Я сглатываю. Нервная дрожь пробегает по хребту. Все во мне визжит: это он! Я выбегаю из комнаты. Шакал подскакивает, но валится с ног. Снотворное точно действует.
Бежать! Надо убираться отсюда!
– Эмили! – рвется крик из спальни, когда я хватаюсь за ручку входной двери.
Татьяна КарпееваАня. История любви с почти счастливым концом
Она сидела на холодной скамейке и плакала. То молча, даже не пытаясь вытереть слезы, то с громкими всхлипываниями. Безлюдный Воронцовский парк начала ноября сочувственно шелестел остатками листьев. Рядом на скамье стояла бутылка коньяка, уже наполовину пустая. В перерывах между рыданиями делала очередной глоток. Если бы кто-то приблизился в этот момент, с ней случилась бы истерика. К счастью, в дальней аллее никого не было, даже собачников. Только ветер гонял сухие листья. И мысли, подражая листьям, беспомощно кружились в ее больной голове.
У Ани Беловой было странное свойство. Если она влюблялась, то без памяти. Окружающий мир мгновенно переставал существовать. Вернее, сужался до предмета влюбленности. Причем для нее не было важным, отвечает ли предмет взаимностью. Просто пристраивалась рядом и оставалась поблизости при любых обстоятельствах. Избранник к этому привыкал и воспринимал как должное.
В школе Аня вниманием мальчиков не пользовалась. Быстро вытянувшаяся и неуклюжая девочка, в шеренге на физкультуре всегда стоявшая первой или второй, раньше ровесниц начавшая превращаться в девушку. Она стеснялась невесть откуда взявшейся груди, сутулилась и предпочитала мешковатые рубахи типа ковбоек, благо дирекция школы не настаивала на неукоснительном ношении школьной формы. При этом отчаянно завидовала пока еще плоским одноклассницам с аккуратными фигурками.
С пятого класса Аня была безответно влюблена в Генку – высокого мальчика с красивыми карими глазами и длинными ресницами. Генка учился так себе, но так же, как и Аня, глотал книги о путешествиях и приключениях одну за другой. Он мечтал поступить в мореходное училище. Даже ходил вразвалочку, подражая походке бывалых морских волков.
Любовь и книги – вот что составляло жизнь девочки-подростка Анюты в те годы.
Книги были лекарством от атмосферы в семье. Пьющий и матерящийся отчим, замотанная нервной работой и семейными заботами мать, у которой времени не оставалось, чтобы сказать дочери доброе слово. До окончания школы была целая вечность, поэтому приходилось терпеть. Вот тогда они с Генкой и стали мечтать, как сбегут из дома и устроятся юнгами на корабль дальнего плавания. От шахтерского городка, затерявшегося в казахстанской степи, до моря были тысячи километров.
Об Аниной любви Генка не догадывался. Он считал ее другом, своим парнем, и даже делился с ней эпизодами взаимоотношений с признанной красавицей Олей из класса «А». Но в любовных сценах на страницах книг Аня представляла на месте героев себя и Генку, перечитывая эти моменты многократно и пытаясь вычитать между строк больше, чем было написано. При этом ее щеки пылали, а дышать она и вовсе забывала. Какая она на самом деле, любовь между мужчиной и женщиной? Такая же красивая, как в книгах? Или писатели чего-то недоговаривают?
Генка ушел из школы после восьмого класса. Вместо мореходки поступил в банальное ПТУ на слесаря. Так решила его мать, растившая детей без отца и еле сводившая концы с концами. Аня всех этих житейских тонкостей не понимала, и Генкин идеальный образ начал блекнуть в ее душе. Окончательно он померк после случайной встречи с Генкой на улице. Остриженный под ноль, в грубой казенной робе, из которой выглядывала тонкая беззащитная шея, он шел в строю таких же пэтэушников, как и он сам. Увидев Аню, Генка отвернулся и демонстративно сплюнул на асфальт. Наверно, ему не хотелось, чтобы новые друзья догадались о его знакомстве с Аней и начали отпускать на этот счет похабные шуточки.
Больше влюбляться было не в кого, и Аня еще глубже зарылась в книги. Вот тогда и появился в ее жизни Фернандо. Отважный пират, храбрый рыцарь, смелый ковбой с внешностью Алена Делона. Впрочем, внешность время от времени менялась. Сегодня синеглазый, завтра Фернандо пленял Аню испепеляющим взглядом черных глаз. Не менялась только натура героя. Он был благородным, честным, готовым не раздумывая броситься в схватку против малейшей несправедливости. Она ждала его из морского похода, напряженно вглядываясь в линию горизонта. Или сражалась бок о бок с ним, разя врагов направо и налево. Порой Фернандо выходил из смертельной схватки едва живым, и Аня ночи напролет врачевала его раны. А самое главное – он любил Аню. Сильно и страстно. Да и как было не влюбиться в красавицу с густыми золотистыми локонами и огромными глазами цвета моря перед штормом?
Школьная жизнь также помогала забыть о Генке. Аня была капитаном команды КВН, вместе с подругой Лизой сочиняла смешные сценарии, выпускала стенгазету, пела в хоре и занималась в драмкружке. Выступления на сцене перед полным залом помогли преодолеть стеснительность.
Неуклюжесть и сутулость тоже куда-то исчезли. Бесформенные рубахи были заброшены, и Аня с удовольствием примеряла перед зеркалом очередную обновку – нарядную кофточку или платьице. И даже уговорила маму купить ей туфли на небольшом каблучке.
Тем временем некоторые одноклассницы умудрились перерасти Аню, и в строю на физкультуре она стояла теперь пятой или шестой. Встретив девочку перед началом выпускного учебного года, школьный библиотекарь Марина Сергеевна всплеснула руками:
– Аня, тебя не узнать! Похорошела, грация появилась. Советую поступать в театральный. Талантом-то тебя Бог не обидел.
Аня уехала в Москву и, легко преодолев конкурс в восемнадцать человек на место, стала студенткой модного в те времена историко-архивного института. В театральный не пошла – там все-таки был риск не поступить, а ей совсем не хотелось возвращаться домой, где ее никто не ждал.
– Аня, пойдем погуляем?
Симпатичный однокурсник Глеб, голубыми глазами и вьющимися русыми волосами напоминавший Есенина, заглянул в комнату девочек-второкурсниц.
Аня, нехотя оторвавшись от книги, вышла в коридор, чтобы не мешать разговорами остальным девочкам комнаты номер 410. Валя, полненькая и сероглазая хохлушка, шевеля губами, упорно заучивала наизусть отрывок из древнерусской летописи. Алена красила ресницы, глядя в небольшое круглое зеркальце. Остальные три девушки ушли по своим делам.
– Не хочется, Глеб.
– Воскресенье, чего в общаге торчать. Пошли в Сокольники! Солнечно, листья под ногами шуршат, настоящая золотая осень… В чем дело, Аня?
– Ни в чем. Просто не хочется.
– Ну как знаешь. Я тогда с Вовкой на Красную площадь поеду с болельщиками из Канады общаться. Потренируемся спикать по-английски. Их три тысячи приехало на матчи суперсерии «СССР – Канада». Может, самих знаменитых хоккеистов увидим, автографы возьмем. Давай с нами, Аня!
На это заманчивое предложение Аня тоже не согласилась, и Глеб, махнув с досады рукой, двинулся прочь от комнаты 410.
– Ты чего его бортанула, Белова? Какая муха тебя укусила? – спросила Алена, не отрываясь от карманного зеркальца, в котором пыталась в деталях разглядеть недавно сделанную модную короткую стрижку. С этой стрижкой она была похожа на французскую певицу Мирей Матье. – Весь прошлый год как два голубка рядом на лекциях сидели. Парень глаз на тебя положил. Глядишь, на пятом курсе предложение бы сделал.
– Да у нас скорее дружба, чем любовь. Мы и поцеловались-то всего два раза, в щечку.
– Не заливай! Дружба у них. Часами слоняться по городу в любую погоду, разговоры разговаривать, в кино в обнимочку сидеть, песни под гитару всю ночь слушать. А что в щечку целовал… Берег он тебя, соплячку семнадцатилетнюю. Семь лет разницы – это не шутка. Глеб и в армии успел послужить, и стаж рабочий набрать. Он основательный, ни словами, ни поцелуями зря не разбрасывается. Я эту породу знаю. Если полюбит, то на всю жизнь. И по тебе было видно – влюблена как кошка.
– Значит, разлюбила. Не хочу говорить на эту тему. Пойду-ка лучше постирушкой займусь.
Аня подхватила бельишко и пошла в умывальную комнату. Пока руки привычно теребили трусишки и лифчики в тазике с мыльной пеной, мысли в голове крутились, перескакивали с места на место, сталкивались, отряхивались и продолжали бег, иногда почему-то в противоположную сторону.
Удивительное все-таки место – Стромынка. Студгородок МГУ в Сокольниках, на улице с одноименным названием. Здание восемнадцатого века, бывшая богадельня екатерининских времен. Высоченные потолки, бесконечные коридоры. Такие широкие, что на велосипедах можно кататься. Некоторые так и делали. Поэт Евгений Евтушенко даже песню про Стромынку сочинил. «Когда я на Стромынке сквозь тихие снежинки шепчу „люблю…“» Музыка Давида Тухманова. Споры до утра, бардовские песни под гитару, стихи, любовь, ревность, попойки и драки, которые строго пресекал оперативный отряд комсомольцев. Кто не знает, тому не объяснишь. К семьдесят первому году студенты университета съехали в более комфортные условия, и стала Стромынка Ноевым ковчегом для учащихся одиннадцати московских вузов.
Ане вспомнилось, как встречали первый московский Новый год. Теплый такой, бесснежный, с лужами под ногами. Странно как-то встречали. Вот он и покатился, странный одна тысяча девятьсот семьдесят второй.
В конце декабря, сдав зачетную сессию, почти все обитательницы комнаты номер 410 разъехались по домам. Аня провожала Глеба на электричку. Он уезжал на север Подмосковья, в Савелово, встречать Новый год в родительском доме.
Они стояли на платформе и молчали. Был ранний декабрьский вечер, крупные хлопья косо летели в свете фонарей и таяли на мокром асфальте. Когда машинист объявил, что поезд отправляется, Глеб неловко обнял Аню, поцеловал в замерзшую щеку и запрыгнул в тамбур. Двери захлопнулись, и Аня, глотая слезы, побрела на автобусную остановку. Метро тогда в районе Савеловского вокзала еще не построили.