записывал показатели счетчика, смонтированного на трубе, а Билл наблюдал, как подъемный кран захватывает конец огромной гибкой кишки, появившейся из-под поверхности планеты почти в том самом месте, где они стояли. Кишку подвели к вентилю на вершине космического корабля. Шланг с ревом завибрировал, и между герметизирующей муфтой и кораблем возникли клубы черного дыма, уносимые вдаль, над грязной металлической равниной.

— Можно узнать, что за чертовщина тут происходит? — спросил, отчаявшись что-либо понять, Билл.

— Жизнь! Вечная жизнь! — закаркал старикашка, выныривая из глубин мрачной депрессии и поднимаясь к вершинам маниакального восторга.

— А нельзя ли попроще?

— Это мир, одетый в металлический панцирь! — Старик топнул ногой, в ответ раздался глухой звон. — И что это означает?

— Это означает, что мир закован в металлический панцирь.

— Точно. Для солдата у тебя котелок варит на удивление. Итак, если мы возьмем планету и покроем ее металлом, то мы получим планету, где зелень будет только в Дворцовых Садах, да еще в парочке ящиков за окнами. И что мы тогда будем иметь?

— Все помрут, — сказал Билл, так как все же был деревенским парнем и на всех этих фотосинтезах и хлорофиллах собаку съел.

— Опять правильно. Ты, и я, и Император, и еще два миллиарда олухов трудятся изо всех сил, превращая кислород в углекислый газ при отсутствии всякой растительности, способной перевести его обратно в кислород, так что если мы будем продолжать процесс дыхания достаточно долго, то задышим себя до смерти.

— Значит, эти корабли привозят жидкий кислород?

Старик кивнул головой и снова вспрыгнул на мостки. Билл последовал за ним.

— Верно! Они получают его бесплатно на фермерских планетах, а когда разгрузятся на Гелиоре, корабли заполняются углеродом, который мы с большими издержками производим из СО₂, и отвозят углерод на те же сельскохозяйственные планеты, где из него изготавливают горючее, минеральные удобрения, пластмассы и другие продукты…

Билл прямо с мостков ступил в один из лифтов, старик и его голос истаяли в тумане, а Билл, скорчившись от головной боли, вызванной избытком кислорода, принялся лихорадочно листать страницы Поэтажного Плана. Пока он ждал лифта, ему удалось по коду на двери установить место своего нахождения, и теперь он прокладывал маршрут к Дворцовым Садам.

На этот раз он не позволил себе отвлекаться. Питаясь только шоколадными батончиками и запивая их газированной водой из дорожных буфетов, Билл избежал опасностей и соблазнов забега ловок, а отказавшись от сна — опасности пропустить пересадку. С черными мешками под глазами, с челюстями, взыскующими еды, он вывалился из антигравитационной шахты и с колотящимся сердцем узрел пышно украшенную, ярко освещенную и источающую ароматы вывеску, которая гласила: «Висячие Сады». Тут же находились турникет и кассовое окошко.

— Один билет, пожалуйста.

— Это обойдется в десять имперских монет.

— Дороговато, пожалуй, — сварливо отозвался Билл, отслюнивая одну за другой банкноты из своего тощего бумажника.

— Ежели ты беден, так нечего и приезжать на Гелиор.

В программу робота-кассира было заложено немало таких хлестких ответов. Билл проигнорировал его и вошел в Сады. Они были именно таковы, какими он воображал их, и даже, пожалуй, превосходили его фантазию. Идя по серой гаревой дорожке, проложенной внутри внешней стены Садов, Билл мог любоваться зелеными кустами и травами, что росли за сетчатой титановой оградой. Не далее чем в сотне ярдов за травяным бордюром в воздухе колыхались экзотические растения и цветы со всех миров Империи. А дальше!.. Казавшиеся крошечными из-за большого расстояния, виднелись Радужные Фонтаны, почти что недоступные невооруженному глазу! Билл опустил в прорезь одного из телескопов монетку и долго любовался, как наливаются и меркнут яркие краски, что выглядело почти так же завлекательно, как на телеэкране. Он двинулся дальше, кружа внутри стены и купаясь в сиянии искусственного солнца, висевшего в выси гигантского купола прямо над его головой.

Однако даже пьянящие наслаждения, даруемые Садами, не выдержали соревнования с отягчающей душу усталостью, которая сжала Билла в своих железных рукавицах.

К стене были приварены стальные скамьи, и он рухнул на одну из них, чтобы отдохнуть хоть минуточку, и тут же прикрыл глаза, уставшие от резкого солнечного света. Подбородок Билла опустился на грудь, и, прежде чем он успел что-нибудь сообразить, Билл уже спал мертвецким сном. Мимо скрипели золой дорожки шаги других посетителей, но они не тревожили сна Билла, и он не проснулся даже тогда, когда один из них присел на дальний конец скамейки.

Поскольку Билл так никогда и не увидел этого человека, нет смысла описывать последнего, достаточно будет сказать, что у него была нечистая кожа, проломленный красный нос, злющие глазки под обезьяньими надбровьями, что он был широк в бедрах и узок в плечах, ноги имел разной длины, пальцы — тощие, узловатые и грязные, а кроме того, время от времени его передергивал тик.

Долгие минуты отстукивались Вечностью, а мужчина все еще сидел неподвижно. Затем наступило мгновение, когда рядом не оказалось ни одного из посетителей. Быстрым змеиным движением сидевший выхватил из кармана атомный резак-карандаш. Маленькое, но обладающее невероятной температурой пламя свирепо зашипело, войдя в соприкосновение с цепочкой, соединявшей Поэтажный План с талией Билла, как раз в том месте, где петля цепочки покоилась на стальном сиденье. В мгновение ока металл цепочки сплавился с металлом скамейки. Билл продолжал храпеть.

Волчья ухмылка скользнула по губам мужчины, расходясь на лице, подобно кругам на поверхности сточных вод, куда нырнула крыса. Последовало еще одно неуловимое движение, и атомное пламя обрезало цепочку у самого томика. Сунув резак-карандаш в карман, вор встал, снял с колен Билла его Поэтажный План и удалился быстрыми шагами.

Глава 3

Билл поначалу не смог оценить всю тяжесть своей утраты. Он медленно всплывал из сонных глубин с тяжестью в голове и с ощущением, будто что-то неладно. Только после повторной попытки отделиться от скамьи он уяснил, что цепочка накрепко спаяна с сиденьем, а Поэтажный План исчез. Оторвать цепь не удалось, в конце концов ее пришлось просто отцепить от поясного ремня и бросить свисающей со скамьи. Потом Билл направил свои стопы к выходу и постучался в окошко кассы.

— Деньги не возвращаем! — сказал робот.

— Я хочу сделать заявление о преступлении.

— О преступлении извещают полицию. Вам следует обратиться в полицию по телефону. Вот телефон. Номер ЛЛЛ-ЛЛ-ЛЛЛ. — Откинулась маленькая дверца, и из отверстия выскочил телефонный аппарат, ударивший Билла в грудь, так что тот пошатнулся. Билл набрал номер.

— Я хочу заявить о преступлении.

— Крупное преступление или мелкое?

— Не знаю. Украли мой Поэтажный План.

— Это мелкое преступление. Обратитесь в ближайший полицейский участок. Данная линия предназначена для извещения о тяжелых правонарушениях, и вы пользуетесь ею незаконно. Наказание за незаконное использование линии срочного оповещения… — Билл с силой нажал на кнопку, и экран потемнел. Билл снова повернулся к роботу-кассиру.

— Деньги не возвращаем! — произнес тот. Билл нетерпеливо буркнул:

— Заткнись. Мне надо только узнать, где ближайший полицейский участок.

— Я робот-кассир, а не информационный робот. Нужной вам информации в моей программе нет. Советую проконсультироваться со своим Поэтажным Планом.

— Но мой План украден!

— Тогда советую обратиться в полицию.

— Но… — Билл побагровел и зло пнул будку кассира сапогом.

— Деньги не возвращаем! — услышал он вдогонку.

— Пей, пей, пей, дело разумей, — прошептал Биллу прямо в ухо неведомо откуда подкатившийся робот-бар. Бар воспроизвел звук кубиков льда, позванивающих в покрытом изморозью бокале.

— Чертовски здравая идея! Пива! И кружку побольше! — Билл опустил монеты в прорезь робота и подхватил сосуд, с шумом скатившийся по желобу и чуть было не упавший на землю. Пиво охладило и успокоило Билла и немного утишило его гнев. Он взглянул на указатель, который гласил: «К Жемчужному Дворцу». — Схожу во Дворец, посмотрю, как и что, а там найду кого-нибудь, кто покажет мне полицейский участок. Ох-х! — Робот-бар выхватил у Билла из рук кружку, чуть не оторвав вместе с ней указательный палец, и с немыслимой для человека точностью швырнул сосуд в открытую пасть мусоропровода, торчавшую из стены футах в тридцати от них.

Жемчужный Дворец оказался столь же доступным для обозрения, как и Висячие Сады, и Билл решил заявить о воровстве после того, как посетит зарешеченный загончик, тянущийся вокруг Дворца на весьма большом удалении от последнего. Возле входа в загончик стоял, выставив толстое пузо и помахивая дубинкой, полицейский, который уж наверняка знал адрес ближайшего участка.

— Где тут полицейский участок? — спросил Билл.

— Я тебе не информационный робот. Воспользуйся своим Поэтажным Планом.

— Но, — произнес Билл сквозь плотно сжатые зубы, — я не могу. Мой Поэтажный План украден, и именно поэтому я хочу… ай!!!

Билл взвизгнул потому, что полицейский хорошо заученным движением вонзил конец своей дубинки в Биллову подмышку и стал этим концом подпихивать Билла за угол.

— Я сам служил в солдатах, пока не выкупился, — басил полицейский.

— Я бы с большим удовольствием выслушал твои воспоминания, если бы ты убрал дубинку у меня из подмышки, — просто нал Билл и с чувством глубокого удовлетворения начал восстанавливать нарушенное дыхание, когда дубинка была удалена.

— А раз я сам был солдатом, то мне бы не хотелось видеть, как приятель с Орденом Пурпурной Стрелы и подвеской Туманности Угольного Мешка попадет в скверную переделку. К тому же я — честный человек, взяток не беру, но если приятель захочет одолжить мне до получки двадцать пять монет, то я буду ему весьма признателен.

Билл от рождения был туповат, но теперь он быстро обучался. Деньги тут же появились и так же мгновенно исчезли, после чего полицейский заметно помягчел и принялся постукивать по желтым зубам концом своей дубинки.

— Разреши сказать тебе, дружище, кое-что до того, как ты сделаешь какое-нибудь официальное заявление лицу, находящемуся при исполнении служебных обязанностей, поскольку в данную минуту мы с тобой просто болтаем о том о сем. На Гелиоре есть немало способов попасть в беду, но самый верный из них — потерять свой Поэтажный План. За это на Гелиоре вешают. Я знавал парня, который зашел в участок сообщить, что кто-то спер его План, так ему нацепили наручники еще до того, как истекли десять, а возможно, даже пять секунд после заявления. Так что же ты хотел мне сказать?

— Не найдется ли у тебя спичек?

— Не курю.

— Тогда будь здоров.

— Держи ухо востро, парень.

Билл опрометью кинулся за угол и, задыхаясь, прислонился к стене. Что же теперь делать? Он тут и с Планом-то еле-еле отыскивал дорогу, что же будет теперь без Плана? В животе ощущалась свинцовая тяжесть, о которой не хотелось и думать. Билл старался подавить чувство ужаса и для начала попробовал сконцентрироваться, но от попытки разобраться в запутанной ситуации у него голова пошла кругом. Казалось, прошли целые годы с тех пор, как он прилично поел в последний раз, и при мысли о еде слюна начала выделяться в таком количестве, что Билл чуть не захлебнулся. Жратва — вот что ему необходимо, жратва как топливо для мозга… Ему просто надо расслабиться, посидеть над сочным кровавым бифштексом, и, когда его внутреннее «я» будет удовлетворено, он сможет опять мыслить здраво и найдет выход из этой неразберихи. Должен же быть какой-то выход! У него был еще целый день до явки из увольнения. так что времени хватало. Билл быстро пересек круто заворачивающий переулок и вышел в широкий туннель, залитый ярким светом, причем ослепительнее всего горела вывеска «Золотой скафандр».

— «Золотой скафандр», — прочел Билл вслух. — Это похоже на дело. Известен на всю Галактику по бесчисленным телепередачам, а какой ресторан! Вот уж он-то обязательно поможет укреплению моего морального облика. Обойдется дороговато, но какого черта…

Затянув потуже ремень и поправив воротничок, Билл поднялся по широким золотым ступеням и прошел сквозь бутафорский люк. Метрдотель раскланивался и улыбался ему, нежная музыка звала за собой, но пол вдруг разверзся прямо под ногами. Беспомощно цепляясь за полированные стены, Билл вылетел в золоченый желоб, имевший форму пологой дуги, а когда желоб кончился, Билл, пролетев по воздуху, рухнул врастяжку на пыльную металлическую мостовую переулка. Прямо перед ним на стене большими буквами, каждая в фут высотой, было начертано наглое пожелание: «Пропади ты пропадом, бродяга». Билл встал, стряхнул с себя пыль, и в эту минуту откуда-то возник робот, заворковавший ему прямо в ухо голосом юной и прелестной девушки.

— Держу пари, ты проголодался, милый? Почему бы не попробовать неоиндийской пиццы Джузеппе Сингха с карри. Ты ведь находишься всего в нескольких шагах от заведения Сингха, а нужные указания найдешь на обороте карточки.

Робот вынул из щели на груди карточку и осторожно вложил ее Биллу в рот. Это был дешевый и очень плохо отлаженный робот. Билл выплюнул размякшую от слюны карточку и обтер ее носовым платком.

— А это что, собственно, со мной произошло? — спросил он.

— Держу пари, ты проголодался, милый? Гр-гр-грак! — Робот переключился на другую тему своей программы. — Тебя катапультировали из «Золотого скафандра», известного на всю Галактику по бесчисленным телепередачам, поскольку ты нищий бродяга. Когда ты попал в это заведение, тебя тут же просветили рентгеном и сведения о содержимом твоих карманов автоматически передали на компьютер. А раз это содержимое было куда меньше минимальной стоимости входной платы, одной выпивки и налога, тебя и катапультировали. Но ты же еще голоден, милый? — Робот юлил и подлизывался, его суперсексуальный голос лился из провала микрофона. — Давай зайдем к Сингху, который славится самой вкусной и дешевой едой. Попробуй аппетитнейшую Сингхову ласангу с дахлом и лимонной подливкой…

Билл пошел не потому, что его соблазнило кошмарное бомбейско-итальянское варево, а только из-за карты и транспортных указаний, обозначенных на обороте рекламной карточки. Было какое-то ощущение безопасности в знании, что он отправляется оттуда-то, чтобы прибыть туда-то, и, следуя указаниям, спускается вниз, гремя по железным трапам, падает в антигравитационную шахту, участвует в битве за место на нужной ему бегущей дорожке.

За последним поворотом ему в нос ударило зловоние тухлого сала, гнилого чеснока, горелого мяса, и Билл понял, что он прибыл к месту назначения.

Еда тут была невероятно дорогая и по вкусу гораздо хуже всего, что Билл был способен вообразить, но все же она приглушила болезненное урчание желудка, наполнив его, хотя и не доставив тонких вкусовых наслаждений. Билл попытался с помощью ногтя исследовать омерзительные куски хряща, застрявшие у него в зубах, одновременно посматривая на своего соседа по столу, издававшего каждый раз, как он с усилием проглатывал ложку чего-то, не имеющего названия, мучительный стон. Сотрапезник Билла был одет в яркую праздничную одежду, толст, румян и по всем признакам добродушен.

— Эй, — сказал Билл с улыбкой.

— Отвались, чтоб ты сдох, — рявкнул человек.

— Я только сказал «эй», — с некоторой дозой угрозы в голосе ответил Билл.

— Этого вполне достаточно. Всякий, кто брал на себя труд обратиться ко мне за те шестнадцать часов, что я пробыл на этой так называемой Планете Наслаждений, либо надул меня, либо облапошил, либо увел мои денежки каким-нибудь другим путем. Я уже почти разорен, а ведь впереди еще шесть дней тура «Осмотри Гелиор и Живи Вечно».

— Да я только хотел попросить у вас разрешения взглянуть на ваш Поэтажный План, пока вы обедаете.

— Сказал, отвались.

— Ну пожалуйста!

— Так и быть, разрешу. За двадцать пять монет. Уплата вперед. И только пока я ем.

— Идет. — Билл выложил деньги, нырнул под стол и, сидя там на корточках, принялся лихорадочно листать страницы книги, записывая пункты отправления по мере того, как находил их. А там, за столом, толстяк еще ел и стонал, а когда ему попадался особенно противный кусок, он дергал цепь, заставляя Билла начинать поиски сначала. Билл успел проложить маршрут почти на половину расстояния, отделявшего его от Транзитного Центра Ветеранов, когда толстяк вырвал из его рук Поэтажный План и выскочил наружу.

Когда Одиссей вернулся из своего наводящего ужас плавания, он пощадил слух Пенелопы и не сообщил ей страшных деталей этого вояжа. Когда Ричард Львиное Сердце оставил, наконец, позади свое узилище и прибыл домой после всех иссушающих душу лет, проведенных в крестовых походах, он не обременил чувства приличия королевы Беренгардии и воздержался от изложения наиболее мрачных историй, случившихся с ним, а просто поприветствовал ее и отпер ее Пояс Целомудрия. Поэтому и я, мой добрый читатель, не стану утомлять твое внимание описанием опасностей и невзгод странствования Билла, ибо они недоступны нашему воображению. Достаточно сказать, что Билл добился своего. Он достиг Транзитного Центра Ветеранов.

Не веря глазам, обведенным красными кругами, Билл долго тупо разглядывал вывеску «Транзитный Центр Ветеранов». И тогда ему пришлось прислониться к стене, так как от радости у него задрожали коленки. Он все-таки добился своего! Конечно, целых восемь суток опоздания из отпуска — не шутка, но разве в этом дело! Скоро он опять окажется в дружеских объятиях братьев по строю, вдали от несчетных миль стальных коридоров, от постоянно стремящихся по ним куда-то человеческих стад, от трапов, бегущих дорожек, антигравов, лифтов, пневмолифтов и от всего такого прочего. Он напьется в дымину со своими ребятами, он разрешит алкоголю растворить в себе память о кошмарных странствиях, он постарается забыть ужас блужданий без пищи, без воды, без звука человеческого голоса, ужас долгих дней скитания в стигнийской тьме заваленных черной копировальной бумагой этажей. Билл отряхнул с одежды пыль, остро ощущая стыд от каждой прорехи, от каждой пропавшей пуговицы, от каждой складки в неположенном месте, которые превращали форму черт знает во что. Если ему удастся проникнуть незамеченным в казарму, он сможет сменить одежду еще до явки к дежурному.

Несколько лиц обернулись в его сторону, но Билл беспрепятственно проскочил через дневную общую комнату прямо в казарменную спальню. Его матрас был скатан, простыни исчезли, тумбочка пуста. Все было ясно — он попал в паршивую историю, а паршивая история в пехоте — всегда дело серьезное. Чтобы подавить холодящее чувство страха, Билл ополоснулся в отхожем месте, сделал несколько глотков животворной воды прямо из крана, а затем потащился в комнату дежурного. Пер вый сержант сидел за своим столом — огромный, мощный, типичный садист, с темной кожей того же оттенка, что и у Биллова дружка Тембо. В одной руке сержант держал пластиковую куклу в форме капитана, а другой — втыкал в нее распрямленные скрепки для бумаг. Не поворачивая головы, он повел глазом в сторону Билла и нахмурился.

— У тебя будут серьезные неприятности, солдат, раз ты позволяешь себе являться в дежурку в этаком виде.

— У меня неприятность посерьезнее, сержант, чем ты думаешь, — ответил Билл, в приступе слабости облокачиваясь на стол. Сержант уставился на непарные руки Билла, глаза его быстро перебегали с одной кисти на другую.

— Где ты взял эту кисть, солдат? А ну, выкладывай. Я эту кисть хорошо знаю.

— Она принадлежала моему дружку, и к ней, как положено, есть и плечо и предплечье.

Будучи крайне заинтересован в том, чтобы перевести вопрос на любую тему, которая не имела бы отношения к его воинским проступкам, Билл протянул сержанту для осмотра руку, о которой шла речь, и пришел в неописуемый ужас, когда пальцы руки вдруг сжались в твердый как камень кулак, бицепс вздулся горой и кулак выбросился вперед, хватив сержанта прямехонько в челюсть и выкинув его из кресла вверх тормашками на пол. — Сержант!!! — завопил Билл, схватив другой рукой взбунтовавшуюся кисть и с силой прижимая ее к груди.

Сержант медленно поднялся с пола, и Билл, дрожа, приготовился к самому худшему. Он глазам своим не поверил, когда увидел, что сержант улыбаясь садится за свой стол.

— Так я и думал, что рука знакомая. Она принадлежит моему старому однополчанину Тембо. Мы частенько подшучивали друг над другом в таком вот роде. Ты заботься о ней как следует, слышишь? А может, тут еще есть что-нибудь от Тембо? — И когда Билл сказал, что нет, сержант отбил на краю стола быструю барабанную дробь. — Что ж, значит, он отправился прямо на небеса, дабы совершить свой великий обряд джу-джу. — Потом улыбка медленно сошла с его лица, и оно приняло привычное злобное выражение. — А ты попал в беду, солдат. Выкладывай-ка свои документы.

Сержант вырвал из трепетных пальцев Билла учетную карточку и сунул ее в специальную прорезь в столе. Мигнули лампы, загудел механизм, задрожал стол, осветился экран. Первый сержант читал появившийся на экране текст, и по мере чтения привычное кислое выражение сходило с его физиономии, вытесняясь холодной яростью. Когда он повернулся к Биллу, глаза сержанта превратились в узкие щели, смотревшие на Билла взглядом, от которого немедленно скисло бы молоко, а некоторые низшие формы жизни — вроде мышей или тараканов — тут же подохли бы. Кровь в жилах Билла прекратила свое течение, но по телу прошла волна дрожи, от которой он затрясся, как дерево под ветром.

— Где ты спер это удостоверение? Кто ты такой?

При третьей попытке Биллу удалось выжать полупарализованными губами:

— Это я… это мое удостоверение… это я — Заряжающий 1-го класса Билл…

— Врешь! — Ноготь, специально отточенный, чтобы рвать врагу шейную артерию, царапнул по карточке Билла. — Это удостоверение скорее всего украдено, так как Заряжающий 1-го класса Билл отбыл отсюда на звездолете восемь суток назад. Так утверждают Кадры, а Кадры не ошибаются никогда. Сейчас ты получишь свое! — Сержант нажал красную кнопку с надписью «Военная полиция», и сразу же вдалеке раздался пронзительный звонок тревоги. Билл зашаркал подошвами, его глаза забегали в поисках выхода. — А ну-ка, придержи его, Тембо! — крикнул сержант. — Я намерен в этой истории разобраться до самого донышка!

Лево-правая рука Билла крепко ухватилась за край стола, и оторвать ее оказалось невозможно. Билл все еще боролся с мятежной рукой, когда за его спиной раздался тяжелый грохот сапог.

— В чем дело? — прорычал смутно знакомый голос.

— Попытка выдать себя за младшего командира, да еще несколько менее важных проступков, которые уже не имеют значения, так как первое преступление наказывается электролоботомией и тридцатью ударами плети.

— О сэр, — захихикал Билл, поворачиваясь и даже с некоторой радостью взирая на столь ненавистную ему в прошлом фигуру. — Смертвич Дрэнг, может, ты подтвердишь, кто я такой?

Один из двух полицейских был обыкновенный краснокасочный, дубинкооборудованный, пистолетообвешанный, отутюженный изверг в человеческом образе, а другой — не кто иной, как Смертвич.

— Ты знаешь арестованного? — спросил Первый сержант.

Смертвич искоса, но внимательно оглядел Билла с ног до головы.

— Я знал похожего на него Заряжающего 6-го класса Билла, но руки у того были одинаковые. Тут что-то неладно. Мы им займемся как следует в караулке и дадим вам знать, в чем он сознается.

— Согласен. Берегите его левую руку. Она принадлежала моему старому дружку.

— На ней мы и волоска не тронем.

— Но это же я — Билл!!! — вопил Билл. — Это же я, это же мое удостоверение… Я же могу доказать…

— Самозванец! — произнес Первый сержант и указал на экран своего стола. — Кадры говорят, что Заряжающий 1-го класса Билл отбыл отсюда восемь суток назад. А Кадры не ошибаются никогда.

— Кадры не могут ошибаться, иначе во Вселенной начнется полная неразбериха, — откликнулся Смертвич, с силой втыкая конец электронной дубинки в живот Билла и подталкивая его к двери. — А что, заказанный аппарат для выкручивания пальцев уже прибыл? — спросил Смертвич другого полицейского.

Надо думать, что в последующих действиях Билла повинна в первую очередь его смертельная усталость. Усталость, отчаянье, страх соединились и пересилили натуру Билла, который в душе был хорошим солдатом, натренированным на смелость, чистоплотность, послушание, гетеросексуальность и так далее и тому подобное. Однако у каждого человека есть свой предел выносливости, и Билл своего достиг. Он верил в справедливость Имперского правосудия — ибо не имел еще случая с ним познакомиться, — но упоминание о пытке перевесило. Когда его обезумевший от ужаса взгляд встретился с табличкой на стене «Стирка», что-то сработало в Билле без всякого участия мозга, и он рванулся вперед так, что этот внезапный отчаянный рывок заставил руку Тембо оторваться от стола. Бежать! Этот люк в стене должен вести в шахту прачечной, а на дне шахты наверняка скопилась куча грязных простынь и полотенец, которая смягчит падение с высоты. Он спасен! Не обращая внимания на звериный вой полицейских, Билл кинулся в люк головой вперед.

Он упал примерно с высоты четырех футов, приземлясь прямо на голову и почти вышибив себе мозги. Это была вовсе не шахта, а большая, вместительная, прочная металлическая корзина для белья.

Полицейские лупили по захлопнувшейся дверце люка, но никак не могли ее открыть, так как в дверку упирались ноги Билла и мешали ей распахнуться.

— Там заперто! — орал Смертвич. — Нас облапошили! Куда ведет эта бельевая шахта? — Смертвич, видно, пришел к тому же ошибочному умозаключению, что и Билл.

— Откуда мне знать! Я тут человек новый! — пыхтел второй полицейский.

— Ты имеешь шанс оказаться новичком и на электрическом стуле, если мы не изловим этого мерзавца!

Голоса стали удаляться под аккомпанемент топота бегущих сапог, и Билл рискнул пошевелиться. Его шея. свернутая под каким-то немыслимым углом, очень болела, колени вонзались в живот, а сам Билл задыхался в груде белья, в которую уткнулся лицом. Билл попытался выпрямить ноги, уперся ими в металл стены, но тут раздался щелчок, будто что-то сломалось, и Билл снова упал, а бельевая корзина скользнула в грузовой лифт, створки которого открылись в противоположной стене.

— Вот он! — раздался знакомый ненавистный голос, и Билл метнулся в сторону. Топот сапог уже слышался прямо за его спиной, но тут рядом с ним открылась шахта антиграва, и снова очертя голову он бросился в нее. Однако на этот раз с гораздо большим успехом. Когда распаленные полицейские ворвались за ним в шахту антиграва, невесомость разнесла их футов на пятнадцать друг от друга. Падение было медленным, равномерным, и, когда зрение Билла прояснилось, он взглянул вверх и затрясся, увидев оскаленную физиономию Смертвича, медленно наплывавшую на него.

— Старый добрый дружище, — возрыдал Билл, молитвенно складывая руки. — За что ты преследуешь меня?!

— Никакой я тебе не друг, проклятый чинжеровский шпион! И к тому же еще никудышный шпион — руки-то у тебя разные! — Падая, Смертвич выхватил пистолет и тщательно при целился Биллу прямо в переносицу. — Застрелен при попытке к бегству.

— Пощади! — умолял Билл.

— Смерть чинжерам! — Смертвич нажал на гашетку.

Глава 4

Пуля не спеша выплыла из облака медленно расходившихся пороховых газов и проплыла фута два в направлении Билла, пока жужжание антигравитационного поля не остановило ее. Послушный автомат, управляющий антигравом, перевел скорость пули в массу, посчитав ее за еще одно тело, попавшее в антиграв, и определил ей точно рассчитанное место в шахте. Падение Смертвича замедлилось, пока он не оказался футах в пятнадцати позади пули, тогда как другой полицейский завис примерно на таком же расстоянии от Смертвича. Разрыв в дистанции между Биллом и его преследователями теперь вдвое превышал первоначальный, чем Билл и не преминул воспользоваться, нырнув в выходной люк на следующем уровне. Открытая дверь лифта приняла его в свои объятия и захлопнулась задолго до того, как изрыгающий проклятья Смертвич смог появиться из шахты антиграва.

Теперь спасение зависело только от умения заметать следы. Билл наугад пересаживался с одних первых попавшихся средств передвижения на другие, стремясь поскорее оказаться на елико возможно более низких уровнях, подобно кроту, зарывающемуся все глубже и глубже в землю. Остановило его лишь полное изнеможение, заставившее Билла рухнуть почти без сознания у подножья стены, задыхаясь, как трисератопус в период течки. Когда Билл снова обрел способность воспринимать окружающий мир, он понял, что забрался на такой низкий уровень, где никогда еще не бывал. Коридоры выглядели мрачными и обветшалыми, было что-то древнее в их конструкции и облицовке из склепанных стальных плит. Телескопические колонны по нескольку сот футов в диаметре — гигантские структуры, удерживающие на себе потрясающую воображение тяжесть верхних этажей этого города-мира, — едва нарушали монотонность облицовки. Большая часть попадавшихся Биллу дверей были закрыты, иные заперты на засов, на многих висели официальные печати. Билл приметил, что свет здесь совсем тусклый. Он устало поднялся и, еле волоча ноги, поплелся искать воду, чтоб утолить жажду.

Автомат с прохладительными напитками оказался вделанным в стену совсем неподалеку. От автоматов, с которыми Биллу приходилось иметь дело раньше, этот отличался толстыми прутьями решетки, защищавшей фасад, и табличкой: «Этот автомат оборудован устройством типа «Поджарим без масла», предохраняющим от взлома. Любая попытка взломать механизм влечет удар током в 100 тысяч вольт». Билл еле наскреб в карманах сумму, достаточную для покупки двойной порции колы с героином, и осторожно отступил на безопасное расстояние от сыпавшего искрами автомата, пока тот наполнял стакан.

Утолив жажду, Билл почувствовал себя куда лучше, но, когда он заглянул в бумажник, хорошее настроение улетучилось без остатка. На все про все у него было восемь кредитов, а что он будет делать, когда и тех не станет? Жалость к себе пробилась сквозь усталость и затуманенные наркотиком чувства, и Билл зарыдал. Он смутно сознавал, что мимо него скользят прохожие, но они никак не задевали его внимания. Вскоре, однако, к нему подошли вплотную трое мужчин и опустили четвертого на пол. Билл взглянул на них и тут же отвернулся — их слова почти не касались его слуха, смысла слов он не улавливал совсем, находясь в состоянии наркотического кайфа.

— Бедняга Гольф! Пожалуй, ему крышка…

— Это уж точно. Более натурального предсмертного хрипа я отродясь не слыхивал. Давай-ка бросим его тут — роботы-уборщики подберут потом.

— А как же наше дело? Нас обязательно должно быть четверо, иначе ничего не получится.

— А может, подойдет тот Лишенный Плана, что валяется у стены?

Сильный удар сапогом перевернул Билла на другой бок и содействовал пробуждению в нем сознания. Он разглядывал окруживших его людей, почти не отличавшихся друг от друга ни тряпьем, ни грязью на руках, ни щетиной, покрывавшей лица. Их отличали лишь рост да дородство, а роднила еще одна деталь: у всех отсутствовали Поэтажные Планы, и они без этих качающихся, как маятники, толстых томов казались вроде бы голыми.

— Где твой План? — спросил самый здоровенный и самый обросший, снова ткнув Билла сапогом.

— Украли… — захныкал Билл.

— Ты что — солдат?

— Они отняли у меня удостоверение…

— Деньги есть?

— Нету… ничего нету… все ушло как прошлогодний снег…

— Тогда ты теперь тоже Лишенный Плана, — хором гаркнули допросчики, помогая Биллу встать на ноги. — А теперь спой с нами Гимн Лишенных Планов, — и хриплыми голосами они затянули:

Один за всех и все за одного, вот лозунг тех,

Кто жизнь влачит Лишенных Плана и у которых нет утех

Других, чем возмечтать о времени, когда

Поднимется Народ и кончится Беда,

И снова вдоволь будет хлеба,

И купол ярко-голубого неба,

И тихий шепоток дождя…

— Тут в конце рифма не выдержана, — сказал Билл.

— Ах, у нас ведь так не хватает талантов, — ответил самый маленький и самый старый из Лишенных Планов и закашлялся.

— Заткнитесь, вы! — прикрикнул тот, что был больше всех, и выдал под печень и Биллу и старику. — Слушай, я — Литвак, а это моя банда. Теперь ты, новичок, стал членом этой банды и звать тебя Гольфом 28169-минус.

— Нет, меня зовут Билл, это имя выговаривается проще. — И тут же схлопотал еще один удар по печени.

— Заткнись! Билл — трудное имя, потому что — новое, а я никогда не запоминаю новых имен. Так как тебя кличут?

— Билл… ой!.. Я хотел сказать — Гольф.

— Вот так-то получше. И не забывай, что у тебя еще есть и номер.

— Я жрать хочу! — ныл старик. — Когда же мы начнем налет?

— Немедленно. Пошли.

Они перешагнули через Гольфа номер такой-то, отдавшего душу почти в тот самый момент, когда родился новый Гольф, и помчались по темному вонючему переходу. Билл следовал за ними, гадая, в какую же историю он вляпался теперь, но не особенно тревожась по этому поводу из-за страшной усталости. Поскольку разговор все время вертелся вокруг еды, Билл решил, что. когда поест, у него будет время подумать о дальнейшем, а пока ему было даже приятно, что кто-то другой думает за него и отдает ему распоряжения. Билл чувствовал себя так, будто опять попал в строй. Пожалуй, даже лучше — тут не надо было ежедневно бриться.

Маленький отряд, щурясь от ослепительного света, выбежал в широкий коридор. Литвак знаком приказал остановиться и подозрительно огляделся по сторонам. Затем приложил грязнейшую ладонь к похожему на цветную капусту уху и прислушался, морща лоб от усилий.

— Вроде бы чисто. Слушай, Шмутциг, ты останешься здесь и, если кто покажется, поднимешь тревогу. А ты, Спорко, дойдешь по коридору до первого поворота, обязанности у тебя будут те же, что у Шмутцига. Ты же, Новый Гольф, пойдешь со мной.

Оба дозорных отправились, куда их призывали обязанности, а Билл последовал за Литваком в небольшой альков в стене, где оказалась запертая железная дверь, которую здоровущий главарь банды взломал одним ударом тяжелого молота, прятавшегося где-то в лохмотьях его одежды. Внутри комнаты множество труб самых разных диаметров выходили из пола и исчезали в потолке. На каждой трубе был выбит номер, на что и указал Литвак.

— Нам нужен номер КЛ-9256-Б, — кинул он Биллу. — Ищи.

Билл быстро обнаружил искомое: труба была толщиной в его запястье, но только он окликнул главаря, как из дальнего конца коридора послышался тонкий свист.

— Немедленно наружу! — приказал Литвак и, вытолкнув Билла первым, захлопнул дверь, встав так, чтобы прикрыть сломанный запор. Раздался нарастающий лязг и грохот, исходивший из дальнего конца туннеля и постепенно приближавшийся к тому месту, где они скорчились в алькове. Литвак держал за спиной наготове молот, но тут грохот стал еще громче и перед ними появился санитарный робот, нацеливая на них свои бинокулярные глазные выступы.

— Будьте добры, подвиньтесь, данный робот обязан подмести то место, на коем вы стоите, — прозвучал уверенный голос, записанный на пленку. Робот помахал перед их лицами своими щетками.

— Линяй отсюда, — пробасил Литвак.

— Противодействие санитарному роботу при исполнении им своих обязанностей является деянием наказуемым и одновременно проступком асоциальным. Полагаю, вы не продумали последствий того, что санитарная служба не…

— Проклятый болтун! — оскалился Литвак, ударяя робота тяжелым молотом по черепной коробке.

— Уонк! — взвизгнул робот и рухнул навзничь, испуская из своих вентилей потоки воды на металлический пол туннеля.

— Надо кончать дело, — распорядился Литвак, распахивая дверь. Он передал Биллу молоток, а сам из какого-то укромного местечка в своем отрепье вытащил ножовку, с помощью которой атаковал трубу. Металл был тверд, и уже через минуту Литвак покрылся потом и выдохся.

— Теперь давай ты, — крикнул он Биллу. — Пили изо всех сил, потом я тебя сменю. — Трудясь поочередно, они меньше чем через три минуты перепилили трубу. Литвак спрятал ножовку и снова взялся за молоток. — Приготовиться! — сказал он и, поплевав на ладони, нанес трубе сильнейший удар.

Двух ударов хватило, чтобы верхняя часть перепиленной трубы согнулась, отойдя от места соединения с торчавшим из пола отрезком, из которого наружу тут же полезла бесконечная лента склеенных концами зеленых сарделек. Литвак схватил конец этой ленты, швырнул его за спину Билла и стал наматывать вокруг его туловища и плеч, поднимаясь все выше и выше. Сардельки достигли уже уровня глаз Билла, так что он смог читать надписи, сделанные белыми буквами на травянисто-зеленой оболочке: «Хлоро-Филлы», «В каждой сардельке бездна солнечного света», «Конские колбаски повышенного качества», «В следующий раз обязательно требуйте сосиски Доббина».

— Довольно! — простонал Билл, пошатываясь под тяжестью груза. Литвак оборвал ленту и начал наматывать ее на собственные плечи, как вдруг поток скользких зеленых сарделек иссяк. Литвак вырвал из трубы несколько последних звеньев ленты и бросился к двери.

— Тревога объявлена, сейчас начнется погоня! Надо уходить, пока полиция не сцапала! — Он пронзительно свистнул, и оба стоявших на стреме присоединились к ним. Банда помчалась стрелой. Билл с непривычки и под тяжестью груза сарделек спотыкался все время, пока длился этот кошмарный бег по туннелям, лестницам, осклизлым трубам, винтовым переходам и пока они не достигли покрытой толстым слоем пыли зоны, где на большом расстоянии друг от друга тускло светили лампочки. Литвак поднял решетку люка в полу, и они один за другим спрыгнули вниз и начали ползком пробираться вдоль кабелей, проложенных в узкой трубе, видимо, соединявшей два городских уровня. Шмутциг и Спорко ползли за Биллом, подбирая сардельки, соскальзывавшие с его плеч, которые ломило от изнеможения и тяжести неудобного груза. Наконец, через смотровую решетку они достигли своего ничем не освещенного убежища, где Билл так и рухнул на замусоренный пол. С криками жадности бандиты сорвали с Билла его ношу, через минуту в железной корзине для мусора уже горел костер, а на вертеле поджаривались зеленые колбаски.

Божественный запах жареного хлорофилла привел Билла в чувство, и он с любопытством огляделся. При мерцающем свете костра он разобрал, что находится в колоссальном помещении, стены и потолок которого скрываются во мгле. Мощные колонны держали на себе потолок и последующие этажи, а пространство между колоннами заполняли груды какого-то хлама. Старик Спорко подошел к одной из куч и взял из нее что-то. Билл увидел, что это была связка бумаг, которую Спорко бросил в костёр. Один из листков упал возле Билла, и, прежде чем сунуть его в огонь, Билл разобрал, что это какой-то пожелтевший от времени правительственный документ.

Хотя Билл в прошлом относился к хлорофиллам с полным равнодушием, сейчас он ими прямо-таки наслаждался. Аппетит — хороший повар, а горелая бумага придавала сарделькам оригинальный привкус. Воры запивали колбаски отдающей ржавчиной водой, которую брали из банки, подставленной под трубу, откуда постоянно бежала тоненькая струйка, и были счастливы, как короли. Как все-таки прекрасна жизнь, думал Билл, вытаскивая из огня колбаску и дуя на нее, — хорошая еда, недурное питье, добрые друзья. Свобода!

Литвак и старик уже спали на подстилках из обрывков бумаги, когда к Биллу подсел Шмутциг.

— Ты где-нибудь тут не видал моего удостоверения личности? — спросил он громким шепотом, и Билл понял, что тот безумен. Огонь бросал яркие блики на треснувшие стекла очков Шмутцига, Билл заметил, что оправа их серебряная, и сообразил, что очки очень дорогие. Вокруг шеи Шмутцига, наполовину скрытые нечесаной бородой, шуршали остатки крахмального воротничка и висели обрывки некогда красивого галстука.

— Нет, не видал я твоего удостоверения, — ответил Билл. — Больше того, я и своего-то не видел с тех пор, как Первый сержант забрал его и позабыл вернуть. — У Билла снова пробудилась жалость к себе, а мерзкие сардельки свинцовой тяжестью легли на желудок. Шмутциг на ответ не обратил внимания, находясь во власти гораздо более интересной для него мономании.

— Я ведь очень важное лицо, понимаешь ли, — Шмутциг фон Дрек — человек, с которым следует считаться, и они очень скоро это поймут. Они думают, что это им сойдет, но все будет иначе. Ошибка, говорят они, случилась самая обыкновенная ошибка, магнитная лента в Кадрах порвалась, а когда ее склеивали, то крошечный, ну совсем крошечный кусочек отрезали, и именно на этом кусочке были записаны все сведения обо мне, но я-то впервые узнал об этом, когда в конце месяца не пришла моя зарплата, и я пошел, чтобы справиться, в чем дело, а они заявили, будто никогда не слыхали обо мне. Но ведь обо мне все слыхали: фон Дрек старинное и славное имя, я был эшелонным менеджером уже в 22 года, имел под началом 356 людей в Подотделе Бумажных Скобок и Скрепок 89-го Отдела Конторского Обеспечения. Поэтому им не следовало делать вид, будто отродясь не слыхали обо мне, не следовало даже в том случае, если я позабыл свое удостоверение дома в кармане другого костюма, и уж никак не следовало в мое отсутствие выбрасывать из квартиры все имущество под предлогом, что она была сдана несуществующей личности. Я бы доказал, кто я такой, будь при мне удостоверение… Ты не видал моего удостоверения?

«Опять — двадцать пять!» — подумал Билл, а вслух сказал: — Тяжелый случай! Я тебе вот что скажу — я помогу найти это удостоверение. Вот прямо сейчас пойду и начну искать.

И прежде чем сумасшедший Шмутциг нашелся что ответить, Билл уже скользил между похожих на горы куч старых дел, чрезвычайно довольный тем, как ловко он провел этого пожилого идиота. Билл ощущал приятную сытость, ему хотелось отдохнуть без всяких помех. Если он в чем и нуждался, так это в крепком сне, утром еще будет время подумать обо всей этой каше и поискать из нее выход. Ощупью найдя проход в хаосе бумажных стогов, Билл отошел подальше от своих соратников, взобрался на шаткую груду, с нее перебрался на другую, еще более высокую. Вздохнув с облегчением, подсунул под голову связку документов и закрыл глаза.

В ту же минуту высоко под потолком склада вспыхнули ряды ярких ламп, со всех сторон залились пронзительные по лицейские свистки, зазвучали грубые голоса, отчего волосы Билла встали дыбом.

— Хватай вон того! Смотри не упусти!

— Я поймал главного ворюгу!

— Сегодня вы, мерзавцы Лишенные Планов, украли последние в вашей жизни хлорофиллы!

— Теперь вас всех ждут урановые рудники на Ана-2.

Затем послышался вопрос: — Всех взяли? — И Билл скорчился, отчаянно вжимаясь в папки, стараясь унять бешеное биение сердца, но тут раздался ответ: — Да, их было четверо, мы давно за ними следим, чтобы взять, ежели выкинут что- нибудь серьезное.

— Но мы же взяли только трех!

— Четвертого я видел совсем недавно — он был мертв как доска, и его волочил санитарный робот.

— Стало быть, порядок. Пошли!

И снова страх хлестнул Билла, как бич. Пройдет лишь несколько минут, и кто-нибудь из банды расколется, покупая поблажку, он расскажет полицейским, что они только что взяли в банду новичка. Ему надо воспользоваться полученным шансом. Соскользнув с бумажного холма, стремясь двигаться бесшумно, Билл пополз в противоположном направлении. Если там нет выхода — он в западне, но сейчас об этом не надо думать. За спиной Билла снова рассыпалась дробь свистков, он понял, что охота началась. Адреналин хлынул в его кровь, когда он бешено рванулся вперед, а в изобилии съеденный белок придал силу ногам, послав Билла в галоп. Перед ним была дверь, всем весом тела он ударился об нее, на мгновение почудилось, что дверь не шелохнулась, но она со скрипом приоткрылась на ржавых петлях. Не думая об опасности, он бросился вниз по спиральной лестнице, всё вниз и вниз, потом через другую дверь, вслепую, мечтая лишь о спасении.

И вновь, повинуясь инстинкту преследуемого зверя, Билл бессознательно рвался на все более низкие уровни планеты. Он не замечал, что стены здесь местами укреплены стальными бандажами и испещрены пятнами ржавчины, он не обращал внимания на такие странные явления, как разбухшие деревянные двери, — хотя древесина на планете, которая уже сотни тысячелетий не видела ни одного дерева, — дело невероятное. Воздух становился все более спертым, а иногда и зловонным. Подгоняемый страхом, Билл проскочил сквозь облицованный камнем туннель, где какие-то неизвестные твари бросились от него врассыпную, топоча страшными когтистыми лапами. Попадались участки, обреченные теперь на вечную тьму, где ему приходилось пробираться ощупью, касаясь пальцами отвратительного скользкого лишайника, росшего на стенах. Там же, где светильники еще действовали, они горели тускло из-за налипших на них комьев паутины и сотен тысяч трупиков насекомых. Билл брел через лужи тухлой воды, пока наконец необычность окружающей обстановки не проникла в его сознание и не оглушила. Прямо перед ним в полу виднелась крышка еще одного люка, и, все еще повинуясь рефлексу преследуемого, Билл поднял крышку, обнаружив, что люк никуда не ведет. Крышка просто прикрывала ящик с каким-то зернистым веществом, напоминавшим крупный сахарный песок. Может, это какой-то изоляционный материал? А может, что-то съедобное? Билл наклонился, взял щепотку и, положив в рот, разжевал. Нет, не съедобно. Он сплюнул, хотя вкус напоминал о чем-то очень знакомом. И вдруг все стало на свои места.

Это была грязь. Земля. Почва. Песок. То, из чего состоят планеты, из чего состоит и эта планета, — это была естественная поверхность Гелиора, на которой покоилась вся фантастическая масса города, охватившего весь этот мир. Он взглянул вверх и в одну ничтожно малую долю секунды ощутил всю тяжесть, весь невероятный вес над своей головой, вес гнетущий и распластывающий. Итак, он находился теперь на самом дне, на скальном фундаменте, и клаустрофобия приняла Билла в свои объятия. Издав то ли крик, то ли стон, он, шатаясь, побрел по колоссальному туннелю, в конце которого его ждала закрытая и опечатанная дверь. Другого выхода отсюда не было. Билл прикинул на взгляд неимоверную толщину двери и понял, что этот путь его пугает. Какие невообразимые кошмары скрываются за этим порталом на самом дне Гелиора?

А потом, парализованный ужасом, Билл увидел, как, чуть скрипнув, дверь стала медленно открываться. Он повернулся, чтобы бежать, и пронзительно вскрикнул от страха, когда нечто невидимое схватило его своими неодолимыми лапами.

Глава 5

Сказать, что Билл не пытался вырваться на свободу из объятий робота, было, разумеется, нельзя — просто эта попытка с самого начала оказалась обреченной на неудачу. Он бился в белых, как у скелета, клешнях, крепко державших его, и безуспешно пытался оторвать их от своих рук, непроизвольно издавая при этом нечто вроде отчаянного блеяния, подобного тому, что издает ягненок в когтях орла. Как ни старался он зацепиться за что-нибудь волочащимися ногами, его все же втащили сквозь гигантские двери, и те тут же закрылись за ним без видимой помощи человеческих рук.

— Приветствую вас… — произнес чей-то похоронный голос, и Билл, пошатнувшись, когда поддерживавшие его объятия разомкнулись, повернулся и оказался лицом к лицу с большим белым роботом, в данную минуту совершенно неподвижным. Рядом с роботом стоял человечек в светлом пиджаке, выставивший на всеобщее обозрение большую лысую голову и необыкновенно серьезное выражение лица.

— Можете не называть свое имя, — продолжал человечек, — если не хотите. А меня зовут инспектор Джеймс. Вы просите убежища?

— А вы что — предлагаете его? — с сомнением спросил Билл.

— Очень хороший вопрос! Просто отличный! — Джеймс с тихим шелестом потер свои морщинистые руки. — Но, пожалуй, давайте отложим наши теологические споры, как бы соблазнительны они ни казались, и я позволю себе заметить, что ваше заявление о предоставлении вам убежища было бы наилучшим выходом для всех. Перед вами убежище, готовы ли вы просить о нем?

Теперь, когда Билл несколько оправился от первого потрясения. к нему постепенно стала возвращаться осторожность, напоминавшая о том, сколько неприятностей уже свалилось на него из-за неумения держать рот на замке.

— Послушайте, ведь я даже не знаю, кто вы такой, где я нахожусь и какого черта вы имеете в виду, говоря об убежище.

— Вы совершенно правы. Следует признать, что во всем виноват я один, так как принял вас за местного бродягу, хотя вид ваших лохмотьев должен был подсказать мне, что они когда-то были солдатским мундиром, а этот обломок потускневшего металла на вашей груди — все, что осталось от высокого воинского ордена. Итак, разрешите поздравить вас с прибытием в столицу Империи — город-планету Гелиор и заодно поинтересоваться новостями о ходе боевых действий…

— Идут, идут действия! Но в чем, собственно, дело?

— Я инспектор Джейс из городской Санитарной Службы. Я искренне надеюсь, что мне простится моя вольность, а потому скажу, что, по моему разумению, вы попали в исключительно тяжелое положение — у вас нет ни мундира, ни, как я полагаю, удостоверения личности. — Инспектор следил за Биллом внимательными птичьими глазками. — Но все может повернуться к вам совсем другой стороной. Попросите убежища, и мы дадим вам хорошую работу, новую форму и даже новые документы.

— Но за это мне придется стать мусорщиком? — окрысился Билл.

— Мы предпочитаем термин «Чел-Эмы», — с достоинством ответил инспектор.

— Что ж, придется подумать над этим, — холодно отозвался Билл.

— А не могу ли я оказать вам посильную помощь в определении выбора? — спросил инспектор и нажал кнопку в стене. Ворота, ведущие во тьму, с лязгом отворились, и робот, вцепившись в Билла, начал толкать его туда.

— Убежища! Прошу убежища! — завизжал Билл, но тут же умолк, так как робот немедленно отпустил его, а ворота снова закрылись. — Я же как раз собирался сказать это добровольно, так что нечего было давить на меня.

— Тысяча извинений! Мне ведь так хочется, чтобы вы чувствовали себя у нас счастливым! Еще раз приветствую вас от имени Санитарной Службы! Рискуя вызвать ваше неудовольствие, все же осмелюсь спросить, не нужно ли вам новое удостоверение личности? Многие из наших новых служащих предпочитают начинать здесь жизнь, так сказать, заново, и, надо сказать, мы располагаем для этого обширнейшей коллекцией документов, способной удовлетворить любой вкус. Вспомните — ведь к нам попадает все что угодно — начиная от трупов, кончая содержимым корзин для бумаг, — так что не удивляйтесь тому количеству удостоверений, которое мы храним. Будьте любезны, в этот лифт, прошу вас…

Санитарная Служба действительно обладала огромными запасами удостоверений личности — аккуратно сложенных в ящики, выстроенные длинными рядами в алфавитном порядке. Билл почти сразу же отыскал документы, вполне подходившие к его внешности и выправленные на имя какого-то Вильгельма Штуццикаденти. Билл показал удостоверение инспектору.

— Отлично! Рад видеть тебя в наших рядах. Вилли…

— Зовите меня лучше Биллом.

— …и приветствую тебя на новой службе, Билл, на службе, где всегда не хватает людей, где ты можешь выбрать себе поле деятельности, которое будет полностью соответствовать твоим талантам и твоим интересам. Когда ты думаешь о Санитарной Службе, что прежде всего приходит тебе в голову, Билл?

— Отбросы!

Инспектор вздохнул.

— Обычная реакция, хотя от тебя я мог бы ожидать и большего. Отбросы — это только один из элементов, которыми приходится заниматься нашему отделу Сбора, в дополнение к мусору, бытовым стокам и макулатуре. А есть и другие отделы: Поддержания Чистоты Общественных Помещений, Ремонта Водопровода и Канализации, Научных Исследований, Переработки Фекалий…

— Ой, по-моему, это самое интересное! Ведь до того, как меня насильно забрили в армию, я учился на заочных курсах техников по производству минеральных удобрений.

— Да это же просто замечательно! Ты должен рассказать мне об этом со всеми подробностями, но сначала давай сядем и устроимся как можно удобнее. — Инспектор подтолкнул Билла к глубокому мягкому креслу, а затем, повернувшись к торговому автомату, достал из него два пластиковых цилиндрических пакета. — А перед рассказом попробуй-ка этот Охлажденный Алко-Хук…

— Да о чем говорить-то! Курсы я так и не окончил, и по всему видать, что чести управлять производством туков мне никогда не добиться. Так, может, в отдел Переработки Фекалий?

— Очень сожалею, но, хотя это дело безусловно находится, так сказать, в сфере твоих интересов, понимаешь ли, Билл, если и есть хоть один процесс, который у нас не вызывает беспокойства, так это отдел Переработки Фекалий, ибо он полностью автоматизирован. Фекалии — наша гордость, так как в условиях, когда на Гелиоре проживает свыше ста пятидесяти миллиардов человек…

— ОГО!

— Ты прав, и я не удивляюсь восторгу, горящему в твоих глазах. Это действительно уйма фекалий, и я надеюсь, что когда-нибудь буду иметь удовольствие показать тебе этот завод. Но помни, что там, где есть фекалии, должна быть и пища, а поскольку Гелиор импортирует все свое продовольствие, то нам приходится поддерживать замкнутый безотходный производственный цикл, который с чистой душой можно назвать мечтой инженера-ассенизатора. Звездолеты с сельскохозяйственных планет доставляют сюда продовольствие, поступающее в распоряжение населения, а с этого начинается то, что можно считать Главным Конвейером: мы получаем жижу, перерабатываем ее с помощью фильтров, химикатов, анаэробных бактерий и тому подобного… Но я, кажется, утомил тебя?

— Нет, нет, пожалуйста, продолжайте, — взмолился Билл, улыбаясь и одновременно смахивая непрошеную слезу костяшками пальцев. — Просто я сейчас счастлив, мне ведь так давно не приходилось участвовать в интеллигентном разговоре…

— …Это я прекрасно понимаю — военная служба оглупляет… — И инспектор похлопал Билла по плечу этаким жестом «Ты-Нам-Нравишься-Парень»— Забудь о прошлом, теперь ты среди друзей. Так о чем бишь я? Ах, да… бактерии… затем сушка, прессование… Мы выпускаем самые лучшие во всей цивилизованной Галактике брикеты концентрированных фекалий, и я готов поспорить с любым, кто…

— Я совершенно уверен в том же! — горячо поддержал его Билл.

— …автоматические транспортеры и лифты доставляют эти брикеты в космопорты, где их загружают в звездолеты по мере того, как помещения последних освобождаются от продовольствия. Полная загрузка — за полную загрузку — вот наш девиз. И я слыхал, что на некоторых планетах с бедными почвами жители кричат от радости «Ура!», когда звездолеты идут на посадку. Нет, жаловаться на переработку бытовых стоков не приходится, это не то, что в других отделах, где проблем полным-полно. — Инспектор уже осушил свой пакет и теперь сидел с мрачным видом, ибо все его оживление исчезло так же быстро, как выпивка. — Ни в коем случае! — вскричал он, когда Билл, прикончив свою порцию напитка, попытался затолкать пластиковый пакет в стенное отверстие системы сбора мусора.

— Я не на тебя разозлился, — извиняющимся тоном сказал инспектор, — но это одна из наших основных проблем. Я говорю, разумеется, о мусоре. Задумывался ли ты когда-нибудь о том, сколько газет выкидывают ежедневно сто пятьдесят миллиардов человек? Сколько пластмассовых стаканчиков? Пластиковых подносов? Наш Исследовательский отдел трудится над этим денно и нощно, но развитие событий все время опережает нас. Просто какой-то кошмар! Пакет Алко-Хука — одно из наших изобретений, но это ведь только капля в море.

Когда последняя влага испарилась из пакета, который Билл продолжал держать в руке, пакет начал омерзительно подергиваться, и Билл в ужасе уронил его на пол, где тот продолжал шевелиться и изменять форму, съеживаясь и уплощаясь прямо на глазах.

— За это нам следует благодарить математиков, — продолжал инспектор. — Для тополога что музыкальная пластинка, что пакет с выпивкой, что чайная чашка — всё едино — твердый круг с дыркой в середине, а потому одно может быть без труда трансформировано в другое. Мы изготовили эти пакеты из пластика, сохраняющего память о первоначальной форме, к которой он и возвращается после высыхания. Взгляни-ка на него!

Пакет перестал дергаться и спокойно лежал на полу — плоский, покрытый мелкими и частыми бороздками диск с отверстием в центре. Инспектор Джейс поднял его, оторвал этикетку «Алко-Хук», и Билл увидел под ней другую — «Любовь на орбите. Бинг-Банг-Бонг. В исполнении знаменитой Прямокрылочки».

— Изобретательно, не правда ли? Пакет превращается в граммофонный диск с записью одного из самых пошлых шлягеров, к которому ни один настоящий любитель Алко-Хука не останется равнодушным. Диск забирают с собой, его берегут, а не выбрасывают в отверстия мусоросборника, чтобы еще больше обострить наши проблемы.

Инспектор Джейс схватил обе руки Билла в свои и, пристально заглядывая ему в глаза увлажнившимся взором, сказал:

— Обещай, что ты займешься этими исследованиями, Билл. Нам так недостает умелых и знающих людей, людей, способных проникнуть в самую суть наших проблем! И хоть ты и не закончил своего курса по удобрениям, но ты будешь для нас настоящим подспорьем — у тебя острый ум, у тебя свежие мысли. Новая метла ведь всегда хорошо метет, не правда ли, Билл?!

— Ладно! — решительно сказал Билл. — Исследования в области мусора это, пожалуй, как раз тот кусок пирога, в который стоит запустить зубы.

— Билл, ты получишь все! Кабинет, паек, форменную одежду, плюс к ним весьма приличную зарплату, а уж мусора и макулатуры столько, сколько душа пожелает. И ты никогда не пожалеешь… — Тут пронзительный вой сирены прервал инспектора на полуслове, а минуту спустя в помещение вбежал какой-то возбужденный потный человек.

— Инспектор, все пошло к чертям! Операция «Летающая Тарелка» провалилась! Только что к нам ворвалась банда астрономов… Сейчас они лупят наших научников! Катаются по полу, точно какие-то дикие звери!..

Еще прежде, чем вестник закончил свой рапорт, инспектор выскочил за дверь. Билл мчался за ним, почти обогнав его на спиральном спуске. Они прыгнули на мусорный транспортер, но инспектору казалось, что тот движется слишком медленно, и он как заяц скакал с одной секции на другую, а Билл неотступно следовал за ним по пятам. Наконец, они оказались в лаборатории, загроможденной сложным электронным оборудованием и множеством вопящих и стонущих людей, которые катались по полу, лупили и пинали друг друга, образуя безнадежно запутанный клубок.

Прекратить! Немедленно прекратить! — кричал инспектор, но его никто не слушал.

— А, пожалуй, тут от меня будет прок! — воскликнул Билл, — Мы ведь тоже изучали кое-какие приемчики на действительной! Которые тут наши Чел-Эмы?

— Те, что в коричневом…

— Ни слова больше! — Билл, мурлыкая какой-то мотивчик, ввинтился в ревущую толпу и, пользуясь тут пинком, там захватом, а здесь несколькими ударами, применяемыми в каратэ, чуть ли не ломавшими противнику гортань, вскоре восстановил порядок.

Никто из сражавшихся интеллектуалов не мог похвастаться хорошим физическим развитием, и Билл прошел сквозь них, как слабительное проходит сквозь желудок. Затем он занялся извлечением из кучи тел своих новых соратников.

— В чем дело, Басуреро? — спросил инспектор.

— Они, сэр, вломились сюда с воплями, требуя немедленно прекратить операцию «Летающая Тарелка», и это как раз тогда, когда мы нашли способ убыстрить процесс ликвидации, узнали, как удвоить скорость подачи…

— Что это за операция «Летающая Тарелка»? — задал вопрос Билл, который не понимал ни слова из того, что тут говорилось. Никто из астрономов еще не очухался, лишь один слабо постанывал, приходя в себя, так что инспектор счел возможным ответить Биллу и указал на гигантский аппарат, высившийся в дальнем конце зала.

— Это могло стать решением проблемы, — начал он, — связанной с этими проклятыми подносами, тарелками от готовых обедов и прочим в том же духе. Я просто боюсь назвать тебе цифру, выражающую в кубических футах запасы накопившейся у нас дряни. Впрочем, лучше сказать «выражающую в кубических милях»! Но вот этот самый Басуреро, случайно просматривая технический журнал, наткнулся на статью о передатчиках материи, и мы, заполнив спецтребование, немедленно приобрели самую большую из существующих моделей. К ней мы присобачили транспортер и погрузчик… — Инспектор открыл панель в боку аппарата, и Билл увидел мощный поток отслуживших пластмассовых изделий, кромсаемых огромными ножницами. — …И всю эту распрочертову посуду пустили в приемную часть передатчика материи. С этой минуты система работает как часы.

Билл все еще не понимал:

— Но… куда же все это идет? Где находится выходной конец системы?

— Хороший вопрос. В нем и есть вся соль проблемы. Сначала мы стали выбрасывать мусор просто в космос, но Астрономическая Служба заявила, что множество предметов возвращается обратно в виде метеоритов, и это мешает астрономам наблюдать за звездами. Тогда мы повысили энергонапряженность и начали выбрасывать мусор дальше — уже за пределы орбиты, но тут запротестовало Управление Астронавигации, утверждая, что мы затрудняем полеты, создаем в космосе аварийные ситуации, и нам пришлось еще больше увеличить дальность выброса. Басуреро удалось получить у астрономов координаты ближайшей звезды, и с тех пор мусор сбрасывается прямо туда. Проблемы больше нет, все довольны!

— Кретин! — еле шевеля распухшими губами, сказал один из астрономов, с трудом поднимаясь на ноги. — Ваш проклятый летающий мусор превратил эту звезду в Новую! Мы никак не могли понять, чем вызвана эта вспышка, пока не обнаружили в архивах ваш запрос о координатах звезды и не проследили всю идиотскую операцию до ее истоков.

— Не ругайся, а то я снова уложу тебя баиньки, ты — сучий… — рявкнул Билл. Астроном отпрянул, побледнел и продол жал уже гораздо более вежливо.

— Послушайте, вы же должны понять, что произошло. Нельзя же безнаказанно пичкать солнце потоками атомов водорода и углерода. Ясное дело — оно превратилось в Новую, и, как я слышал, с ближних планет не успели эвакуировать даже персонал расположенных там баз.

— Борьба с мусором тоже требует жертв. Пусть утешаются, что погибли за Человечество.

— Ну, вам-то легко рассуждать! Впрочем, что сделано, то сделано… Однако вам придется прекратить операцию «Летающая Тарелка». И немедленно!

— Это еще почему? — вскинулся инспектор Джейс. — Я признаю, что история с Новой приняла несколько непредвиденный оборот, но дело кончено, и переделать его нельзя. Как вы слышали, Басуреро утверждает, что ему удалось удвоить мощность передатчика, и мы…

— А как вы думаете, почему вам удалось удвоить производительность вашей линии доставки? — окрысился астроном. — Вы сделали состояние этой звезды столь неустойчивым, что она теперь жрет всё что угодно и в любую минуту может превратиться в Сверхновую, а это не только уничтожит все тамошние планеты, но захватит и Гелиор и его солнце. Немедленно остановите эту дьявольскую машину!

Инспектор вздохнул, а затем устало, но решительно повел рукой:

— Выключи ее, Басуреро… Я так и знал, что это не сможет продолжаться долго.

— Но, сэр! — вскричал инженер, в отчаянии ломая руки. — Мы же опять оказались у разбитого корыта. Мусор снова начнет накапливаться…

— Делай, как приказано!

С печальным вздохом Басуреро потащился к пульту управления и выключил рубильник. Лязг и стук транспортера замер, жужжавшие генераторы взвыли и умолкли. Работники Санитарной Службы собирались в маленькие унылые группки, астрономы постепенно приходили в сознание и, помогая друг другу, выбирались из лаборатории. Когда последний из них был уже в дверях, он обернулся, оскалился и злобно выплюнул: «Мусорные крысы!» С силой брошенная в него отвертка звякнула о захлопнувшуюся дверь, довершив поражение Санитарной Службы.

— Что ж, не все битвы выигрываются, — энергично заговорил инспектор Джейс, хотя словам его явно недоставало убедительности. — Во всяком случае, я привел тебе отличное подкрепление, Басуреро. Это Билл — парнишка со свежими идеями. Его надо подключить к работе твоей группы.

— Очень приятно! — сказал Басуреро, зажав обе ладони Билла в одну свою лапищу. Басуреро был крупный мужчина, широкогрудый, толстый и высокий, с оливковой кожей и черными как вороново крыло волосами, спускавшимися до самых плеч. Пошли, все равно время прерываться на кормежку, так что пойдем вместе, я введу тебя, так сказать, в курс дела, а ты расскажешь мне про себя — как ты и что.

И они двинулись сквозь анфилады бесконечных помещений Санитарной Службы. По дороге Билл сообщил новому начальнику кое-какие события из своего прошлого. Басуреро так увлекся этой историей, что свернул не в ту сторону и открыл по ошибке совсем другую дверь. Оттуда хлынул водопад пластиковых стаканов и подносов и затопил их до колен, прежде чем Биллу и Басуреро удалось захлопнуть дверь.

— Видал! — воскликнул Басуреро, еле удерживая гнев. — Мы скоро просто-напросто захлебнемся в этом болоте. Все имеющиеся у нас свободные помещения уже переполнены, а мусор все прибывает. Клянусь Кришной, не представляю, что будет дальше, — места для хранения больше нет.

Он вынул из кармана серебряный свисток и с яростью дунул в него. Звука не было. Билл немного отстал, с опаской глядя на Басуреро, который, в свою очередь, хмуро уставился на Билла.

— Нечего пялиться на меня с таким испугом! Я пока еще не спятил. Это Ультразвуковой Свисток для Вызова Роботов, тон его слишком высок для человеческого уха, но роботы слышат его отлично… Вот и он!

Тихо шурша резиновыми колесами, вкатился Макулатурный Робот (Мабот) и стал ловкими движениями специально сконструированных рук собирать пластмассовый мусор в свой контейнер.

— Шикарная штука — этот свисток! — позавидовал Билл. — Можно вызывать робота, когда только пожелаешь. Как ты думаешь, теперь, когда я стал Чел-Эмом, как ты и все остальные, мне нельзя получить такой же?

— Видишь ли, эта вещь относится к категории высшей секретности, — ответил, открывая дверь в столовую, Басуреро. — Раздобыть ее чрезвычайно трудно…

— Не понимаю. Ты мне прямо скажи — получу я свисток или нет?

Басуреро сделал вид, что не слышит, и внимательно рассматривал меню, прежде чем набрать нужный номер на кухонном диске. Поднос с быстрозамороженным завтраком выскочил в специальную щель, и Басуреро сунул его в радарный разогреватель.

— Так как же? — настаивал Билл.

— Ну, уж раз ты такой настырный, — ответил Басуреро, явно испытывая неловкость, — то знай — мы берем их из коробок с кукурузными хлопьями. Эти собачьи свистки — фирменный сюрприз для покупателей-мальчишек. Я тебе покажу место, где есть целый ящик такого барахла, сам выберешь, какой больше понравится.

— Заметано! Понимаешь, мне тоже хочется вызывать роботов…

Они отнесли разогретую еду к столу, и все время, пока ели, Басуреро бросал мрачные взгляды на пластмассовый поднос, а под конец со злостью ткнул его вилкой.

— Вот, — буркнул он, — таким образом мы сами и вносим посильную лепту в то, что нас же и губит. Скоро сам увидишь, как все это начнет громоздиться у тебя над головой, особенно теперь, когда передатчик материи пришлось отключить.

— А в океане мусор топить не пробовали?

— Проект «Сильный Всплеск» действует, но я могу тебе о нем сообщить очень немногое — он полностью засекречен. Ты должен, однако, знать, что океаны на этой проклятущей планете, как и все прочее, покрыты внешней искусственной оболочкой и что состояние, в котором они находятся, говоря по правде, препоганое. Мы сбрасывали в них мусор до тех пор, пока уровень воды не поднялся так, что во время приливов волны стали выплескиваться в смотровые люки оболочки. Мы и теперь его сбрасываем, но уже в меньших количествах.

— Как же это возможно? — разинул рот Билл.

Басуреро подозрительно огляделся по сторонам, наклонился к Биллу через стол, приложил указательный палец к кончику носа, подмигнул, ухмыльнулся и хрипло прошептал: «Ш-ш-ш-ш!»

— Секрет? — прошептал Билл.

— Правильно мыслишь! Метеорологическая Служба клочка от нас не оставит, если пронюхает про это дело. А делаем мы вот что: испаряем, а потом складируем океанскую воду, причем соль выбрасываем обратно. В обстановке полной секретности мы переоборудовали некоторые трубопроводы, по которым в океаны поступают стоки, на работу в обратном режиме. Как только мы узнаем, что наверху идет дождь, мы тотчас начинаем качать туда опресненную воду, и она выпадает на внешнюю оболочку вместе с дождем. Метеорологическая Служба чуть с ума не сошла: с тех пор, как начал осуществляться проект «Сильный Всплеск», среднегодовые осадки в умеренном поясе увеличились на четыре дюйма, а снега выпадает столько, что местами верхние этажи города прогибаются под его тяжестью. Но… мусор прежде всего! — и мы сбрасываем его в океаны. Только смотри, никому ни слова — это секрет!

— Ни словечка! Но идея, идея-то какова!

Гордо улыбнувшись, Басуреро очистил свой поднос от остатков еды, протянул руку и сунул его в стенное отверстие системы мусоросбора, но тут же минимум полтора десятка таких же подносов высыпались из мусоропровода прямо на стол.

— Ну и ну! — завопил Басуреро, оскалив зубы и впадая в пучину отчаяния. — Тут нам и конец! Мы ведь находимся на самом нижнем этаже города, и все, что выбрасывают наверху, валится к нам, а нам уж и деваться некуда — ниже-то никого нет! Нет, надо бежать… Придется приводить в действие аварийный план «Большая блоха»! — Он вскочил и кинулся к двери, Билл — за ним.

— «Большая блоха» — она тоже засекречена? — спрашивал Билл на бегу.

— Еще бы! План одноразового использования! Мы подкупили инспектора Службы Здравоохранения, чтобы он сфабриковал доказательства заражения паразитами одного из спальных блоков, причем из самых больших — миля в ширину, миля в длину и миля в высоту! Только представь себе — 147 725 952 ООО кубических футов, превращенных в свалку для мусора! Они эвакуируют жильцов якобы для окуривания помещения, но прежде, чем жильцы вернутся, мы уже заполним все это пространство пластиковыми подносами!

— А если жители пожалуются?

— Будут жаловаться, конечно, но что им это даст? Мы скажем, что виной всему бюрократическая ошибка, и посоветуем подать жалобу по обычным административным каналам, а административные каналы здесь — это нечто особенное! На разбор каждой бумаги уходит от десяти до двадцати лет. А вот и твой кабинет! — Он указал на открытую дверь. — Устраивайся поудобнее;, посмотри архивы и протоколы, а к следующей смене постарайся подготовить какую-нибудь свежую мыслишку. — Басуреро попрощался и убежал.

Кабинет был маленький, но Биллу он страшно понравился.

Он прикрыл дверь и долго с восторгом оглядывал стеллажи, стол, вращающееся кресло, настольную лампу — все сделанное из выброшенных бутылок, банок, коробок, ящиков, солонок, подставок и тому подобного. «Впрочем, делу время — потехе час, — подумал он, — пора за работу».

Билл выдвинул верхний ящик шкафа с папками и увидел втиснутый в ящик труп, одетый во все черное, с мучнисто-белым лицом и рыжей бородой. Билл с невероятной быстротой задвинул ящик и отскочил от шкафа.

— Ну-ну, — сказал он себе, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Ты же повидал немало трупов, солдат, так стоит ли пугаться еще одного? — Он снова подошел к шкафу и выдвинул ящик. Труп открыл злющие припухлые глазки и устремил на Билла пронзительный взгляд.

Глава 6

— Что ты делаешь в моем шкафу? — удивился Билл, когда неизвестный выкарабкался из ящика и начал разминать затекшие мускулы. Был он низенький, а его потертый, вышедший из моды костюм выглядел основательно изжеванным.

— Надо было повидаться с тобой наедине. А такой способ — лучший, как мне подсказывает опыт. Ты ведь из недовольных, верно?

— Кто ты такой?

— Люди называют меня Икс.

— X?

— А ты здорово сечешь, видно, не дурак. Улыбка проскользнула по лицу X, на мгновение обнажив коричневые пеньки зубов, и исчезла так же быстро, как и появилась. — Ты как раз из того сорта людей, в каком нуждается наша Партия: ты человек с перспективой.

— Какая еще Партия?

— Не задавай много вопросов, если хочешь избежать неприятностей. Дисциплина — штука суровая. Тебе всего лишь надлежит уколоть вену и подписать Кровавую Клятву.

— Это еще зачем? — Билл внимательно следил за X, готовясь к любым неожиданностям.

— Так ты же ненавидишь Императора, который насильно завербовал тебя в свою фашистскую армию, ты же свободолюбивый, богобоязненный, свободный человек, готовый жизнь положить за своих близких. Ты же жаждешь принять участие в восстании, в той доблестной Революции, которая освободит…

— Убирайся вон! — завопил Билл, схватив человека за воротник и таща его к двери. X вывернулся из рук Билла и забежал за письменный стол.

— Ты пока еще просто прислужник преступной клики, но ты освободишь свой ум от оков. Прочти эту книгу. — Тут что-то, шурша, упало на пол. — И подумай. Я еще вернусь.

Билл бросился на X, но тот сделал что-то со стеной, в ней отскочила панель, через которую X и исчез. Панель со щелчком встала на место, и, когда Билл тщательно осмотрел стену, он не нашел ни щели, ни шва в ее по виду совершенно монолитной поверхности. Дрожащими пальцами он поднял брошюру и про чел название: «Кровь. Руководство для новичков, желающих принять участие в мятежах». Билл попытался сжечь брошюру, но страницы были сделаны из огнеупорного материала. Разорвать ее тоже не удалось. Ножницы затупились, так и не разрезав ни единой странички. В отчаянье Билл зашвырнул ее наконец за каталожный шкаф и постарался забыть обо всем.

После атмосферы беспощадного и садистского рабства в пехоте каждодневная гражданская работа по уничтожению обыкновенного добропорядочного мусора приносила Биллу огромное наслаждение. Он работал с увлечением и до такой степени погрузился в дела, что однажды не услышал, как его дверь раскрылась, и буквально подскочил при звуке мужского голоса.

— Это Санитарная Служба? — Билл поднял глаза и увидел пышущее румянцем лицо, рассматривающее его поверх целой груды пластмассовых подносов, которую человек держал на вытянутых руках. Не оглядываясь, человек захлопнул дверь, и еще одна рука, уже с пистолетом, появилась чуть ниже стопки подносов. — Только шевельнись, тут тебе и конец! — предупредил он.

Билл мог сосчитать не хуже любого, что две руки плюс одна составляют три, а потому сделал не лишнее движение, а единственное верное: пнул ногой нижний поднос, так что вся их горка въехала налетчику прямо в подбородок, отчего он рухнул навзничь. Подносы взлетели в воздух, но не успел последний из них упасть на пол, как Билл уже сидел на спине бандита, выкручивая ему шею болевым венерианским приемом, с помощью которого можно сломать шею, точно высохший прошлогодний прутик.

— Дюдя… — стонал бандит. — Дядя… юдя… дю…

— А я-то считал, что вы, чинжеры, знаете чуть ли не все языки, — ворчал Билл, еще круче сдавливая противника.

— Мы… друг… — икал налетчик.

— Ты — чинжер, у тебя три руки…

Человек затрепыхался еще сильнее, и одна из его рук оторвалась. Билл поднял ее, чтобы получше рассмотреть, на всякий случай отшвырнув пистолет в дальний угол.

— Рука искусственная! — воскликнул он.

— А ты как думал?.. — прохрипел бандит, ощупывая шею обеими настоящими руками. — Это часть моего маскарада. Придумано весьма хитроумно. Могу нести что-нибудь двумя руками, а одна свободна. А почему ты не хочешь участвовать в Революции?

Билла прошиб пот, и он бросил быстрый взгляд на шкаф, за которым валялась проклятая брошюрка.

— О чем ты говоришь? Я же лояльный подданный Императора…

— Ну разумеется, но почему же ты тогда не доложил в ГБР, что человек, который называет себя X, пытался тебя завербовать?

— А ты откуда знаешь?

— Наша обязанность знать все. Вот мое удостоверение. Я агент Пинкертон из Галактического Бюро Расследований. — Он показал украшенное драгоценными камнями удостоверение с цветной фотографией и гербовой печатью.

— Мне не хотелось никаких осложнений, — заюлил Билл. — Вот и все. Я никого не трогаю и хочу, чтоб меня никто не трогал.

— Прекрасные намерения… для анархиста. Ведь ты же анархист, парень? — и острый взор Пинкертона пронзил Билла до самой глубины души.

— Нет! Нет! Я слова такого и написать-то не сумею!

— Надеюсь, что так. Ты неплохой парень, и я постараюсь, чтобы у тебя все было в порядке. Я дам тебе еще один шанс. Когда ты снова встретишься с X, скажи ему, что передумал и хочешь вступить в Партию. Вступишь, а будешь работать на нас. Каждый раз, как побываешь на собрании, сразу же по возвращении домой будешь звонить мне по телефону, номер которого записан на этом шоколадном батончике. — Пинкертон швырнул на стол конфету в бумажной обертке. — Номер запомнить, конфету съесть. Понятно?

— Нет, этим я заниматься не буду.

— Будешь, или мы через час расстреляем тебя за пособничество врагу. А станешь нам помогать, получишь по сто монет в месяц.

— Плата вперед?

— Вперед. — Пачка банкнот плюхнулась на стол. — Это тебе за будущий месяц. Смотри, их надо отработать, — Пинкертон подобрал с пола подносы и вышел.

Чем больше Билл размышлял о том, что с ним случилось, тем сильнее потел, понимая, в какую скверную переделку попал. Меньше всего ему хотелось связываться с революционерами, особенно сейчас, когда он обрел покой, отличную работу и неограниченное количество мусора, однако он понимал, что в покое его все равно не оставят. Если же он не вступит в Партию, ГБР доставит ему кучу неприятностей, что сделать особенно легко, если всплывет его настоящее имя. В этом случае его можно просто считать покойником. Был, конечно, шанс, что X забудет о нем и не придет, а ведь, пока ему не предложат, Билл не сможет вступить в Партию. Он ухватился за эту тоненькую соломинку и принялся за работу, надеясь утопить в ней все свои беды.

Просматривая протоколы с надписью «Мусор», Билл почти сразу же наткнулся на многообещающую идею. Тщательная проверка показала, что его замысел еще никем не использовался. Биллу потребовалось около часа, чтобы собрать все нужные материалы, и еще почти три часа, чтобы, обращаясь чуть ли не к каждому встречному с расспросами и пройдя немыслимое число миль, отыскать дорогу в кабинет Басуреро.

— Ну, а теперь валяй — ищи дорогу обратно в свою дыру, — прорычал Басуреро. — Не видишь, что ли, я занят. — Дрожащей рукой он налил в стакан еще на три дюйма «Настоящей Выдержанной Отравы» и залпом осушил его.

— Можешь позабыть о своих неприятностях…

— А я что, по-твоему, делаю, как не пытаюсь забыть о них! А ну, выметайся!

— Только после того, как покажу тебе кое-что. Это новый способ избавления от пластиковых подносов.

Баcypepo вскочил на ноги, не обращая внимания на упавшую на пол бутылку, чье содержимое тут же начало разъедать тефлоновое покрытие пола.

— Ты это серьезно? Ты уверен? У тебя действительно есть новое решение?

— Уверен!

— Жаль, но придется прибегнуть к сильнодействующему средству. — Басуреро весь передернулся, снял с полки банку с этикеткой «Протрезвитель — средство мгновенного устранения опьянения. Не принимать без предписания врача и предварительного страхования жизни». Он достал пятнистую, размером с орех пилюлю, внимательно осмотрел ее со всех сторон, снова содрогнулся и, наконец, проглотил с видимым усилием. Все тело его завибрировало, он крепко зажмурился, что-то громко заворчало в его внутренностях, а из ушей пошел легкий дымок. Когда глаза его снова открылись, они были красны, но совершенно трезвы. — Так в чем же дело? — прохрипел он.

— Тебе известно, что это такое? — спросил Билл, швыряя на стал внушительный том.

— Совершенно секретный телефонный справочник города Сторхестелорби на планете Процион-3, насколько я могу судить по обложке.

— Знаешь ли ты, сколько у нас таких старых телефонных справочников?

— Голова от них идет кругом. Нам присылают всё новые и новые, прежде чем мы успеваем отделаться от старых. Ну и что?

— А то самое, что я тебе сейчас покажу. Есть у тебя пластиковые подносы?

— Издеваешься? — Басуреро открыл дверцу шкафа, и сотни подносов с глухим шумом посыпались на пол.

— Чудненько! Теперь мы добавим кое-что — немного картона, бечевку и оберточную бумагу — кстати, все это извлечено из мусорной свалки — и порядок! Теперь, если ты вызовешь Робота-на-Все-Руки, то я продемонстрирую тебе второй этап моего проекта.

— Р-Н-В-Р — это один короткий и два длинных. — Басуреро сильно дунул в беззвучный свисток, но тут же застонал, сжал голову обеими руками и просидел так до тех пор, пока голова не перестала вибрировать. Дверь распахнулась, и на пороге возник робот, руки и щупальцы которого тряслись от предвкушения работы. Билл показал ему на стол.

— За работу, робот. Возьми пятьдесят подносов, упакуй их в картон и бумагу и перевяжи накрепко бечевкой.

Жужжа от электронного экстаза, робот стремительно кинулся к столу, и секунду спустя на полу уже лежал отлично упакованный сверток. Билл наугад открыл справочник и ткнул пальцем в первую попавшуюся фамилию.

— Теперь напиши этот адрес и эту фамилию, сделай отметку, что это филантропический дар без объявленной ценности, и отправь почтой.

Из пальца робота вылез фломастер, который тут же изобразил на пакете адрес и имя получателя, после чего пакет был взвешен на вытянутой руке робота, проштемпелеван личным штемпелем Басуреро и аккуратно опущен в щель пневматической почты. Раздался чмокающий звук всасывания — это вакуум под хватил пакет и повлек его к верхним этажам города. Басуреро так и застыл с разинутым ртом при виде той быстроты, с которой исчезли пятьдесят подносов, что дало Биллу время дополнить свой проект последним штришком:

— Итак, труд робота по упаковке — даровой, равно как и упаковочные материалы. Добавь к этому, что почтовые услуги, поскольку мы государственное учреждение, также бесплатны.

— Ты прав! Это должно сработать как штык! Блистательный план, и я начну проводить его в жизнь немедленно и в самых широких масштабах! Мы завалим этими сволочными подносами всю обитаемую Галактику! Не знаю, как и благодарить тебя, Билл…

— А как насчет денежной премии?

— Чудесная мысль! Сейчас же прикажу выписать.

Билл прогулочным шагом направлялся домой, его рука еще ныла от бесконечных поздравительных рукопожатий, а в ушах звенело от похвал. Этот мир был прекрасен — в нем стоило жить! Он захлопнул дверь своего кабинета и сел за письменный стол. И только тогда заметил большое, измятое черное пальто, висящее на двери. Билл узнал пальто X. А затем разглядел и его глаза, смотревшие на Билла из глубин одеяния, и сердце Билла ушло в пятки, так как он понял, что X все-таки вернулся.

Глава 7

— Ну как, изменил ты свое мнение насчет вступления в Партию? — спросил X, снявшись с гвоздя, на котором висел, и легко спрыгивая на пол.

— Пришлось мне изрядно поломать голову над этим вопросом, — ответил Билл, сгорая со стыда за собственное вранье.

— Думать — значит действовать. Наш долг воздвигнуть неодолимую преграду между зловонным дыханием этих фашистских кровопийц и нашими домашними очагами и близкими.

— Уговорил. Вступаю.

— Логика всегда побеждает. Подпишись под этой анкетой, сюда капни немного крови, подними руку и держи ее так, пока я буду произносить тайную клятву.

Билл поднял руку, и губы X беззвучно зашевелились.

— Я ни слова не слышу, — удивился Билл.

— Но я же тебя предупредил, что клятва тайная, от тебя требуется только сказать «да».

— Да.

— Приветствую тебя во имя Славной Революции. — X горячо расцеловал Билла в обе щеки. — А теперь мы с тобой от правимся на подпольное собрание, которое откроется с минуты на минуту. — X быстро прошел к дальней стене кабинета, его пальцы забегали по узору панели, нажимая особым образом на какие-то пружины. Раздался щелчок, и секретная дверца распахнулась. Билл с сомнением посмотрел на скользкую темную лестницу, идущую куда-то вниз.

— Куда ведет эта лестница?

— В подполье, куда же еще. Следуй за мной, да смотри не отставай. Эти построенные много тысячелетий тому назад туннели давно забыты жителями верхних этажей, и в них еще обитают твари, оставшиеся с тех незапамятных времен.

В стенной нише они нашли факелы, X зажег свой и двинулся вперед, указывая путь сквозь затхлую и полную шорохов темноту. Билл старался не отставать, следуя за порхавшим под осыпающимися сводами пещеры чадным колеблющимся пламенем, то спотыкаясь о ржавые рельсы в одном туннеле, то погружаясь в черные воды, доходящие ему до колен, в другом. Однажды где-то совсем рядом лязгнули чьи-то гигантские когти и нечеловеческий скрипучий голос сказал из тьмы: — Крово…

— …пролитие, — отозвался X и прошептал Биллу: — Отличный страж — антропофаг с Дандгофа, сожрет тебя мгновенно, если не дашь правильного отзыва на сегодняшний пароль.

— А каков отзыв? — спросил Билл, приходя к выводу, что ГБР требует от него слишком много за жалкую сотню монет в месяц.

— По четным дням — «крово-пролитие», по нечетным — «Карфаген-должен быть разрушен», по-латыни, конечно, а по воскресеньям — «некро-филия».

— Нельзя сказать, что вы так уж заботитесь о жизни членов своей организации…

— А иначе антропофаг оголодает. Поэтому волей-неволей приходится поддерживать его в хорошей форме. А теперь — ни слова. Я погашу факел и возьму тебя за руку. — Свет погас, и стальные пальцы впились в бицепс Билла. Его вели куда-то, и, казалось, прошло бесконечно много времени, пока где-то далеко впереди не забрезжил тусклый свет. Пол под ногами выровнялся, и Билл рассмотрел открытую дверь, освещенную мерцающим светом. Он повернулся к провожатому и вскрикнул:

— Ты кто такой?!

Бледное, почти белое, неуклюжее чудище, держащее Билла за руку, медленно повернуло к нему лицо, разглядывая его глазами, похожими на сваренные вкрутую яйца. Кожа чудища была мертвенно белой и влажной, голова безволосой, всю одежду заменяла тряпка, повязанная вокруг бедер, а на лбу выделялась алая литера А.

— Я — андроид, — сказало чудище безжизненным голосом. — Это понял бы любой болван, увидев на моем лбу литеру А. Мужи Революции кличут меня Големом.

— А любопытно узнать, как зовут тебя бабы Революции?

Андроид никак не отреагировал на эту жалкую попытку сострить, а молча впихнул Билла и дверь, и тот оказался в большом, освещенном факелами помещении. Билл бросил вокруг испуганный взгляд и попятился, однако андроид уже заблокировал дверь.

— Садись! — приказал он. Билл сел.

Он очутился в самой странной компании, какую только можно вообразить. Кроме мужчин весьма революционного вида — бородатых, в черных шляпах, вооруженных маленькими, круглыми, похожими на шары для крикета, бомбами с длинными взрывателями, кроме женщин-революционерок, в коротких юбках, в черных чулках, длинноволосых, с длинными мундштуками, с оборванными бретельками бюстгальтеров и дурным запахом изо рта, здесь были и революционные роботы, и революционные андроиды, и еще такие странные создания, о которых лучше и не упоминать. X сидел за простым кухонным столом и лупил по нему рукояткой пистолета.

— К порядку! Я требую порядка! Слово имеет товарищ ХС-189-825-РУ из Подпольного Движения Сопротивления Роботов.

На ноги поднялся крупный, весь во вмятинах робот, с одним выбитым глазом и пятнами ржавчины на чреслах, сильно поскрипывающий при каждом шаге. Он оглядел собрание единственным действующим глазом, стараясь по возможности выразить на своем неподвижном лице чувство ненависти. Потом сделал глоток машинного масла из банки, поданной ему льстивым и изящным роботом-парикмахером.

— Мы в П. Д. С. Р., — произнес он скрежещущим голосом, — знаем наши права. Мы трудимся не меньше других и во обще не хуже прочих, и даже куда лучше, чем мягкопузые андроиды, которые утверждают, что они не уступают людям. Мы добиваемся равных прав… равных прав…

Робота криками и топаньем заставили сесть на место, причем андроиды так размахивали своими бледными и тонкими руками, что на память невольно приходила кастрюля с кипящими спагетти. X опять навел порядок ударами рукоятки пистолета, но тут у одного из боковых входов началась какая-то свалка, и оттуда кто-то решительно пробился к председательскому столу. Вернее, это был не кто-то, а что-то — кубический ящик с гранями в квадратный ярд, укрепленный на колесах и весь утыканный цветными лампочками, циферблатами и кнопками. За ним волочился толстый кабель.

— Ты кто такой? — спросил X, из предосторожности направляя пистолет на это сооружение.

— Я полномочный представитель компьютеров и электронных мозгов Гелиора, объединившихся для борьбы за равные права перед законом.

Произнося свою речь, машина одновременно печатала ее на каталожных карточках, умещая на каждой из них по четыре слова и выбрасывая карточки непрерывным потоком. X раздраженно смел карточки со стола.

— В очередь! — крикнул он.

— Это дискриминация! — заорала машина голосом столь оглушительным, что пламя факелов заколебалось. Она продол жала вопить и выбрасывать смерчи карточек, на каждой из которых было написано светящимися буквами только одно слово — ДИСКРИМИНАЦИЯ!!! а потом принялась выпускать из себя еще и длинную желтую ленту с тем же лозунгом. Престарелый робот ХС-189-825-РУ опять поднялся и, скрипя проржавелыми суставами, добрался до покрытого каучуком кабеля, тянувшегося за представителем компьютеров. Скрипнули гидравлические ногти-ножницы, и кабель отъединился. Лампочки на ящике погасли, ноток карточек иссяк. Отрезанный кабель задергался, испустил пучок искр, а потом медленно, как огромная змея, пополз к дверям и исчез из виду.

— Призываю собрание к порядку! — прохрипел X и снова трахнул по столу.

Билл обхватил голову руками: у него опять возник вопрос, а стоит ли все это жалких ста монет в месяц…

Впрочем, сто монет в месяц — денежки недурные, и Билл откладывал их почти целиком. Легкие ленивые месяцы катились один за другим, он регулярно строчил свои рапорты в ГБР, а каждое первое число месяца находил свои деньги запеченными то в яйцо, го в свежую булочку, каковые регулярно получал на завтрак. Промасленные банкноты Билл прятал в резинового игрушечного котенка, найденного в куче мусора, и теперь игрушка быстро толстела. Подготовка Революции занимала лишь малую часть времени Билла, которому очень нравилась работа в Мусорном Департаменте. Сейчас он был ответственным за операцию «Подарочная посылка», ему подчинялась бригада из тысячи роботов, круглые сутки заворачивавших в бумагу и отправлявших на все планеты Галактики пластиковые подносы. Билл считал свою работу важным гуманитарным делом и отчетливо представлял себе крики восторга, издаваемые жителями далекой Фарофии или еще более удаленной Дистантии, когда туда прибывали сюрпризные посылки и целые каскады сверкающих литых подносов обрушивались на пол. Но увы, Билл жил в стране дураков, и его бычье самодовольство было однажды утром грубо нарушено, когда подкравшийся к нему робот тихо шепнул Биллу на ухо: «Сик транзит тиранозаурус[10]», — а затем попятился и исчез.

Это был сигнал. Революция начиналась!

Глава 8

Билл закрыл дверь своего кабинета на ключ, последний раз привычно нажал на потайную пружину, и секретная дверца широко открылась. Вернее, не открылась, а с громким стуком упала на пол. За тот счастливый год, что Билл работал мусорщиком, ею так часто пользовались, что, даже когда он сейчас плотно при крыл за собой дверцу, его затылок уловил устойчивый сквознячок. Все было кончено. Кризис, которого Билл так страшился, наступил. Ему было известно, что предстоят большие перемены, и, вне зависимости от того, победит Революция или нет, опыт твердил Биллу, что все изменения ведут к худшему. Налитыми свинцом ногами, спотыкаясь, он тащился по пещерам и туннелям, оскользаясь на ржавых рельсах, переходя вброд водные потоки, машинально давая отзыв на пароль невидимого антропофага, чья пасть была набита едой, а потому сам пароль звучал крайне неразборчиво. Видимо, кто-то был так взволнован грядущими событиями, что дал неверный отзыв. Билл вздрогнул: это было дурное предзнаменование.

Как обычно, Билл уселся возле роботов — крепких надежных ребят, со встроенным в них инстинктом почтительности, не мешавшим, однако, их революционному пылу. Когда X заколотил по столу, требуя внимания, Билл стал мысленно готовить себя к ожидавшим его испытаниям. Уже несколько месяцев агент ГБР Пинкертон все более настойчиво требовал от него хоть какую-нибудь серьезную информацию, а не просто сведений о времени проведения собраний и численности присутствующих.

— Факты! Факты! Факты! — повторял Пинкертон. — Надо же что-то делать, чтобы оправдать получение таких деньжищ.

— У меня вопрос, — сказал Билл громким, хотя и не очень твердым голосом. Его слова прозвучали как взрыв бомбы во внезапной тишине, наступившей после бешеного стука X.

— На вопросы времени нет, — сурово ответил X, — пришло время дел.

— Да не возражаю я против дел, — настаивал Билл, всеми нервными клетками ощущая обращенные на него человеческие, электронные и оптические взоры. — Я только хочу знать, ради кого мне предстоит действовать. Ты же никогда не говорил нам о том, кто получит трон, с которого мы сгоним Императора.

— Нашего вождя зовут X, и это все, что тебе следует знать.

— Но ведь и тебя зовут X!

— Наконец-то ты начинаешь постигать азы Революционного Учения. Все руководители первичных ячеек зовутся X, что бы заморочить головы нашим врагам.

— Насчет врагов не знаю, а меня это здорово путает.

— Ты рассуждаешь как контрреволюционер! — завизжал X и прицелился в Билла. Ряды стульев за спиной Билла мгновенно опустели, так как все, кто там сидел, шарахнулись из поля обстрела.

— Нет! Нет! Я такой же честный революционер, как и все сидящие здесь! Да здравствует Революция! — Билл отдал партийный салют и постарался как можно незаметнее сесть на свое место. Все присутствующие отдали салют по примеру Билла, и X, несколько успокоенный, показал стволом пистолета на большую карту, висевшую на стене.

— Вот цель нашей ячейки: Имперская электростанция на площади имени Шовинизма. Разбитые на взводы, мы соберемся возле нее, а затем ровно в 00. 16 часов пойдем в атаку. Сопротивления не будет, станция никем не охраняется. Оружие и факелы получите, когда начнем расходиться, равно как и печатные инструкции насчет маршрута к месту сбора для тех, у кого нет Поэтажных Планов. — X взвел курок пистолета и направил его на скорчившегося Билла. Вопросов не последовало. — Отлично. А теперь встанем и споем Гимн Славной Революции.

Смешанный хор человеческих и механических голосов затянул:

Вставай, бюрократии узник разбуженный,

Готовься на битву, народ Гелиора.

Есть ногти, есть зубы, а значит — оружие,

И рухнут тираны, и сгинут запоры!

Освеженные этим воодушевляющим, хотя и несколько монотонным упражнением, они выходили из зала медленной чередой, получая у дверей свое революционное снаряжение. Билл сунул в карман печатную инструкцию, повесил на плечо факел и кремневую лучевую винтовку и в последний раз быстро зашагал по тайным переходам. Времени на предстоящий долгий путь было маловато, а ему еще надо было доложиться в ГБР.

Это было легче задумать, чем исполнить, и Билл взмок, непрерывно набирая один и тот же номер. Соединение не получалось, в трубке все время звучал сигнал отбоя. Либо линия была забита переговорами, либо революционеры уже нарушили работу связи. Билл с облегчением вздохнул, когда угрюмое лицо Пинкертона наконец заполнило весь маленький экран.

— Что стряслось?

— Я узнал имя вождя Революции. Этого человека зовут X.

— Уж не ждешь ли ты, болван, за это награду? Такой информацией мы располагаем уже несколько месяцев. Что-нибудь еще?

— Ну… Революция начнется в 00. 16, и я подумал, что это может вас заинтересовать. — Вот так! Он им покажет себя!

Пинкертон с натугой зевнул.

— И это все? К твоему сведению: эта информация — вот с такой бородой! Ты ведь у нас не единственный шпик, хотя, возможно, и самый худший. Теперь слушай меня. И заруби услышанное на носу, чтобы не забыть. Твоя ячейка должна захватить Имперскую электростанцию. Дойдешь вместе с ними до площади, а там поищи магазин с вывеской «Быстрозамороженные кошерные гамбургеры». Здесь будет находиться наш отряд. Присоединишься и доложишься мне. Понял?

— Есть! — Связь прервалась. Билл огляделся в поисках куска бумаги, чтобы обмотать факел и кремневку, пока не придет время пустить их в дело. Ему следовало поторапливаться, до назначенного часа оставалось всего ничего, а путь впереди лежал долгий и запутанный.

— Ты чуть не опоздал, — прошептал Голем-андроид, когда Билл, еле дыша, ввалился в тупичок, назначенный местом сбора их ячейки.

— Заткнись ты, урод из пробирки! — задыхаясь и сдирая бумагу со своего снаряжения, окрысился Билл. — Дай-ка огоньку, зажечь мой факел.

Чиркнула спичка, и тут же затрещали и задымили остальные смоляные факелы. Напряжение росло по мере того, как минутная стрелка подползала к условленному времени. Ноги нервно посту кивали по металлическому покрытию пола. Билл прямо подпрыгнул, когда, разорвав молчание, прозвучал резкий свист, а затем все они — люди и роботы — плотной массой понеслись по переулку с хриплыми воплями, рвавшимися из глоток и громкоговорителей, с винтовками наперевес. Они мчались по коридорам и переходам, рассыпая ливни искр, слетавших с факелов. Это была Революция! Билл, увлекаемый собственными эмоциями и потоком разгоряченных тел, орал чуть ли не громче всех и лупил факелом то по стене, то по сиденьям самодвижущейся дороги, отчего факел неизменно гас, так как на Гелиоре все предметы либо металлические, либо огнеупорные. Зажигать факел уже не было времени, и Билл отшвырнул его прочь, когда толпа выплеснулась на огромную площадь перед электростанцией. Погасли и другие факелы, но сейчас это уже не имело значения, тут факелы были не нужны, тут была необходимость лишь в верных кремневых лучевых винтовках, чтобы выпустить кишки тем первым встречным прислужникам Императора, которым вздумается заступить дорогу Революции. Другие отряды вливались из улиц на площадь, образуя однородную, колышущуюся, безмозглую орду, которая рвалась на мрачные стены электростанции.

То загоравшаяся, то гасшая электрическая реклама привлекла внимание Билла: «Быстрозамороженные кошерные гамбургеры» — гласила она, и он ахнул, вспомнив о приказе. Ариман их всех разрази! Он начисто забыл, что служит агентом ГБР, и чуть не пошел на штурм электростанции! Осталось ли у него время выбраться отсюда, выбраться, пока еще не нанесен мощный контрудар? Обливаясь потом, он стал пробиваться сквозь толпу к светящейся вывеске, наконец выбрался из давки и со всех ног помчался к своей гавани спасения. Он успел вовремя. Билл ухватился за дверную ручку и рванул ее на себя, но дверь не раскрылась. В панике он так тряс и дергал ее, что весь фасад дома стал выгибаться наружу. Парализованный ужасом, Билл уставился на падающую стену, то тут его внимание привлек чей-то громкий свист.

— Сюда, сюда, проклятый идиот! — услышал он хриплый голос и тут же увидел агента ГБР Пинкертона, который выглядывал из-за угла дома и делал ему призывные знаки. Билл кинулся за агентом за угол и обнаружил там порядочную толпу, причем места хватало всем, так как никакого дома, собственно, и не было. Теперь до Билла дошло, что все здание состоит из картонной фронтальной стены с торчащей на ней дверной ручкой, а сама стена, укрепленная деревянными подпорками, служит лишь прикрытием мощному атомному танку. Возле его бронированной туши и вдоль гигантских траков стоял отряд тяжеловооруженных пехотинцев и агентов ГБР, а также беспорядочная толпа революционеров в костюмах, прожженных срывавшимися с факелов искрами. Рядом с Биллом оказался андроид Голем.

— И ты тут? — ахнул Билл, на что андроид скривил губы в тщательно отрепетированной гримасе.

— Точно! Слежу за тобой по приказу ГБР с самого начала. Наша организация ничего на самотек не пускает…

Пинкертон прильнул к щели в фальшивой стене.

— Думаю, агенты уже все собрались, — сказал он, — но лучше для верности подождать еще немного. По последним данным, в операции было завязано шестьдесят пять шпиков из разведывательных и контрразведывательных служб. У революционеров нет ни единого шанса…

На электростанции взвыла сирена — это, видимо, был условный сигнал, так как солдаты кинулись на фанерную имитацию стены и так нажали на нее, что она отделилась от подпорок и рухнула на мостовую площади.

Площадь имени Шовинизма была пуста.

Нет, пожалуй, не совсем пуста. Билл присмотрелся и увидел, что один-единственный человек на ней все же был, просто сначала Билл его не заметил. Человек этот бежал по направлению к ним, но с жалобным криком остановился, когда увидел, что скрывалось за упавшей стеной.

— Сдаюсь! — крикнул он, и Билл разглядел, что это был человек по имени X. Ворота электростанции распахнулись, и из них с грохотом выползла рота танков-огнеметов.

— Трус! — взревел Пинкертон, оттягивая назад курок пистолета. — Не пытайся бежать, X, умри как мужчина!

— Но я не X, это просто мой псевдоним! — X сорвал фальшивые бороду и усы, открыв дрожащее невыразительное лицо с выступающей вперед нижней челюстью. — Меня зовут Гилл О’Тим, я магистр искусств и преподаватель из Императорской Школы Контрразведки и Подготовки Шпионов-Двойников. Меня нанял для проведения этой операции, и я могу доказать это документально, Принц Микроцефал, чтобы свергнуть с престола своего дядю и взойти на его трон…

— Не считай меня за дурака, — рявкнул Пинкертон, прицеливаясь. — Старый Император, да упокоится его душа в вечном мире, помер уже год назад, и Принц Микроцефал давно восседает на троне. Не можешь же ты бунтовать против того, кто тебя нанял!

— Я же никогда не читаю газет! — застонал О’Тим, он же X.

— Огонь! — скомандовал твердо Пинкертон, и со всех сторон хлынул огненный шквал атомных пуль, языков пламени, гранат и трассирующих снарядов.

Билл рухнул в грязь, и, когда он поднял голову, площадь была совершенно безлюдна и лишь жирное пятно да неглубокая выемка виднелись на мостовой. Пока Билл рассматривал их, появился робот-подметальщик, который быстро стер жирное пятно. Потом он зажужжал, попятился и залил выемку раствором жидкого пластика, запас которого содержался в скрытой в теле робота канистре. Когда робот укатился, мостовая была чиста.

— Привет, Билл! — произнес голос, так страшно знакомый Биллу, что волосы поднялись у него на голове и встали, как щетина зубной щетки. Билл обернулся и увидел позади себя отделение военных полицейских, среди которых его взгляд сразу приковала огромная ненавистная фигура полицейского, стоявшего впереди отряда.

— Смертвич Дрэнг! — выдохнул Билл.

— Он самый.

— Спасите меня! — кричал Билл, кидаясь в ноги агенту ГБР Пинкертону и обнимая его колени.

— Спасти тебя? — заржал Пинкертон и коленом так поддал Биллу в подбородок, что тот рухнул навзничь. — Я же сам вызвал сюда этих полицейских. Мы проверили твое досье и решили, что дела твои очень плохи. Вот уже год, как ты числишься в самовольной отлучке, а в нашем отделе дезертиры ни к чему.

— Но я же работал на вас… помогите мне…

— Забирайте его, — сказал Пинкертон и отвернулся.

— Нет в мире справедливости, — простонал Билл, когда цепкие пальцы Смертвича впились в его плечо.

— А откуда ей взяться? — ответил Смертвич. — Неужто ты ее ожидал, а? — И Билла уволокли прочь.

Книга третья