Мария Васильевна поджала губы.
– Сказать как есть? Городская, модная. Много об себе понимает. Ты какое-то слово не так сказал, а она поправила. Не пара вы.
Вековые сосны грели шершавые стволы на ярком солнце. Лес был наполнен щебетаньем птиц и белел полянками ландышей. От лесных ароматов у Ани закружилась голова.
– Ты бледная какая-то. Не выспалась? – озабоченно спросил Павел.
– Угадал. Я всегда на новом месте плохо сплю.
Она действительно долго не могла заснуть. Причиной было не только новое место, но и новые ощущения от Пашкиных поцелуев. Она никогда ничего подобного не испытывала. А ведь в старших классах школы многие ребята и девочки уже умели целоваться и ничего необычного в этом не находили.
– Хочешь, плащ-палатку расстелю, подремлешь? А я твой сон караулить буду. Вон как раз полянка солнечная.
– Нет, спать не буду. Голова разболится.
– Ну тогда просто посидим. А лучше продолжим вчерашний курс молодого бойца. Ты не возражаешь? Только чур не зажиматься.
Бросив плащ-палатку поверх обросшего мхом большого пня, Пашка сел, притянул Аню на колени лицом к себе и стал нежно целовать в губы. Постепенно поцелуи становились все более настойчивыми. Обняв Пашку за шею и закрыв глаза, Аня отдалась новым для себя ощущениям. Между тем его руки расстегнули кофточку, добрались до Аниной груди и чуть сжали упругие холмики. Пальцы легко прикоснулись к соскам и замерли.
– Можно? – охрипшим голосом спросил Пашка. Она его не остановила. Ей захотелось, чтобы прикосновения продолжались. Они незнакомо, но приятно будоражили.
Где-то вдали послышались голоса и лай собаки. Очнувшись, Аня быстро встала и застегнула кофточку. Пашка собрал вещи, и они, не глядя друг на друга, пошли по тропинке, ведущей в сторону города. Всю дорогу до дома они молчали.
Дом встретил их тишиной и запиской на столе: «Ушли к бабе Кате играть в карты. Обед в печи». О знаменитых чемпионатах семьи Росляковых по играм в дурака и козла Аня была наслышана от Павла.
– Я совсем не хочу есть. А ты? – быстро сказал Пашка. В его серых глазах Аня увидела то же выражение, как после фильма про Анжелику.
– Я тоже не хочу. Мне пора собираться на электричку.
Не отвечая, Павел запер входную дверь на ключ, повернув его в замке так, чтобы нельзя было открыть снаружи. Как пушинку, подхватил Аню на руки и понес в свою комнату.
– Не смотри! – просила Аня. Она лежала на спине совершенно обнаженная, а Пашка внимательно разглядывал ее всю.
– Ты сама не понимаешь, какая ты красивая. Можно я тебя обниму?
Он лег рядом и притянул Аню к себе. «Какие у него мускулы под кожей!» – залюбовалась Аня. Но ее не оставляло ощущение тревоги.
– А если родители придут?
– Печь горячая, значит, только что ушли. Раньше десяти вечера не явятся. Я их расписание знаю. Не боись, Анька. Два раза снаряд в одну воронку не падает.
Аня смущенно засмеялась и даже попыталась обнять Пашку в ответ.
Его губы, его руки… Павел как будто весь состоял из рук и губ…
Аня казалась себе маленькой от его прикосновений, она сжималась под его ладонями…
Он начал целовать ее осторожно, нежно, и Аня немного расслабилась. Это же просто поцелуи… которые меж тем становились все более глубокими и страстными… И вот уже она почувствовала его поцелуи на шее, потом ниже. Острый язык коснулся ее сосков, сначала левого, потом правого. Аня замерла. Дрожь охватила ее всю, до кончиков пальцев ног. А нежные крепкие пальцы уже ласкали и сжимали ее бедра, постепенно двигаясь к внутренней стороне. «Это совсем не так, как в книгах и фильмах», – некстати вертелось в голове у Ани. Она все еще пыталась анализировать происходившее.
Большая ладонь решительно раздвинула ее ноги… Это было непривычно и немного страшно, и Аня попыталась вновь вернуться в прежнее положение. Бдительные руки ласково, но твердо пресекли эту попытку.
– Ты моя неприступная крепость, – шепнул Павел. – Хочешь, я остановлюсь сейчас?
«Не знаю… Нет…» – сказали Анины глаза.
Их губы вновь соприкоснулись. У губ Павла был горьковатый вкус лесных трав. И от всего его обнаженного, как у дикого Фавна, тела пахло согретыми солнцем соснами, свежей зеленью и новой весной.
И теперь Аня сама захотела прижаться к его губам, к его сильному телу… ощущать его прикосновения.
Павел сделал какое-то неуловимое движение, и внезапно Аня оказалась под ним. Она чувствовала биение его сердца, чувствовала его всего, плотно прижатого к ней, и невольно стала отзываться на его движения. Это было ново, остро и вроде бы даже не страшно. И она уже почти не смущалась тем, что ноги ее широко раскинуты в стороны. Так надо.
Внезапно что-то больно разорвалось внутри, и Аня не смогла сдержать стона. Павел остановился, а потом, щекотно шепча ей в ухо неразборчивые слова, стал нежно целовать ее лицо, глаза, губы, грудь, каждый кусочек тела. Боли больше не было.
«Я люблю его, люблю, люблю…» – билось в голове у Ани.
Зачетная сессия, за ней экзамены. Любовь любовью, а без стипендии не выжить. И Аня изо всех сил старалась сосредоточиться на учебе. Хорошо, что обстановка комнаты 410 способствовала этому. Валя сдавала хвосты по курсовикам, у Алены даже были автоматы по нескольким предметам. До окончания битвы за стипендию ухажеры были задвинуты на дальний план.
Павел, как обычно, приезжал только на сдачу зачетов и экзаменов. Дома вовсю шли огородные работы, посадка картошки и прочая сельская жизнь, в которую Аня не вникала. Уединяться можно было только в парках, но, как назло, июньская погода напоминала октябрьскую. Холодные дожди, подгоняемые ветром, напрочь отбивали охоту обниматься на мокрых лавочках в дальних аллеях. Тяжелое время для влюбленных, которым нестерпимо хотелось быть вместе.
– Переживем, – старался убедить себя и Аню Пашка. – Осенью распишемся, снимем квартиру, и все будет хорошо. Я уже откладываю понемногу со стипендии, да твои экспедиционные заработки добавятся…
– Зачем расписываться, Паша? Нам рано создавать семью. Еще три года учиться. Можно и так… встречаться.
– Чтоб я таких разговоров больше не слышал! – сердился Пашка. – Ты моя женщина и будущая жена, я за тебя отвечаю, и по-другому не будет.
Вот за это Аня его и любила. Он, не колеблясь, принимал самые важные решения. Он был надежным, Павел. На всю жизнь. Такую, чтобы жить счастливо и умереть в один день. И даже то, что они были разными, ничуть не мешало будущему счастью. Противоположности притягиваются, говорят.
После экзаменов Аня уехала в археологическую экспедицию на Таманский полуостров. Жили в палатках на берегу моря. Ранним утром, до начала испепеляющей жары, выходили на раскопки. В ежедневном ворохе писем, которые приносили с почты дежурные, обязательно было одно или даже два письма от Павла. Строчки звучали Пашкиным голосом. Они были полны любви, тоски и ожидания встречи. Иногда даже попадались рифмованные строчки. Кто бы мог подумать, что Пашка начнет сочинять стихи. В тоске по любимому Аня перечитывала его письма множество раз.
Они расписались в начале октября в загсе на Преображенке, без колец и свадебных нарядов. В свидетели взяли друзей, стромынцев Алену и Вовку. Родителей ни жених, ни невеста в известность не поставили. Павел несколько раз пытался заговорить с матерью о браке с Аней, но неизменно нарывался на жесткий отпор. «Выкинь эту блажь из головы, – твердила Марья Васильевна. – Рано тебе жениться. Вот закончишь вуз, начнешь сам зарабатывать, тогда и обзаводись семьей. Но учти, что Аня твоя нам не нравится. Я это тебе еще тогда сказала, весной. Когда вы соловьев слушали. Она не от мира сего, в облаках витает. К тому же шибко умная. Я при ней чувствую себя дурилкой картонной. Тебе нужна девушка попроще, чтобы и картошку окучивать умела, и садом-огородом заниматься, и свиней кормить. Как раз к тому времени такая девушка и найдется».
Мать в семье Росляковых была главной. И подходящую девушку она уже для сына присмотрела. У соседей подрастала дочка, отвечавшая всем критериям.
Анины родители отнеслись бы к замужеству дочери не столь категорично, но она из солидарности с Пашей решила им тоже не сообщать о переменах в личной жизни.
В общем, брак получился тайным. Но молодоженов это не смущало. Им было хорошо в съемной однушке у метро «Коломенская». Аня с удовольствием примеряла на себя роль супруги – ходила в магазин за продуктами, училась готовить любимые Пашкины блюда, чуть ли не каждый день мыла полы, руками стирала белье. Перестала встречаться с подругами, ходить в театры, в кино и на выставки, вообще никуда не выходила без Павла, даже когда он уезжал к родителям. В одиночестве занималась хозяйством, готовилась к занятиям или читала книги. Стихи перестали сочиняться. Стихи ведь сочиняются на эмоциональном подъеме, в мятежном состоянии души. Аня же была спокойна и счастлива.
Из окон квартиры на пятом этаже открывался вид на Москву-реку в районе Южного речного порта. Гуляя по набережной, Аня и Пашка любовались нарядными речными трамвайчиками, восхищались мощью небольших буксиров, тащивших многотонные баржи. Промышленная навигация не прекращалась даже зимой. Ледоколы упорно проделывали водные пути для судов.
Весной вся округа зазеленела, запестрела желтыми цветами, и гулять стало особенно приятно. После длительной прогулки в парке «Коломенское», где веяло столь милой Павлу стариной, он даже согласился зайти в кафе-мороженое, находившееся в их же доме. Народу в будний день было немного, играла негромкая музыка.
– Я чувствую себя как разведчик на вражеской территории, – сказал Пашка. – Странно, но мне здесь нравится.
– Это же не рассадник разврата, Паша, – засмеялась Аня. – Обычная маленькая кафешка. Сюда мамы с детишками ходят мороженое есть. Здесь даже курить запрещено. Видишь плакат?
Как же они любили друг друга… Об этом можно было бы написать целый роман. Как изучали неведомую доселе науку любви, как учились чувствовать и понимать язык тел. Они были как первые люди на земле и не стеснялись друг друга ничуточки. Если кому-то из них доставался ходивший по рукам зачитанный до дыр, сотни раз распечатанный под копирку экземпляр книги «про это», просочившийся из-за рубежа, пара могла чуть ли не сут