У меня самого не возникает вопросов — кроме тех, как приготовить какое-то блюдо, как куда-то добраться или как починить магнитофон. Это механические, бытовые проблемы, и у них есть фактические, бытовые решения или ответы. А на метафизические вопросы не существует никаких ответов, и никто не может на них ответить. Я точно не могу, и меня даже не интересуют вопросы типа «Существует ли Бог?», «Есть ли у жизни цель и смысл?» и тому подобное.
Так что когда я сталкиваюсь с такими вопросами, я или нахожу способы с ними разобраться, или просто отмалчиваюсь. И произойдёт одно из двух. Если я не буду говорить, будет безмолвие, и само это безмолвие как-то повлияет на окружающих; а если нет — то нет, и это уже не моя проблема. Просто где-то сидишь и смотришь на мир с изумлением и просто заботишься о теле, вот и всё. Судьба здесь больше не действует — в том смысле, что с причиной и следствием покончено. Когда выходишь за рамки этого, входишь в это состояние. Нет никаких идей, никаких образов. Я смотрю на цветок, на проезжающий «мерседес», на то, как желтеют листья, и меня переполняет изумление — как ребёнка. Это единственное, что я ей (Валентине) говорю. Но сколько так может продолжаться? Возможно, нужно перестать разговаривать; иначе ей всё это надоест и завтра она сядет в первый же поезд. (Валентина протестует и говорит, что она не жалуется на скуку или усталость, и все смеются.)
Можете ли вы смотреть на цветок, никак его при этом не называя? Нужно это пережить, и тогда увидишь смысл в том, что говорил этот парень (Дж. Кришнамурти) или ещё кто-либо, или даже о чём говорили дзэн-буддисты — не те, кто практиковал дзэн-буддизм или медитировал, чтобы попасть в это состояние, а изначальные учителя, великие религиозные наставники, и парни типа святого Франциска Ассизского. Не те монахи, которые создали все эти громадные организации и оперировали в сфере опыта, переживаний. Это было для них достаточно, потому что они не могли выйти за их пределы, за пределы переживающего ума, и они построили всю эту сверхструктуру, и теперь у них везде огромное число последователей.
В упанишадах говорится о четырёх стадиях, или состояниях: брахмадаршана — [пребывание] внутри; брахманубхава — переживание, и брахмасакшаткара — то состояние, в котором, как кажется, нахожусь я. Первое — внутри, второе — переживание, а третье — состояние бытия. И всё же, согласно упанишадам, есть ещё одно состояние, четвёртое (турия), где нет ни наблюдаемого, ни наблюдателя (смеётся).
Индусы достигли кульминации мысли. Невозможно пойти дальше того до чего додумались некоторые из этих индийских мыслителей (смеётся). Но какая в этом ценность? В Индии живёт 500 миллионов человек, и они говорят, что религиозны. Но мы не знаем, куда они идут, что они делают. В любом случае вы туда идёте и, возможно, вам удаётся стать каким-то оазисом или зажечь где-то какую-нибудь свечу. Однако я вижу в этом трудность. Я правда не знаю. Ввести человека в такое состояние — видимо, единственная цель этого так называемого просветления — если такое вообще существует. Так что мне нужно это понять, открыть для себя или вообще молчать. И случится одно из этих двух.
Это всё на сегодня. Закончили. В любом случае, большое спасибо.
Хислоп: Спасибо огромное.
2
Природа ума и чистое сознание
Хислоп: Вы говорили, что когда есть это осознавание, оно меняет абсолютно всё. Что это такое — это осознавание?
Юджи Кришнамурти: Когда ты делаешь вдох, что происходит? Ты ощущаешь, как кровь течёт по твоим венам. Когда ты делаешь вот такое движение (двигает рукой), ты осознаёшь, как она функционирует, и это вовсе не значит, что кто-то за ней наблюдает. Это своеобразный вид осознавания, и это единственное, что у тебя есть. Когда ты ложишься, не приходит никаких мыслей, есть только осознавание. Но когда появляется мысль, она подобна фотодетектору — не то чтобы кто-то знал эти мысли, — и осознавание обрывается. Это всего лишь аналогия. Когда откуда-то приходят мысли, в твоём слушании, или в твоём осознавании, возникает прерывание. Это то, как ты замечаешь мысль, — нет другого способа знать мысли.
Хислоп: Я не понимаю.
Юджи: Хорошо. Давайте представим, что ты лежишь, ты в состоянии безмолвия. Всё тихо, и ум не функционирует, так как нет никаких мыслей. Ум, который ты строил на протяжении сорока или пятидесяти лет, который стал очень острым, низвергается до состояния слуги. Он больше не диктует, что ты должен видеть, слышать или осознавать. Но когда ты сам того хочешь или когда кто-то задаёт вопрос, ум доступен в качестве слуги; он слушает твои указания. Все эти знания, приобретённые на протяжении многих лет, всегда присутствуют на заднем фоне. И есть только одно осознавание — абсолютное, тотальное осознавание всего внутри и вовне. Если ты ни на что не будешь смотреть, если ты закроешь глаза и заткнёшь уши, то не будет ничего кроме того, что происходит внутри. Ночью ты без всякого стетоскопа слушаешь биение своего сердца. Ты смотришь на то, что происходит в твоих лёгких, в сердце, в диафрагме, и ты слышишь собственный пульс без необходимости его щупать. Это поразительно. Ты можешь так жить до конца твоей жизни. Каждый день ты замечаешь что-то новое. Ты просыпаешься утром, и всё совершенно свежее и новое, твой ум — чистый лист, а затем всё начинается заново.
Хислоп: Что это за чувство осознавания, когда осознаёшь, как течёт твоя кровь и всё такое?
Юджи: Это осознавание, и ничего более. В тебе оперирует чистое сознание, вот и всё. И ничего больше. Так как ты видишь, слышишь, различаешь запахи и разговариваешь, то в тот момент тебя что-то отвлекает и ты не можешь осознавать то, что происходит внутри тебя.
Хислоп: А прямо сейчас?
Юджи: Прямо сейчас всё это (осознавание внутреннего — как течёт твоя кровь и прочего) прервано автоматически. Но в тот момент, когда я закрываю глаза, я больше не могу создать в уме никаких образов, что бы я ни делал; например, я не могу привнести в свой ум ваш образ, так как ума нет.
Хислоп: Но до вашего ума доходят слова.
Юджи: Да, да, я слушаю ваши слова. Я могу сказать, что вы — мистер Хислоп, вот и всё. Но мне невозможно представить себе, как вы выглядите.
Хислоп: Вы говорите, что приходят слова, а не образы. Я не понимаю, в чём разница!
Юджи: Чтобы понять, это нужно пережить. Там есть только слова и вообще нет никаких образов. Мысли приходят, но никто там с ними ничего не делает. Вся эта история про то, что «наблюдатель является наблюдаемым» — полная чушь. Как средство попасть туда оно, возможно, и поможет. Но когда ты там оказываешься, выясняется, что весь процесс работает иначе. Есть только осознавание того, что происходит внутри и вовне.
Так как мысли накапливались на протяжении многих лет, они просто так тебя не покинут, и они приходят в виде мыслей, а не образов. Когда приходят мысли, в твоём осознавании происходит прерывание. Я смотрю на вас, существует полное внимание, и мысли не могут проникнуть. Но несмотря на моё внимание, иногда мысли приходят, и тогда происходит прерывание в визуальном внимании.
Вся структура твоей мысли, твоего ума, уничтожается. Я не знаю, как это произошло. Ум, который был хозяином твоего дома (тела), вдруг стал слугой. Если ты не хочешь им пользоваться, он просто будет там находиться, на заднем плане. Всё, что я вижу, — единственное, что для меня существует. Если вы будете говорить о чём-то другом, например, о войне во Вьетнаме, о голодающих людях и тому подобном, то для меня это только слова. Если я закрою глаза, даже эти слова исчезнут. Это очень трудно понять.
Кришнаджи говорит о неотложности, срочности: «Вы ощущаете неотложность?» При помощи этой уловки он, возможно, хочет ввести вас в это состояние. Но здесь нет никакой неотложности делать что-либо. Единственная неотложность, которую я ощущаю, — это впитывать всё то, что вокруг меня. Это полное внимание. Всё, что угодно может ввести тебя в это состояние. Это вовсе не обязательно должны быть слова какого-нибудь философа, это могут быть птица, коровий колокольчик. Есть безмолвие, и никто не знает, что происходит в этом безмолвии. Каждый нерв, каждая клетка, всё тело вибрирует, и вдруг ты становишься огромным — это не видение; это просто физический феномен. Я не хочу приписать этому никаких религиозных или мистических качеств. Каждый нерв, каждая клетка сжимается, появляется некоторого рода неэластичность, тело сотрясается, вибрирует, всё это длится часа четыре-пять, иногда меньше; всегда трудно сказать сколько. А когда это проходит, остаётся блаженство, расслабленность. Тело осознаёт всё это, а не ум. Ум не может ухватить это блаженство.
Возможно, это называется самадхи и уходом в самадхи. Скажем, ты лежишь на кровати, и так как делать больше нечего, наблюдаешь за своим телом. На самом деле ты не осознаёшь всё своё тело, когда лежишь, — только те части тела, которые соприкасаются с кроватью. И когда это происходит, через какое-то время будто какой-то свет прожектора направляется на это место. Это какое-то осознавание, а не видение — как прожектор в аэропорту, свет которого медленно перемещается с одной точки на другую, назад и вперёд.
А затем ты слушаешь биение своего сердца, свои лёгкие, кровоток. Там присутствует такой специфический звук, похожий на шум реки, — возможно, это кровь течёт по твоему телу, — который индусы называют «ом». И для тебя ничего больше не существует.
Но когда ты бодрствуешь, есть осознание какой-то другой безмерности. Я не знаю — это всего лишь слова, так как нет способа узнать, что же осознавало это состояние, однако есть нечто, что осознаёт что-то ещё, и это всё, что я могу сказать.
Каждый раз ты обнаруживаешь что-то новое и не можешь принести это в следующий день, и я не могу вновь привести себя в это состояние. Вчера я лежал на кровати и тело исчезло. Было осознание только одной головы. (Это состояние не имело отношения к предыдущему, однако оно было на него похоже. Но каждый раз оно появляется по-разному.) И тут вдруг исчезло осознание головы, и была только одна кровать. Когда ты в этом состоянии, ты не можешь ничего делать. Позже я рассказал об этом Валентине. Это было как в мультике про Тома и Джерри — что-то тяжёлое и твёрдое падает на кота и сплющивает его, и он становится плоски