Джон Хислоп: Когда у вас возникает чувство — например, что-то вызвало раздражение или что-то вас напугало, — вы хотите сказать, что в каждом случае чувства практически одинаковые?
Юджи: Что бы ты ни увидел и что бы ни услышал, оно вовсе не является ни пугающим, ни раздражающим. Я просто пытаюсь объяснить это чувство и привожу это как гипотетический пример. Четыре или пять недель тому назад я бы в подобной ситуации отреагировал иначе. Сейчас всё совершенно по-другому; я просто не распознаю вещи. Предположим, вы спросите меня о каком-то блюде, например о манной каше. Я не знаю, какой у неё будет вкус, хотя я ел это блюдо всю жизнь; практически каждый день. Я действительно не могу представить себе это в уме — вкус этого блюда. Я знаю, что это — манка, я вижу её у себя на тарелке, кто-то, возможно, скажет мне, как она называется. Но я не буду знать, какова она на вкус. Однако я буду знать, какова она на вкус, когда почувствую её у себя на языке. И несмотря на то что там намешано много разных ингредиентов, язык чувствует вкус только доминирующего ингредиента этого блюда; для языка это самое главное.
Хислоп: А почему?
Юджи: Это кажется весьма необычным, так как язык может почувствовать вкус только доминирующего ингредиента. Например, в карри четыре или пять ингредиентов, а язык ощущает только превалирующий — будь он солёным, острым, сладким, кислым или горьким. Всё остальное — на заднем плане; ты просто живёшь своими чувствами, и нет ничего другого. Любопытно, что на эту тему написано в упанишадах: «Пребывая в медитации, ты берёшь одно чувство и следуешь ему и, прислушиваясь к чему-то одному, впадаешь в состояние самадхи». Точно так же, каждое чувство независимо, нет установления соотношения с «чем-то». Если есть прикосновение, то оно просто есть.
Сейчас я вижу вас. И одновременно слышу пение птицы на улице. Я осознаю всё это одновременно. Если я закрою глаза, то ничего не будет видно и я не смогу вернуть ваш образ, как бы ни пытался. Вчера я был в той комнате два часа, и вы тоже там были, но я едва могу вспомнить, о чём же я говорил. Мне очень трудно припомнить, что там происходило; воскресить это в уме. Возможно, и нет никакого ума. Однако если я вновь вас увижу, то узнаю вас и вспомню, что вы ходили слушать беседы Дж. Кришнамурти и всё такое.
Фактически детали все находятся где-то там, запертые в памяти. Я на самом деле не знаю, в чём смысл всего этого; мне нужно очень медленно всё это рассмотреть и понять. Больше нет никакого опыта, но чувства функционируют очень хорошо — глаза, уши, запах, осязание и вкус — у меня только эти пять чувств, и тело невероятно живо. Глаза просто видят; нет никакого «видящего». Очень трудно сделать так, чтобы вы это поняли. Существуют концепции, но они никуда нас не приводят. Дж. Кришнамурти даёт нам все эти концепции. Он постоянно говорит, что нужно смотреть на вещи без осуждения, отождествления, оправдания и всего прочего, но в тот момент, когда вы оказываетесь вовлечёнными в эти фразы, вы вообще ничего не видите. Не знаю, понятно ли я выражаюсь. Глаза могут видеть, уши могут слышать, осязание может чувствовать, является ли что-либо мягким, твёрдым или каким-то ещё. Если вы не видите, то и нечего видеть, нечего обсуждать: изящество, «зелёность» и все эти метафизические вопросы, которые мы на протяжении веков рассматривали с философской или какой-либо ещё точки зрения, не имеют вообще никакого значения. Какой абсурд! Глаз существует, но для меня его нет, так как «глаза» не смотрят на «деревья»; есть только это визуальное осознавание, слов нет; слова не приходят так, как раньше. Также нет никакого «слушания». Если я закрою глаза, уши… то там ничего нет, так как больше нет никаких мыслей, там абсолютная пустота.
Что же осознаёт эту пустоту? Это философские, метафизические вопросы, и мне кажется, что нет смысла во всё это вдаваться; и на самом деле эти вопросы в моём уме не возникают. Например, привычные вопросы — «Существует ли Бог?», «Есть ли жизнь после смерти?» и «Существует ли реинкарнация?» — кажутся такими несущественными! Почему люди вообще их задают? У этих метафизических вопросов нет ответов. Однако все философы, все мыслители задумывались над ними и пытались на них ответить и создавали с этой целью целые организации. Но если вы зададите эти вопросы мне, я отвечу, что не знаю. Существует ли Бог? Это всего лишь слово. Что конкретно вы имеете в виду под этим словом? Почему человека волнуют эти вопросы? Я не знаю — хотя на протяжении многих лет проводил беседы и читал лекции по этим вопросам — я действительно не знаю (смеётся).
Ладно, что бы я там ни делал, это уже в прошлом. Но если вы сегодня зададите мне такие вопросы, я вам не дам никакого ответа, так как и правда не знаю. Возможно, Дж. Кришнамурти нашёл способ абстрагировать ситуацию и толкать вас в неё, чтобы вы всё сами поняли и больше не задавали таких вопросов. Но я не могу вам помочь; возможно, ещё слишком рано, чтобы что-либо уверенно утверждать. Наверное, нужно позволить этому какое-то время продолжаться и посмотреть, что произойдёт — хотя на самом деле ничего не произойдёт. Возможно, это то, как и вы будете на всё смотреть, всё ощущать и всё слушать, так как нет никакого другого пути.
Хислоп: Дж. Кришнамурти никогда не говорит о самом процессе, посредством которого он пришёл к просветлению. Наверное, он никогда этого не узнает; кажется, будто он это забыл.
Юджи: Не думаю, что буду использовать слово «просветление» или употреблять какие-либо из этих слов и выражений, так как у них есть определённая коннотация. Видите ли, меня удивляет физический аспект этого состояния. Это то, что можно назвать радикальной трансформацией — я использую это слово, так как лучшего нет, хотя даже это слово стало затасканным — все говорят о трансформации ума и тому подобном. У меня для этого нет других слов, но это похоже на физический феномен. Это произошло в сфере физического существа. Если кто-то меня спросит, откуда вы знаете, что это с вами произошло, я смогу лишь сказать, что для меня это очевидно. То, как я вижу, слышу, ощущаю прикосновение, запах и вкус, — всё это стало совершенно иным. Что бы я когда-то ни думал об этих вещах — тогда все эти идеи казались такими реальными, — теперь всё это оказалось своего рода мифом, ерундой.
Взять, например, такую банальность, как поедание очень вкусного десерта. Мне нужно говорить, что он вкусный, того требует от меня вежливость (смеётся) — но на самом деле я не знаю, что значит это слово, так как за пределами доминирующих пяти вкусов мой язык не может больше ничего почувствовать. Эти изменения такие простые, что вы можете сами всё увидеть. Я могу смотреть на вас часами и не моргать, так как будет полное внимание; именно так на всё смотрят глаза, не моргая. Есть санскритская фраза, которая гласит: «Он видит, не моргая». Нужно ли глазам обязательно моргать, я не знаю. Но когда я закрываю глаза, всё заканчивается, и я засыпаю. И тогда получается, что рефлекторное действие изменилось.
Хислоп: Даже рефлекторное действие?
Юджи: Я точно не знаю. Я не хочу это никак называть или даже применять слова или выражения Дж. Кришнамурти — такие, как «радикальная трансформация» и тому подобное. Я не знаю, чем обладает Дж. Кришнамурти и о чём он говорит. Я не могу сравнить это с тем, что есть у других. Но когда я говорил об этих сбивающих с толку ситуациях с учителем йоги Дешикачари, он сказал: «Да, об этом написано в «Йога-сутре» Патанджали, всё это очень ярко описано; это из-за видения Божественности глаза больше не моргают; это необычное явление».
На самом деле я не знаю. Но одно я могу сделать. Когда я смотрю на цветок, я могу описать его красоту во всей её яркости, но как только отворачиваюсь, сделать это уже невозможно. Даже Валентина, которая живёт со мной круглосуточно, мгновенно «вылетает» у меня из головы, когда уходит из комнаты. То же самое происходит и с любым звуком или шумом. Ты слышишь какой-то звук или шум, который раздаётся из комнаты, и понятия не имеешь, кто же его издаёт. (Валентина говорит: «Ты даже не помнишь, как меня зовут», и ещё что-то. Юджи и другие от души смеются.)
Хислоп: Если вы не различаете звуки, например звук льющейся воды и приближающейся машины, это может быть очень опасным, когда вы, например, идёте по дороге. Так что важно различать…
Юджи: Нет, это не так работает. Вот передо мной всё, что я вижу, а сзади приближается машина. Ум осознаёт этот оглушительный шум, и ты знаешь, что шум оглушает тебя, несмотря на то что машина далеко. И ты тут же, автоматически, даже не оглядываясь, отходишь в сторону. Ты знаешь, что приближается машина, так как твои чувства более восприимчивы, чем они были раньше, поскольку ты ничем не озабочен. Ты слышишь звук и останавливаешься. А затем, если хочешь, ты можешь соотнести звук со звуком машины, или кричащего ребёнка, или бегущей лошади. Сначала ты слышишь звук, а затем его с чем-то соотносишь, что вторично. Машина — такая знакомая вещь. Ты видишь, как они едут одна за другой, эти потрясающие движущиеся штуковины, ты осознаёшь это движение и совершенно не озабочен тем, что нужно назвать это машиной. Ты очарован красотой движения автомобиля, красотой его корпуса, и с удивлением спрашиваешь: что это за штука и та, что позади? Ты невинен, как ребёнок. Но ты обладаешь всей накопленной информацией и можешь ею пользоваться в нужный момент. В этом всё: мудрость веков, если её можно так назвать; она доступна тебе, чтобы ты ею пользовался. Она подобна мебели в этой комнате — стулу, столу, дивану, — но всё зависит от того, как ты хочешь (или не хочешь) всем этим пользоваться; они просто там находятся.
Хислоп: Что вы видите, когда на что-либо смотрите?
Юджи: Когда я смотрю на вас, я делаю это только внешне, вот и всё. Когда вы говорите, я просто внимательно слушаю то, что вы говорите; на самом деле с моей стороны нет никакого усилия. Вы говорите, и я слушаю. Я это делаю непроизвольно, так как ум больше ничем не занят. Мои глаза вас видят, а уши слушают