В стромынском коридоре Аню остановил Глеб.
– Послушай, Анечка, я давно хотел с тобой поговорить.
– Проехали, Глеб! – только и смогла сказать она парню, в которого была без памяти влюблена на первом курсе.
– Хотя бы объясни мне, по какой причине ты вдруг стала меня игнорировать.
– Тебе это так важно? Ладно, объясню. Когда я была в стройотряде, ты не ответил мне на открытку с поздравлением на день рождения. И вообще ни одного письма не прислал. Мне было обидно.
– Какую открытку? Я не получал никакой открытки. И как я мог тебе писать, если адреса твоего не знал? Ведь можно было все выяснить, а не обрубать резко. Это же просто недоразумение. А потом это твое скоропалительное замужество. Будто назло мне. Я сам виноват, не надо было тебя отпускать…
– Проехали, Глеб. Ты не виноват. Просто тогда я была глупая, ничего в жизни не понимала и обо всем судила слишком категорично. Давай не будем ворошить старое.
Вскоре Глеб женился на девушке, приехавшей на курсы повышения квалификации из Ташкента. Она была его ровесницей и преподавала английский язык в тамошнем университете. После окончания вуза Глеб уехал с женой в Ташкент.
Добрые люди доложили Павлу, что у Ани появился другой. И он, до этого демонстративно не замечавший Аню, тут же прибежал на Стромынку. Вернись, я все прощу, без тебя никак. Мы же еще официально не разведены. Если не вернешься, брошу институт, завербуюсь на Крайний Север, пропаду там в снегах, замерзну, как ямщик из песни, и это будет на твоей совести. Шантаж неприкрытый, но мало ли… Аня испугалась.
Девушки тактично удалились, кто в читальный зал, кто в булочную. Они были одни в комнате номер 410. Аня стояла у окна, Саша присел на краешек Аниной кровати.
– Саша, нам надо расстаться, – слова давались Ане с трудом. – Давай все же попытаемся сохранить наши семьи. Галя тебя любит, я видела…
– В одну воду дважды не войдешь, Аня. Подумай, нужна ли тебе эта попытка. Я не о себе беспокоюсь. Если тебе не хочется со мной встречаться, так и скажи. Я пойму. Прошу, не пытайся оживить то, что умерло. Толку не будет, поверь. Я, наверное, все же решусь на развод с Галей. Скандалы достали. Меня останавливают лишь ее угрозы, что не даст мне видеться с Димкой. Но это я от нее уже сто раз слышал и думаю, что можно будет найти какой-то выход…
– Я все решила, Саша. Прости.
Они даже не попытались приблизиться друг к другу, сесть рядом, обняться. Как будто боялись, что если обнимутся, то расстаться уже не смогут. Ссутулив плечи, Саша вышел из комнаты. Аня заставила себя не побежать следом. Когда за Сашей захлопнулась дверь, она просто упала на кровать лицом вниз. Душа болела нестерпимо. Ведь она своими руками вырвала из нее кусок.
Начало выпускного курса Аня и Павел вновь встретили на съемной квартире. На этот раз у метро «Красносельская», недалеко от Комсомольской площади. Теперь окна квартиры выходили на пути Ярославского вокзала. В квартиру залетали гудки электровозов и тепловозов, свистки электричек и громыхание составов по рельсам. Слышались объявления по вокзальному радио и переговоры диспетчеров. Аня быстро привыкла к специфическому шуму. Не хуже, чем на Стромынке, где в пятом часу утра под окнами гремели трамваи, выходя в рейс из депо имени Русакова.
Супруги дали друг другу слово не припоминать старые обиды. Это не помогло. Обиды припоминались, Пашкины скандалы продолжались. Поводом для них теперь была еще и ревность к Саше.
Весной Павел стал чаще уезжать домой без предупреждения. Но Аня не сидела, как прежде, одна в квартире. От «Красносельской» до Стромынки было рукой подать, но ее туда не тянуло. Не хотелось ей и в парк «Сокольники». Она снова стала пропадать в старых московских переулках, и ее одиночество, ранний март и все понимающая Москва плавно перетекали в стихи.
Не уходи, пусть этот сон хороший
Продлится ну хотя бы на мгновенье.
Я каждый день ищу тебя в толпе прохожих,
Мне одиноко, словно в замке привиденью…
Однажды, проходя мимо кинотеатра Повторного фильма у Никитских ворот, Аня наткнулась взглядом на афишу знаменитого фильма Франко Дзеффирелли «Ромео и Джульетта» и сразу же пошла в кассу за билетом. На премьере этого фильма осенью семьдесят второго года побывала вся Москва. Кроме Ани. То было время разрыва отношений с Глебом, одиноких блужданий по Москве и начала романа с Павлом, который не любил ходить в кино.
Выйдя из кинозала в слезах, Аня вновь зашла в кассу кинотеатра и взяла билет на следующий сеанс.
Алена занималась приготовлениями к свадьбе – Иван сделал ей предложение. Для торжества сняли целое кафе. Все друзья-студенты были приглашены. Компания скинулась на шикарный чайно-столовый сервиз, который Алена выбрала сама. Павлу невеста попыталась вручить приглашение лично.
– Спасибо за приглашение, конечно. Но я не приду. Хочешь знать причину? Видеть не желаю вашу компашку, – заявил Павел. – Анька пусть сама решает, но я бы ей не посоветовал.
И Павел демонстративно вышел из аудитории.
Алена так и осталась стоять с приглашением в руках.
– Он как был грубым и неотесанным, так и остался, твой Пашка, – возмущенно говорила Алена Ане. – Как будто я вас не на свадьбу приглашаю, а на какую-то аморалку. Можно же было вежливо отказаться. Ты хоть придешь? Все же лучшая подруга…
На свадьбе Ивана и Алены веселье било ключом. Группа Александра Углова была гвоздем программы. Музыканты старались, молодежь танцевала, взрослые родственники жениха одобрительно на нее смотрели. Воронежскую родню Алена на свадьбу не позвала. Даже родителей. Она теперь москвичка, нечего всякую деревню в столицу тащить.
Поправляя макияж и прическу перед большим зеркалом в холле, Аня даже не увидела, а почувствовала, что к ней приближается Саша. Она застыла. Сердце билось где-то в горле, ей стало не хватать воздуха.
– Как ты? – тихо спросил Саша. – Вижу, что плохо. Мне тоже.
Аня не успела ничего ответить. В холл, цокая каблучками, вбежала Галя и, схватив мужа за руку, потащила в зал, крича на ходу, что перерыв закончился и гости требуют танцев.
Павел, сказав, что уезжает домой на неделю, вернулся уже через два дня. Его движения были неуверенными, его мотало из стороны в сторону. От него сильно пахло водкой и табаком.
– Одна? – делано удивился Пашка. – А что, любовничек уже ушел? Не ври, что не встречалась с ним на Ленкиной свадьбе.
– Паша, что с тобой? Ты пьяный? – встревожилась Аня. – Ты же никогда не пил и не курил.
– А теперь запил и закурил. Назло матери. Это она нас с тобой развела. Я приехал домой, сел за стол, открыл бутылку водки и прямо на ее глазах выпил стакан. А потом закурил папиросу. «Беломор». Она визжала на всю улицу. Так ей и надо. Она разлучила нас с тобой, Аня. Она разбила мою жизнь. Нашу с тобой жизнь. Я ей так и сказал. Все так и сказал, прямо в лицо. Она говорила, ты таких Анек себе найдешь не один десяток. Не найду. Мне другие Аньки не нужны. И Лидки не нужны тоже. Без тебя мне нет жизни. И с тобой теперь тоже жизни нет. Ты ведь любишь этого хлыща московского, Сашку. Рассталась с ним ради меня, а все-таки любишь. Ненавижу! Так бы и задушил…
– Души, Паша, – Аня села рядом на диван и подставила шею.
Пашка посмотрел на Аню безумным взглядом и сделал неуклюжую попытку ее обнять. Его широкие плечи сотрясали рыдания.
Аня аккуратно высвободилась, принесла крепкого чаю с лимоном и постелила Павлу на кухне. В эту ночь они впервые спали врозь.
На другой день, съев завтрак, приготовленный Аней, и выпив крепчайшего черного чаю, Пашка поднялся из-за стола, собираясь уходить. Но потом вдруг шумно вздохнул, сел и заговорил:
– А я ведь с Лидкой переспал. Чтобы тебе отомстить. Она в меня влюблена как кошка. Пришел к ней, и она сразу же все позволила. Да еще девушкой оказалась. Везет мне на девушек.
– Зачем ты так, Паша? Не любя… Она ведь тоже из маленького городка, из Владимирской области. Как ей теперь замуж выходить? Еще одна судьба поломана… Рассказывала как-то, что на родине у нее жених есть.
– Да сдуру. Пьяный был. И вел себя с ней грубо, как скотина. Не то что с тобой в тот раз. Помнишь?
– Еще бы не помнить. Ты был сама нежность. И я благодарна тебе за это. Я тогда подумала, что у тебя богатый опыт в любовных делах.
– Какой там опыт! Несколько визитов к Зинке, женщине свободных нравов. Зинаида денег не брала, она просто любила это дело. К ней все ребята ходили азы осваивать. Она говорила: «Если целка попадется, с ней надо аккуратно, как с хрустальной вазой». Грубо, но точно. Но дело даже не в Зинкиных советах. С тобой я по-другому не мог. Любил тебя дико и хотел, чтобы ты стала моей, чтобы ты не оттолкнула меня. Честно сказать, я и сам боялся этого первого раза. А еще боялся, что ты заметишь, что я боюсь. А потом мы с тобой уже вместе учились. Ты ведь об этом не жалеешь, правда?
– Мне было хорошо с тобой, Паша. Вот только очень больно, что ты меня предал.
– Думаешь, мне приятно чувствовать себя последней сволочью? – выкрикнул Пашка. И надолго замолчал. Аня тоже молчала.
– Ань, может, не будем пока оформлять развод? – вдруг тихо сказал Пашка и осторожно погладил Анину ладонь. – Ты же не побежишь сейчас замуж. Я тоже жениться не побегу. А время, говорят, все лечит… Уедем куда-нибудь подальше, в другой город…
– Нет уж. Развод так развод, Паша. Не хочу отрубать хвост по кускам. Да и не сможешь ты жить нигде, кроме своего Ярославца.
После окончания вуза каждый пошел своей дорогой.
Ане, как редкому специалисту в скорописи семнадцатого века, предложили работу по расшифровке рукописных фолиантов в архиве древних актов.