Врачеватель исчез из их жизни после звонка его супруге, а бывшая жена Игоря затаилась, выжидала подходящее время и готовила детей к нападению.
Кира много раз возвращалась к этому периоду, когда, ослепленная любовью к мужчине, не видела дочь, отделила ее от своей жизни, как будто бы Машеньке не нашлось места в сияющем круге тех дней. Росла себе и росла, вроде бы с матерью, но по факту оставалась в стороне от материнской любви. Каждую секунду Кира посвящала мужу. И он не противился этому, купаясь в любви и восхищении женщины, ради которой он оставил своих детей. Но дети его не осиротели: осиротела дочь Киры, оставшаяся теперь еще и без матери. Игорь иногда делал замечания Кире:
– Ты слишком строга с ней.
– Взрослая уже, должна жить правильно.
Может быть, такой жесткий подход к воспитанию Кира выбрала из-за нехватки денег, чтобы девочка не просила ничего лишнего ни в одежде, ни в еде. Ее сверстницы давно щеголяли в модных обновах, а она терпеливо ходила в том, что покупала мать. Как-то Машенька заикнулась о новой юбке, но наткнулась на недовольный взгляд матери и замолчала. Деньги, полученные при увольнении, ушли на переезд в другой город.
– Не надо искать работу, рассылать резюме, клянчить место начинающего клерка, – сказала твердо Кира, – я знаю, что нам надо сделать.
– Молодец, – поцеловал ее Игорь, согласившись с идеей жены.
Консалтинговая фирма «Советник» открыла свои двери ровно через месяц после этого разговора. Рекламное агентство поместило их логотип с текстом, который составила Кира. Суть работы заключалась в том, чтобы помочь компаниям правильно составлять прошения на государственные субсидии для развития науки и социальных программ. Игорь знал специфику предстоящей работы, как и Кира, прежде работавшая в крупном издательстве. «Кто? Когда? Где? Почему? Каким образом?»
Волшебная формула с анализом и прогнозом на будущее привела им первых клиентов, которые искали правильные решения до того, как засветиться на государственном уровне. «Советник» был одной из немногих компаний в своей области и быстро набирал обороты. Вместе с этим Кира и Игорь начинали закрывать дыры в семейном бюджете. Кира работала постоянно. И в гонке за новыми клиентами почти не видела дочь, которая стала взрослой и самостоятельной. Она росла и отдалялась от матери. Исчезли в прошлом совместные вечера со взрывами смеха и разными играми, пропасть между ними становилась все глубже, а отношения холоднее: как будто выдуло тепло и дом остыл.
И с Кирой происходило что-то неладное. Она впала в какое-то странное состояние отчуждения от всех и всего происходящего: не замечала, как на улице буйствовала весна, расцвечивая небо яркими синими облаками, в окно подглядывала лукавая сирень и кивала радостно набухшими почками, чтобы однажды выстрелить гроздьями соцветий. Ей казалось, что она в стеклянной банке, вялая и сонная, просыпавшаяся от желудочных болей и тошноты с рвотой. Любая еда вызывала отвращение. Самое удивительное, что ее тошнило от запаха, который исходил от Игоря. И вид, его довольный вид, вызывал глухое раздражение, с которым не могла справиться. И Кира испугалась.
– Онкология, – предположила она и зарыдала. – Машенька осиротеет, останется одна в то время, когда ей так нужна будет помощь: переходный возраст, первая любовь, мальчики, все пройдет без матери.
Кира плакала и вспоминала, как жила одна, как тяжело справлялась с бушующим женским телом весной и летом, зимой и осенью, со всеми временами года, умноженными на пять лет. На рассвете почти каждого дня в зыбком сне она чувствовала, как сладко тянет внизу живота, стонала и просыпалась от томления во всем теле. Садилась на край кровати, спускала ноги на холодный пол и медленно брела в ванную, где приходила в себя под струей холодного душа. Прямая как струна, пытаясь скрыть страдания от окружающих, ходила с улыбкой на работу и не смотрела по сторонам: шаг влево и шаг вправо, никаких лирических отступлений, потому что боялась замарать репутацию, ведь грязь, как эстафета, может перейти к дочери и останется клеймом навсегда.
В тот год Кира решила заняться бегом трусцой. В шесть утра натягивала на себя спортивную одежду и ныряла бесстрашно в темноту. Вдогонку с ней бежала неуклюжая тень, подпрыгивая и размахивая руками. Через полчаса пробивался рассвет, и она нарезала круги с удовольствием, пробегала положенные километры вдоль огромного школьного здания и стадиона. Удивительно, но бег трусцой разгонял застоявшуюся кровь между бедер и поднимал настроение. Предутренний час заряжал организм энергией, и Кира легко начинала день: готовила завтрак, прибирала постель, проветривала комнаты, провожала дочь в школу и бежала на работу. Кира знала, в каких мучениях умирают больные онкологией, боялась после смерти отца с таким же диагнозом: рак съел его быстро и за каких-то полгода уложил в гроб. Она даже плакать не могла, глядя на худое лицо отца, ставшее холодным и незнакомым. Кира вспомнила врачевателя, который говорил, что язва желудка чаще всего переходит в онкологическое заболевание, срочно позвонила в клинику и записалась на прием. Отложив все дела, приехала вовремя и стала ждать приема, дрожа от тошноты и дурного предчувствия. Вскоре ее пригласили в кабинет. Она легла на кушетку и начала со страхом ждать приговора. Мягкие пальцы врача осторожно прощупали область живота, задержались в нижней части брюшной полости, слегка надавили и отпустили, спустились к матке и вновь задержались.
– К гинекологу вам надо, беременность.
– Но это невозможно, – пролепетала Кира, – я бесплодна.
– И кто вам поставил такой диагноз?
Кира машинально взяла направление и попыталась вспомнить свои последние критические дни. Мысленно просчитала менструальный цикл и побледнела. Опростоволосилась как девочка, прозевала. Как стыдно! В ее возрасте ходить с выпирающим животом. Что скажут знакомые, как объяснить Машеньке, ставшей уже совсем взрослой? А Игорь? Может подумать, что она захотела родить, чтобы женить на себе. Вечером, когда Машенька ушла спать, она бесцветным голосом сообщила новость. У Игоря побледнело лицо. Он смотрел на нее, не произнес ни одного слова. Потом бережно обхватил Киру и осторожно прижал к себе.
– Что делать?
– Как что? Рожать сына!
– Старовата я.
– И непонятлива, – радостно засмеялся он.
Маша глянула на мать с удивлением: «Не поздновато ли? После тридцати семи лет женщинам опасно рожать, да и дети чаще всего появляются на свет неполноценными».
Не успев ответить дочери, Кира побежала в туалет. Токсикоз, отвратительный и безжалостный, выворачивал ее наизнанку. С утра, только проснувшись, бежала к унитазу и пыталась справиться с приступами отвратительной рвоты желчью. Когда-то в больнице ей ставили теплую грелку под правый бок на сорок минут, чтобы желчь не застаивалась. Соседка подтрунивала: «Вспомни противного человека, и она сама потечет как из крана без грелки». Кира смеялась и вспоминала главного редактора, донимавшего ее своими ухаживаниями. Сейчас и вспоминать никого не надо было: она выплескивалась безостановочно, обжигая рот.
Из туалета в ванную, из ванной на кухню, где Игорь стоял на посту со стаканом морковного сока в руках. Он старался. Старался облегчить ее страдания и помогал как мог: покупал свежие овощи, беспрерывно проветривал комнаты, пытался уберечь жену от запахов жареного и пареного.
Вскоре и Машенька присоединилась к нему. Однажды решила приготовить салат, когда-то любимый матерью. Натерла морковь с яблоком и добавила майонез с чесноком.
– Вкусно выглядит, – обрадовался Игорь, набрал в рот полную ложку, медленно разжевал и с трудом проглотил, – странный вкус, наверное, майонез несвежий.
– Мылом воняет, скользко во рту, ой, пена пошла! – закричала Кира и выбежала из комнаты, зажав руками рот. Пока она плевалась и возмущалась, что ей попались куски мыла, дочь вспомнила, что забыла помыть терку после опытов: изобретала душистое мыло из разных сортов. Игорь подмигнул ей и прижал палец к губам. Чего ругаться, он уже съел свою порцию, вторая полетела в мусорное ведро. Теперь в семье стали осторожнее относиться к кулинарным способностям Машеньки и право снимать первым пробу брал на себя Игорь. Они шутили и смеялись, старались поддерживать Киру. И действительно ей становилось легче с ними.
К концу девятого месяца Кира еле передвигалась. Оглядывая свою странную фигуру, вспоминала, как зимой детьми лепили снежную бабу: катали несколько шаров из рыхлого снега. На самый большой ставили второй, поменьше, и на него третий, еще меньше. Сверху нахлобучивали перевернутое ведро, из морковки, картофелин и ломтиков свеклы изображали нос, глаза и рот. Кира стала похожей на ту бабу с пустым ведром на голове. Ведро потихоньку звенело от страха. Ей мерещилась смерть, которая будет караулить во время родов. Не зря говорят, что беременная женщина стоит одной ногой в могиле. Может быть, поэтому организм сопротивлялся рожать и терпел изо всех сил, перешагнув все сроки. В итоге врачи на консилиуме решили сделать кесарево сечение. Собрала нужные вещи, потом решила искупаться. Игорь осторожно усадил ее в ванну, открыл теплую воду и начал осторожными движениями проводить намыленной мочалкой по огромному животу, груди и согнувшейся спине жены. Затем шампунем помыл ей голову и засмеялся, ополаскивая длинные волосы:
– Будем рожать?
– Будем, – шутливо ответила она, глядя из-под струи воды.
И вдруг охнула. Резко оттолкнула руку Игоря и застонала. Игорь перепугался:
– Любимая, только не здесь, только не в ванной, потерпи.
– Дай полотенце.
Кое-как одев жену, Игорь помчался заводить машину, затем побежал назад домой за Кирой, радуясь, что она не родила в ванной. «Терпи, милая, терпи до роддома», – оборачивался к стонущей жене и смотрел на дорогу, которая казалась бесконечной. Вскоре появились больничные корпуса, и он вздохнул с облегчением. Игорь, принявший решение быть с женой рядом, страдал так, как будто схватки терзали его. «Да что это такое! Неужели нельзя помочь?» – возмущался он, не зная, как помочь ей. Роды были долгими. Ему казалось, что мучения Киры никогда не закончатся, он беспомощно смотрел то на ее живот, то на врачей, которые шептались и произносили непонятные слова. Их перешептывания пугали его больше криков жены, наверное, случилось что-то непоправимое. Кира опять закричала, закричала особенно пронзительно и страшно, и вдруг она внезапно замолчала. Игорь ужаснулся, но вдруг опять раздался крик, другой, требовательный и громкий. Это закричал сын. Он родился на рассвете нового дня, в четыре часа утра пятнадцать минут.