Еще такого не слыхал сказанья,
Однако огнь священный парнишку спас!..
Свечу горящую он взял руками,
Дорогой дальнею направился домой...
Дул сильный ветер, парень шел полями,
Огонь свечи той унося с собой!..
Однако все красиво лишь в мечтах...
На следующее утро, дождавшись наибольшего потока людей, спешащих на работу, я незаметно выкинул свое "письмо" в щель решетки, с тревогой наблюдая за тем, как оно падает. Я боялся, что оно упадет под стену здания и его никто не заметит. К счастью, на этот раз Бог был на моей стороне: ветер подхватил мое тревожное послание и опустил прямо на пешеходную дорожку. Везение на этом не кончилось: проходящая мимо молодая женщина заметила его падение. Я видел, как она подняла бумажку, вопросительно посмотрела на зарешеченные окна, развернула, прочитала, вновь взглянула вверх и демонстративно сунула послание в карман, давая понять, что все поняла. В тот день я просто летал по палате от счастья: я был уверен, что теперь Вика, получив мое послание, обязательно откликнется. Я был в таком приподнятом состоянии, что захотелось жить...
Проснулся я другим сегодня утром ранним,
Увидел этот мир совсем в иных тонах,
Увидел я весну, простую прелесть мая,
И словно в первый раз услышал певчих птах!
Я знаю, что со мной: я заново родился!
Моей душе судьба дала родиться вновь!
Я не убил себя, на жизнь не разозлился,
Я знаю, что со мной: Я ПОЛЮБИЛ ЛЮБОВЬ!
Я полюбил ЛЮБОВЬ, надеясь на НАДЕЖДУ,
И верю, что живет в моей душе весна!
Как будто жизнь моя вдруг скинула одежду
И стала красотой: вот предо мной она!
Я полюбил ЛЮБОВЬ, и я поверил в ВЕРУ!
Почувствовал и то, что ЧУВСТВОМ назову!
Никак не надышусь весенней атмосферой:
В ней чувствую ЛЮБОВЬ, а значит, я ЖИВУ!..
Уверенный, что предстоит операция, стал к ней всерьез готовиться, но доктор, который меня принимал, уже сталкивался с подобными попытками самоубийства арестованных и потому прежде, чем делать операцию, попробовал обойтись без нее. Он прописал мне лекарства, которые способствовали выделению в желудке то ли желчи, то ли кислоты. Во всяком случае, через три-четыре дня мне вновь сделали рентген, и "постороннего предмета" не оказалось: к моему изумлению, черенок ложки полностью растворился. Все же в моем деле поставили "СКС" - "склонность к самоубийству". Эта пометка здорово осложняет существование в заключении...
Легко представить ярость моего мучителя, когда ему сообщили о моей попытке! Узнав, что со мной уже все в порядке, он явился в сопровождении двух "веселых мальчиков", и на этот раз они не остерегались оставлять следы... Меня лупили кулаками, пинали ногами, били по голове наручниками. Экзекуция была такой жестокой и ее результаты были настолько "на лице", что когда меня привезли в Бутырскую тюрьму, там, увидев следы избиения, даже не приняли без медицин-ского освидетельствования и повезли в травмпункт у кинотеатра "Спорт", где я честно все рассказал обследовавшему меня доктору, и он все подробно внес в мою медицинскую карту. Только после этого меня приняли в Бутырку.
Следствие продолжалось, и меня почти ежедневно избивали во время допросов. Но, ничего не добившись, отправили на экспертизу в Институт имени Сербского или "Серпы" - "высшую инстанцию дураков", так прозвали институт зеки. По удивительному совпадению я около месяца пробыл в камере-палате, в которой в свое время обследовался Владимир Высоцкий.
Изо всех сил старался держаться и написал в "Серпах" эпиграмму на самого себя:
Я гениален дважды, даже трижды:
Я - режиссер, прозаик и поэт!
Одна беда: в котлетах много хлеба
И острая нехватка сигарет!
Ах, если бы Париж! Вот это дело!!!
Рассказ, поэма и... Париж у ног!
А если подключиться к киноделу,
То я уж не Доценко - Полубог!
Париж, Ривьера, Княжество Монако,
И яхта, и рулетка по ночам...
Тончайшие духи, колье, и фраки,
И множество чертовски пьяных дам...
А по утрам приятная истома
За чашечкой кофе и рюмочкой "Камю"...
Ах, что? Опять? Куда? Какого черта?
Ах да - обед... Иду хлебать бурду...
Слеза течет - ее не вытираю:
С ней щи вкусней...
А в мыслях выпиваю:
"Камю", "Аи", "Клико"...
Все это будет - лишь вырваться
Из этих чертовых "Серпов"!
Я "Экипаж" снимал - так берегитесь!
Сниму "Дурдом" - вам не сносить голов!
Как и обещал, не буду в этой книге описывать десять с лишним месяцев Бутырки, месяц пересыльной Краснопресненской тюрьмы и более четырех лет зоны: когда-нибудь опишу свою жизнь за колючей проволокой в отдельной книге. Да-да, следак не обманул: мне отмерили шесть лет лишения свободы строгого режима. Во время следствия меня столько били и довели до такого состояния, что тюремный врач вынужден был написать в истории болезни: "частичная потеря памяти и потеря ориентации во времени и пространстве", забыв добавить, что я к тому же лишился дара речи... Потом насильно взяли пункцию спинного мозга, и у меня отнялась правая рука и левая нога. Такого меня и судили: бессловесного калеку. Этот суд почти зеркально повторил первый суд. Когда я вышел на свободу и встретился с адвокатом, она рассказала мне, что за час до вынесения приговора, когда все были уверены, что меня освободят из зала суда, в комнату судьи заходили двое в штатском и вышли только минут через сорок. И, несмотря на то, что прокурор запросил для меня пять лет лишения свободы, судья дал мне шесть!!! Такое случилось первый и последний раз в истории советского правосудия...
Должен заметить, что вышло не по судейскому желанию, а по прокурорскому: одно из моих многочисленных посланий добралось до адресата, до моего литературного наставника писателя Бориса Васильева, ставшего в то время депутатом Верховного Совета СССР. И по его депутатскому запросу меня реабилитировали на год и девять дней раньше определенного судом срока.
Низкий поклон вам, Борис Львович!.. Сократив мой срок на зоне, вы, вполне возможно, спасли мне жизнь, но об этом - в другой книге...
Хочу рассказать об одной встрече в Бутырке, когда я оказался на спецу. Эта встреча помогла мне не только выжить, но и сохранить все доброе, что я получил от матери и природы.
Камеры на спецу отличаются от общих тем, что там содержатся особо опасные подследственные, и сидят они не более четырех-пяти человек в камере. А некоторые и по одному.
Меня кинули в камеру, где находился лишь один человек - довольно тщедушный очень пожилой мужчина. На вид ему было за семьдесят точно. Он никак не отреагировал на мое появление, даже не взглянул в мою сторону. Каждый день меня забирали из камеры и часа через два-три возвращали назад едва живого, избитого иногда до потери сознания. Не знаю, на какой день после очередной встречи со своими мучителями, когда я не мог даже шевелиться, неожиданно ко мне подошел мой пожилой сокамерник, склонился надо мной и вставил в зубы зажженную сигарету.
- Закури, режиссер! - сказал он участливо.
- Кто ты?
- Для тебя - Бриллиант!
- Бриллиант? - с удивлением переспросил я: меня даже и на миг не посетила мысль, что передо мной один из самых известных в стране "воров в законе", старой закваски, как говорится, последний из могикан.
- Давай, затянись!
- Я не курю... - с трудом шевеля опухшими от побоев губами, ответил я.
- Ничего, затянись, легче станет...
Я глубоко затянулся и тут же закашлялся: это действительно была моя первая сигарета в жизни. И вдруг почувствовал такую легкость в теле, что показалось: взлетаю над полом, а голова моя непонятно закружилась.
- Ну, как?
- Хорошо... - глупо улыбаясь, ответил я, - спасибо...
Далее он сказал нечто такое, что и помогло мне выжить, не сломаться, сохранить оптимизм.
- Послушай, земляк, ты же режиссер, так сделай себе ФАНТАЗИЮ... Чувствуете, какой колоритный поворот мысли? - Сделай себе ФАНТАЗИЮ... Может, судьба не зря тебя сюда впихнула? Запоминай, откладывай в своей коробке, ткнул он меня в лоб. - Когда-то, может, и пригодится...
На следующий день, видно сообразив что-то и почувствовав в таком общении некую угрозу, менты выдернули меня из камеры старого "вора в законе" и кинули в другую. Именно тогда-то я и узнал имя этого мудрого человека - Василий Бабушкин. Уж не знаю, что плохого натворил в своей жизни этот человек, но мне он здорово помог, а может, и спас жизнь. Почему?
Потому, что с того момента я не переставал думать над его словами, к тому же вспомнил предсказания бабы Ванги и постепенно действительно пришел к мысли, что мне нужно ВЫЖИТЬ, чтобы потом рассказать обо всем людям...
Как мне жалко мою маму, которой столько пришлось пережить! Когда меня лишили свободы в первый раз, я решил не беспокоить маму и просто исчез на два года, не догадываясь, что этим только добавил ей седых волос. Все эти два года она пыталась разыскать меня, рассылая во все инстанции письма о моем исчезновении. Однако МВД хранило загадочное молчание или отвечало, что им ничего обо мне неизвестно.
Помня о прошлом опыте, я едва ли не с первых дней ареста просил все сообщить маме, но Истомин сделал это, только когда следствие закончилось, то есть месяцев через пять. А как он измывался над мамой, не дав ей ни одного свидания со мной! Сколько раз ей пришлось ходить к нему, чтобы вызволить из его липких лап мое золотое кольцо, привезенное из Италии, и некоторые золотые вещи, подаренные бабушкой Лаймой! Истомин внаглую хотел их присвоить. Хорошо еще, что кольцо было зафиксировано при его изъятии в КПЗ, а подарки бабушки Лаймы были изъяты из моей комнаты в присутствии соседей. Правда, ей так и не удалось вернуть около пятисот редких книг из моей библиотеки, кое-какой аппаратуры и некоторых подарков зарубежных деятелей кино.
Когда я вышел на свободу, соседи рассказали, что ко мне в комнату менты наведывались раз десять и всегда приходили с портфелями и спортивными сумками. Один раз соседи попытались заикнуться, но их так отбрили, что отбили всю охоту вмешиваться...