Под финал трапезы, вероятнее всего, горячие итальянские парни немного повздорят, споря, кому из них деловая леди из Эль-Парижа уделила за ужином чуть больше внимания. Сперва соревнование будет незаметным, скрытным и ведущимся сквозь зубы. Затем, что предсказуемо, итальянская кровь закипит без утайки и черенки даже начнут ругаться, помогая себе жестами и брызгами слюны.
Ровно до тех пор, пока глава семейства не остановит распрю, волевым решением завершив ужин и пригласив гостью в персональный кабинет на рюмочку шербета. Юноши, охраняющие дом и ворочающие перетирочными валами, обиду, конечно же, затаят. Но будут вынуждены смолчать, обреченные на яростную ночную мастурбацию или пресный секс с опостылевшими женами.
Уединившись с хозяином, Назанин позволит себе выпить еще капельку вина. И еще чуть-чуть, давая понять, что вне узких рамок рабочего доспеха является самой обычной и предельно желанной женщиной. И когда Расул Камаль Ригамонти выпьет очередной бокал, по его венам побежит специальная «открывалка», созданная Фарахани с тем же педантизмом и точностью, с какой на вилле смешивают краски.
Они переместятся на кровать. Включат музыку. Возможно, даже избавятся от некоторой одежды. Ласка и кротость, проявляемые «несравненной», поработят старика. И тогда между ними состоится разговор, один из участников которого будет задавать тихие и нежные вопросы, а второй отвечать, немного путаясь в словах и блаженно улыбаясь.
Нет, секреты мастерства девушка выпытывать не станет. На этом направлении у старика легко могут включиться психологические барьеры, способные бессознательно спровоцировать отрезвление и недоверчивость. Также Наза не станет связывать угодившего в пламя морщинистого мотылька.
Но за четверть часа до того, как выпивший мастер крепко уснет, она заготовленным набором психосуггестивных формулировок выведет его на одну-единственную тему. И доподлинно узнает, кому именно и куда мастерская Ригамонти отправляла крупные партии дорогих красок за последний год.
Затем соблазнительница разденет жертву, оставив на память какой-то из предметов интимного гардероба. И ускользнет к себе в комнату, крепко заперев дверь.
Утром, помятый, но окрыленный ночными успехами Расул Камаль с благодарностью примет от гостей щедрый аванс. Попросит Елизавету напомнить, чем завершились вчерашние переговоры, и подтвердит достигнутые «договоренности». Выдаст пробные наборы красок, способные убедить хозяина Саар-Якин в высочайшем качестве приобретаемой продукции. Накормит завтраком и благословит, с нетерпением ожидая нового визита.
Им оседлают почищенных и накормленных лошадок, и «горностаи» неспешно уедут, провожаемые хмурыми взглядами молодых охранников виллы, так и не вкусивших божественного тела «луноликой»…
Шествуя за Назанин и старым Ригамонти по бесчисленным цехам горной мастерской, ирландец с откровенным интересом прислушивался к разговору. Не забывая на всякий случай запоминать расположение дверей, коридоров, постов охраны и выходящих на внешнюю стену окон.
Бинарный код 10011
«Всемогущество крепко дает по мозгам».
– Когда вы сможете совершить первую поставку?
Вопрос задан без подковырки, самым обыденным и максимально деловым тоном. Размеренно, спокойно и сухо, с надеждой на понимание и разумный подход к решаемому вопросу. Занимающий экран коммуникатора офицер Конфедерации Католического Вуду вообще отвык повышать голос с тех пор, как получил чин бригадного генерала морской пехоты. А случилось это не вчера.
Вопрос без подковырки, простой и понятный. Но седеющий крупный мужчина во главе длинного деревянного стола не знает, как ответить. Потому что засеянное слухами поле начало раньше времени давать первые всходы надежд, а он собственными руками перекрыл вентиль, оставив пашню без живительной влаги.
«Иди ты к черту, напыщенный дурак, я просто проверяю спрос на изобретение кудесников своего племянника!» Так Раймундо Гамба офицеру Конфедерации ответить не может.
«Когда бы первая партия ни появилась на свободном рынке, вы все равно ее не получите – американских морпехов станут прививать исключительно наши специалисты, чтобы избежать попадания чистой вакцины в ваши жадные лаборатории!» Так стареющий верхолаз тоже сказать не может, хотя очень хочет.
В итоге, улыбаясь самой располагающей улыбкой и легко пыхнув сигарой в сторону от камеры над экраном коммуникатора:
– Генерал, смею вас заверить, что это произойдет в самое ближайшее время. Поверьте, друг мой, вы будете первым, кто узнает о готовности партии!
Бригадный генерал коротко кивает.
Через разделяющие мужчин тысячи километров он внимательно смотрит на главу совета директоров «Gruppo Aggiornamento», настоящего генерал-лейтенанта сил бизнеса и финансовых группировок. Морской пехотинец недоволен, он не привык к размытым формулировкам, за которыми кроется желание выиграть время или ввести собеседника в заблуждение. Но вудуист скрывает эмоции и со стойкостью спартанца проглатывает невразумительный ответ. Бормочет слова прощания, после чего отрубает армейский, трижды зашифрованный канал, по которому велись переговоры.
Дисплей переговорного устройства с тихим жужжанием тонет в столешнице.
Раймундо Гамба откладывает сигару и устало откидывается на спинку огромного кресла. Насыщенная подвижная картинка на огромном коммуникаторе на противоположной стене кабинета привлекает его внимание. Движением пальца по подлокотнику верхолаз прибавляет звук.
Новостной канал транслирует вудуистскую проповедь, прошедшую пару дней назад где-то за океаном. Особенного внимания требует голос проповедника – сочный, вибрирующий, пробивающий до печенок…
Картинка четкая, ясная, снятая с ближайшего небоскреба. На высоченной кафедре, куда его доставляли не иначе, как на специальном лифте, раскинул руки темнокожий священник в длинных светлых одеждах. Эбонитовая кожа хунгана так резко выделяется на фоне белоснежных складок, что кажется – сверкающие глаза смотрят из пустоты.
– Возрадуйтесь возлюбленные братья и сестры мои! – ревет тот, и усиленный микрофонами голос рвется над многотысячной толпой, собравшейся у подножия кафедры. – Пропоем же гимн из псалма сорок пятого, вознесем благодарность Творцу за испытания, воздвигнутые на пути праведников!
Священник открывает лежащую перед ним книгу, но это выглядит сугубо ритуальным жестом – хунганы помнят большинство церковных песнопений наизусть. В левой руке вудуиста появляется короткая плетка, в правой – чаша, которой он ритмично потрясает.
– Бог всемогущий, сын его Иисус-Лоа и святые Тринадцати Пантеонов – прибежище наше и сила! Духи благодарные и милосердные нам скорые помощники в бедах! Посему не убоимся, хотя бы поколебалась земля и горы двинулись в сердце морей. Пусть шумят, вздымаются воды их, трясутся горы от волнения их!
Зычный голос темнокожего бьет точно в скопление молящихся, заставляя заламывать руки в экстазе. Пока еще негромко, где-то на периферии, начинают свою раскатистую канонаду барабаны. Площадь американского города, название которого Раймундо не отследил, волнуется, как покрытая ряской поверхность бездонного омута.
– Речные потоки веселят град Божий, святое жилище Всевышнего! – продолжает выкрикивать хунган, мелко приплясывая на месте. – Бог посреди его, и он не поколеблется: Бог поможет ему с самого утра. Восшумели народы, двинулись царства: Всевышний дал глас Свой, и растаяла земля!
Камеры движутся над толпой, выхватывая из нее крупные планы – слезы счастья на глазах, сомкнутые ладони со свисающими с них костяными бусами и распятиями, закушенные в упоении губы. Темная кожа. Светлая кожа. Славя своего Господа ликованием, собравшаяся на проповедь людская масса стирает расовую принадлежность, объединившись в единое существо, тянущее за хунганом сорок пятый псалом.
– Господь сил с нами, Творец Неба и Тверди заступник наш, и все святые его и духи-хранители, милосердные и безжалостные! – Голос священника становится настолько пульсирующим, что Гамба убавляет громкость. – Придите и видите дела Господа, какие произвел Он опустошения на земле: прекращая брани до края земли, сокрушил лук и переломил копье, колесницы сжег огнем. Истинно говорю вам, братья и сестры, день этот миновал четыре года назад, но есть еще время понять! Остановитесь и познайте, что Он – Бог: будет превознесен в народах, превознесен на земле. Господь-Творец Сил и Тринадцать Пантеонов с нами, заступниками нашими ставшие. Испытания посылают они твердым в вере, и нет предела промыслам их!..
Толпа ликует. Блестят в свете прожекторов и химических факелов полуобнаженные мамбо. Толпа молится. Толпа так же, как сотни лет назад, жаждет чудес и избавления от горестей. Верхолаз приглушает звук коммуникатора, наблюдая немую, но выразительно-яркую картинку…
Ему тоже нужно чудо. Персональное, личное, подконтрольное. Медведя переполняет желание заглянуть в будущее и узнать, когда Витторио сможет выставить на рынок первую партию финальной версии «плаценты». Кипящая жажда эта велика, она поджаривает изнутри, а угли в ней – последние слухи о племяннике и собственные фантазии старика…
Великие люди всегда окружали себя провидцами, способными оттянуть текучую ткань реальности и заглянуть чуточку вперед. Возил с собой по континентам дряхлую старуху-гадалку диктатор Гай Марий, окружил себя рунными жрецами из «Аненербе» Адольф Гитлер, посещал предсказательницу Ленорман великий Бонапарт, прислушивался к пророчествам Нострадамуса король Генрих, состоял на особом жалованье русского Петра I зрящий в будущее «чернокнижник» Брюс…
Великие тоже хотели видеть. Пытались угадать, каким образом их поступки отразятся на существующем положении вещей, какой след оставят в истории. Выискивали тонкий лед, под который легко уйти с головой; нащупывали мели и броды в бурных реках войн и непростых переговоров с соседями. Знание будущего, пусть даже самого недалекого, вооружало известнейших мужей древности, позволяя им по праву занимать свои троны и не опасаться нелепых случайностей.