ки провести, претворяя советы автора в жизнь.
– Паша, мне непонятно… вот это… про оргазм, – Аня как-то показала Павлу очередное пособие по сексу. – Слово какое страшное… Я должна ощущать оргазм… какая-то высшая точка… я не знаю, испытываю я его или нет.
– Ты меня любишь?
– Очень!
– Тебе хочется быть со мной?
– Ну ты же видишь! Но я не знаю, вдруг я какая-нибудь фригидная и не способна на оргазм.
– Глупостей не говори. Вообще ничего не говори. Иди сюда…
Каждый раз это по-новому… Вот ее накрывает сильная волна желания… Она ощущает это каждой клеточкой тела… Он медленно и нежно движется в ней… ей хочется глубже… Она в одном ритме с ним… Они как одно целое… ритм ускоряется… вспышка… еще… еще… ширится… Она улетает куда-то… теряет сознание…
– Паш, это было что-то невероятное… не могу объяснить…
– В тебе пробуждается женщина, Аня. Страстная, какой и должна быть настоящая женщина. Знаешь, я горжусь, что участвую в этом процессе. Не смейся, я серьезно.
Спальня, кухня, ванная комната, загородные поля и леса при случае становились полигоном их учений. Камасутра на марше, не успевшая перейти в нудную привычку или, того хуже, в обязаловку. Даже расставаясь насовсем, не смогли отказать друг другу в отменном постельном действе. На память, так сказать.
Во всем остальном более неподходящую пару найти было сложно, начиная с пресловутого несовпадения взглядов на жизнь и заканчивая ошеломительным несходством характеров. Но если и ссорились, то редко. Любая ссора сама собой угасала, стоило им только коснуться друг друга.
Идиллия разлетелась вдребезги ровно через год. Мать Павла, роясь в письменном столе сына, обнаружила его паспорт с отметкой о браке, причем годичной давности.
– Такой подлости от родного сына я не ожидала! – Марья Васильевна трясла паспортом перед лицом Пашки. – Почему не сказал?
– Ты бы все равно не разрешила.
– И теперь не разрешаю. Или разводись с ней, или ноги твоей не будет в нашем доме. Живи где хочешь, а про нас забудь. Ты нам больше не сын.
Она била по самому больному. Пашка любил, обожал, боготворил родной городок, он не представлял себе жизни где-то в другом месте. В любом другом месте он задыхался как рыба, выброшенная на берег. И родителей любил. Он очень надеялся, что мать сможет смириться с его выбором. Отцу, в принципе, было все равно. Он работал слесарем в депо, дома его всегда ждали вкусный обед под стопочку водки, кино по телевизору, игра в карты на пару с женой, а в выходные в компании родственников. Но у него и в мыслях не было пойти против воли супруги.
Павлу виделось, что, окончив вуз, они с Аней обоснуются в Ярославце. Отдельно от родителей, конечно. Сначала в съемной квартире, а со временем обзаведутся своим жильем. Аня не возражала. Куда муж, туда и она. Можно будет наконец родить ребенка. Мысли об этом посещали ее все чаще. Пашка мечтал работать в местной газете и уже посылал туда заметки, отредактированные Аней. Некоторые даже были напечатаны.
– Но у меня нет причин для развода. Аня прекрасная жена, мы любим друг друга.
– Придется разлюбить, если не хочешь нас потерять.
– Но это же невозможно…
– А ты ссорься. Начинай придираться к мелочам. То суп невкусный, то носки не заштопаны, то белье плохо поглажено, то долго в магазин ходила. Раздувай скандал до небес, на примирение не иди, хлопай дверью и уезжай обиженным. И не заметишь, как втянешься. Я дважды повторять не буду. Выбирай. Или мы… или она.
У Марьи Васильевны была скверная привычка. Она переставала разговаривать с провинившимся домочадцем и молчала до тех пор, пока провинившийся не заглаживал вину, то есть не выполнял всех ее требований.
Теперь Пашку, который приезжал на выходные домой, встречало недоброе молчание матери.
И Пашка сломался. Только Аня об этом не знала.
И недоумевала, почему ее любимого как будто подменили.
После месяца непрерывных ссор, возникавших на пустом месте, и Аниных слез, невероятно зливших Пашку, он совсем перестал появляться в квартире на «Коломенской».
– Пашка с Анькой разругались, – шептались между собой однокурсницы, – на лекциях сидят врозь, в перерывах не общаются. Анька такая грустная, прямо убитая горем. Какая кошка между ними пробежала? Пытались расспрашивать, молчат как партизаны.
А потом Павел привез в институт объемистую авоську и при всех отдал ее ошарашенной Ане. Из авоськи торчали Анины резиновые сапоги, домашняя одежда, в которую она переодевалась, когда оставалась на ночь в Ярославце, косметичка и прочие мелочи. Марья Васильевна собрала все, включая зубную щетку. Чтобы духа ненавистной девки не было в ее доме.
Аня выбежала во двор и зашвырнула авоську в мусорный бак. Потом вернулась в аудиторию, забрала сумочку и ушла. Больше в тот день она на лекциях не появлялась. Не пришла она в институт и на следующий день.
Стромынские подруги, Алена и Валя, приехали на «Коломенскую» с пирожными от «Большевика» и бутылкой сухого вина. Аня умыла заплаканное лицо, на скорую руку сделала салат, отварила картошку, нарезала колбасы и сыра.
– Уютненько тут у тебя, – оглядела квартиру Алена. – И что, давно не появляется?
– Почти месяц, – вздохнула Аня, и слезы опять покатились у нее из глаз.
– А если появится, примешь с распростертыми объятьями?
– Не знаю…
– Вот что, подруга. Собирай-ка вещички и переселяйся обратно на Стромынку. Койко-место тебя второй год дожидается. Или намерена и дальше платить бешеные бабки за квартиру, сидеть в одиночестве и ждать, пока мамка твоего Павла из-под юбки выпустит? Такая не выпустит, не дождешься. А на Стромынке мы живо тебя в чувство приведем. Тебе еще неполный двадцать один, а уже нахлебалась семейной жизни.
– А давайте выпьем за окончание плохого периода в жизни Ани и за начало ее новой жизни! – предложила Валя.
Тост был принят, и девушки пригубили болгарский «Рислинг».
– Видел бы меня сейчас Павел, – грустно усмехнулась Аня, – сразу бы устроил скандал за то, что пью вино. Он спиртного в рот не берет и даже не курит.
– Что, и бокал сухого нельзя? – изумилась Валя. – От такого бежать надо без оглядки. Так что все к лучшему, как вы считаете, девочки?
Стромынка не подвела. Что-что, а вытаскивать из депрессии она умела. Вновь возникли из небытия театры, концерты, выставки, дискотеки и вечеринки. И жизнь, не спросив у Ани разрешения, сделала крутой вираж и понеслась вперед с немыслимой скоростью.
Пару месяцев спустя после Аниного возвращения Алена познакомила девушек с Иваном, студентом Энергетического института. А тот вскоре привел друга Александра. Саша был старше Ани на три года и уже работал в закрытом НИИ. В почтовом ящике, как тогда говорили. Главное, он был руководителем и фронтменом одного из многочисленных самодеятельных московских вокально-инструментальных ансамблей. Ребята гордо именовали себя рок-группой, репертуар которой состоял из композиций зарубежных авторов, а также хитов советской эстрады. «Прямые проспекты и башни старинные – это Москва, громады высотных домов и Неглинная – это Москва…» – зал самозабвенно пел вместе с артистами.
Население комнаты 410 приняло боевую стойку. Было на что посмотреть. Высокий, волнистые каштановые волосы до плеч. Глубокие темно-карие глаза. Грустные, как у умной собаки. Ане сразу бросилось в глаза его сходство с Генкой, предметом ее школьной любви. А с мифическим испанцем Фернандо совпадение было вообще стопроцентным. Но парень имел серьезный недостаток – он был женат и даже успел обзавестись ребенком. Жизнь молодой семьи, как по секрету доложил Иван, не была счастливой. Жена Галя ревновала Сашку к каждому столбу и закатывала скандалы по поводу и без повода.
– Вряд ли без повода, – безапелляционно заявила Алена. – Артист, красавец, девки прохода не дают, как удержаться? Небось гуляет от жены направо и налево.
– Да нет, это не про Сашку, – возразил Иван. – Он домашний, семья для него – святое. Сынишку обожает, Димку, ему годик всего. И бабушка у него из старых москвичек, в церковь Елоховскую ходит, на Бауманке. А вообще… Галка со своей паранойей дождется, что Сашка на самом деле ей изменять начнет. Сколько можно напраслину терпеть?
Они притянулись друг к другу, как заблудившиеся в ледяной пустыне. Как утопающие, хватающиеся за соломинку. Как два одиночества, неприкаянно бродившие по Москве. Каждому из них отчаянно не хватало тепла. Им нравились одни и те же книги, одна и та же музыка. И оба чувствовали себя как рыбы в воде в бешеном ритме огромного мегаполиса.
Долгие часы разговоров и объятий в чужих подъездах. Спонтанные встречи, когда каждый знал, куда надо идти, чтобы встретить другого. Безумие никому не нужного и им самим не понятного романа, не имевшего никаких перспектив, но ни в какую не желавшего заканчиваться.
А то, что интеллигентно называется интимной близостью? Ну да, как же. Торопливые соития в неподходящих местах, отравленные ощущением, что кто-то вот-вот застукает. Это не близость, а просто способ напомнить самим себе, что они вместе, что они принадлежат друг другу.
– Куда тебя несет? – отчитывала Аню Алена. – Ты Сашке совсем не пара, опомнись. У вас нет будущего.
Аня и сама это знала. Но была не в силах вот так взять и отказаться от Саши. Это значило вырвать кусок из души.
Рок-группа Александра Углова играла на вечерах в родном НИИ. Иногда ее приглашали выступать в вузах, на предприятиях, в маленьких домах культуры в составе сборных концертов к очередному празднику. После концерта ребята оставались играть на танцах. Алена с Иваном, Аня и еще несколько друзей и подружек были группой поддержки молодых музыкантов. На одном из таких мероприятий Ане показали Галю, жену Саши.
Миниатюрная брюнетка, не достававшая Саше до плеча. Сероглазая, с прямыми и коротко стриженными волосами. Симпатичная, если бы не выражение лица. Она подозрительно и с нескрываемой злобой разглядывала каждую девушку в зале, а в перерывах между танцами что-то сердито выговаривала мужу. Галя, конечно, была не в курсе взаимоотношений Саши и Ани. Но у Ани больно кольнуло в сердце. Разлука неизбежна, это только вопрос времени.