Хислоп: Вы говорили, что впервые это с вами случилось в Индии, когда вы слушали Кришнаджи.
Юджи: Это было связано с переживанием смерти.
Хислоп: Расскажете об этом?
Юджи: Я слушал Дж. Кришнамурти с 1947 года, и это произошло, пока я его слушал в период 1953–1954 годов. Однажды в Мадрасе он обсуждал тему смерти. Меня заинтересовала эта беседа. В качестве лектора Теософского общества я сам читал лекции на такие темы, как жизнь после смерти, теория кармы, реинкарнация, и прочие. Так что, естественно, меня заинтересовала эта тема. И я сказал себе: «Я читаю лекции на эту тему несколько лет и теперь мне нужно понять, что это за штуковина такая — смерть». Я не знал об этом ничего, кроме большого количества накопленных слов и информации.
К тому же я читал лекции о жизни после смерти. Я видел, как люди умирают, и слышал все эти объяснения.
В тот день, к концу беседы, Дж. Кришнамурти вновь и вновь задавал вопрос: «Что такое смерть?» Я не знаю, что произошло, но мой ум затих, и я сказал и про себя, и вслух: «Кроме всех этих обсуждений, которые я слышал, и моего собственного так называемого переживания смерти — кроме всего этого вы говорили о смерти, но я на самом деле…» А затем я замолк, в буквальном смысле остановился, и не смог завершить предложение; когда я сказал «но я на самом деле…», возникла внезапная пауза. Вместо того чтобы завершить предложение «но я на самом деле не знаю…», слова «не знаю» исчезли из моего сознания, а затем что-то со мной произошло. Как будто бы я исчез. Дж. Кришнамурти тогда посмотрел на меня, но ничего не сказал, а затем какие-то люди стали что-то ему говорить, и все продолжили обсуждение темы смерти, и всё это продолжалось где-то ещё час. Я не знаю, что произошло потом, и затем я вышел из зала. Я чувствовал себя так, будто я не от мира сего.
На следующий день я подошёл к Дж. Кришнамурти и рассказал ему о своём грандиозном переживании смерти. Он только сказал: «Почему вы всё это мне сейчас рассказываете?»
— Я просто рассказываю, так как это всё так волнующе.
— Что тут волнующего? — спрашивал он вновь и вновь. — Почему вы хотите рассказать мне об этом?
— Не знаю, просто…
— Что можно понять о смерти? Можно ли её по-настоящему постичь? И тот факт, что вы хотите об этом говорить, показывает, что вы на самом деле её не постигли. В любом случае, как вы можете что-либо осознавать, когда такое происходит? У вас нет способа знать это; если это и правда есть в вашей жизни, у вас нет способа это знать. Почему вы спрашиваете у меня? Вы спрашиваете, чтобы я это подтвердил, но моё подтверждение или заявление, что это истинно или неистинно, не имеет для вас никакого смысла. Вы наверняка воспользуетесь этим и скажете: «Дж. Кришнамурти это подтвердил, это мой опыт». Однако в этом нет никакой ценности!
Позже я поделился этим экстатическим переживанием со всеми, очень возбуждённо. Я был в эйфории, мне было так радостно. Это длилось несколько дней и затем ушло как любое другое возбуждение, как любое другое необычное переживание. А затем я вновь пошёл к Дж. Кришнамурти и спросил, нужно ли мне посещать его беседы (смеётся). Он сказал, что да, мне абсолютно необходимо это делать. Я не знаю, почему он это сказал и что он имел в виду.
В любом случае это было давно. Но, видите ли, что-то тогда произошло. Я бы назвал это переживанием ума, находящимся в сфере переживаний, но это вызвало во мне какие-то изменения — внешние изменения. Я бы назвал это полным, абсолютным равнодушием. Равнодушием к моим финансовым и семейным делам, образованию моих детей. А затем у меня пропал интерес и к моей теософской работе. Не то чтобы я захотел подать президенту Теософского общества своё заявление об увольнении — просто больше не было никаких амбиций.
Также изменился весь образ мышления; всё, на что я смотрел и что читал, я видел как бы через какие-то новые очки. Как будто ты сменил стекло в своём автомобиле. Как это ни назвать — переживание смерти, или безмолвный ум, или как-то ещё, это дало мне своего рода инсайт во всю проблему мышления. Я думал, что смогу по-новому объяснить философские концепции и по-новому их осветить. Я даже написал книгу о «Йога-сутре» Патанджали в свете учения Дж. Кришнамурти.
Хислоп: «Йога-сутра» Патанджали в свете учения Дж. Кришнамурти?
Юджи: Да, это была мгновенная реакция, сразу после этого переживания. Каждую сутру я теперь видел совершенно иначе, и я думал, что именно так её нужно интерпретировать; поэтому я написал это так, как считал нужным, с собственным комментарием. Это дало мне некое постижение жизни. И вся моя жизнь стала меняться, но не каким-то определённым образом. Я продолжал жить со своей семьёй, но не было никаких отношений. Я читал жене лекции на тему того, что то время, когда мы жили как муж и жена, прошло; что теперь ей придётся жить своей жизнью и заботиться о детях.
Я не дал этому [переживанию] время, чтобы оно «устаканилось» и чтобы можно было проследить, какое воздействие оно на меня окажет. Я продолжал заниматься своими делами, путешествовал и всё такое, и я думал, что это [околосмертное переживание] сойдёт на нет, но так не произошло. Что-то продолжало работать; это было как огонь, горящий внутри, это не давало мне ни минуты покоя, не то чтобы я не мог спать. Это было странное невротическое состояние — это не было обладанием понимания того, о чём говорил Дж. Кришнамурти, о чём говорили философы; однако я также начал думать, что Дж. K. чудесными словами описывал обычные переживания, и я сказал себе: это весь опыт или там было что-то ещё? — ведь он использовал мистические выражения, полные абстракций. Всё это — противоречия, раздражение, стремящиеся к самовыражению амбиции — продолжалось в подсознании. В тот период я однажды поколотил жену за то, что она что-то не одобрила. Как мог такой человек, практиковавший любовь, добродетельный — как он мог такое сделать, спрашивал я себя. Я смеялся над собой, но это было не смешно. Эти противоречия заставляли меня думать, что всё это было не истинно, что, находясь в сфере переживания, это переживание ничего не значило. И я сказал себе: это было экстраординарное переживание безмолвного ума, оно оказало на меня подрывающий эффект, я пытался смотреть на всё иначе, вот и всё.
Такое «невротическое» состояние — я применяю этот термин за неимением лучшего — продолжалось несколько лет. Это было своего рода шизофреничное состояние — абсолютное безразличие ко всему вокруг, безразличие к тому, что о тебе говорят. Это продолжалось много лет и чуть было не закончилось полным срывом, но, к счастью, этого не произошло. И со временем это привело меня сюда, в Швейцарию. Не знаю, зачем я сюда приехал (смеётся), не из-за моего внутреннего голоса (его не существует).
Когда-то у меня были способности к ясновидению — я мог просто посмотреть на человека и больше знать о нём, чем он сам о себе знал. Эти экстрасенсорные возможности у меня были в шизофреничный период: это называют «потерей связи с реальностью». Не то чтобы я был психом. Внутри я был совершенно нормальным, но всё это продолжалось и продолжалось, и затем Дж. Кришнамурти перестал сюда приезжать.
Я вновь встретил его в Лондоне в 1964 году, и он пытливо меня допрашивал: «Почему вы здесь? Чем вы занимаетесь? Кто оплачивает ваше проживание?» И подобные вопросы, на которые нужно было давать честный ответ. Я не смог бы увильнуть от прямого ответа, поэтому перестал видеться с ним, так как ответов на его вопросы у меня не было. Я также считал, что нет смысла с ним видеться — возможно, не было способа получить то, что у него было; возможно, у него вообще ничего не было; так зачем же к нему ездить? Однако я ходил на его беседы, и для меня это было необычным «слушанием». В прошлом году я решил это или закончить, или исправить. Это конец, сказал я себе. В этот раз (1966 год, в Гштааде) я посетил все его беседы и обсуждения. Я начал туда ходить с самого первого дня. В тот момент, когда он начинал говорить о природе слушания, с моей стороны не было никакого слушания; это был странный процесс. Слова приходили, ударяли меня и уходили обратно. Слова вообще в меня не проникали; никакого смысла, просто слова; слова меня ударяли и уходили; в них вообще не было никакого смысла, или я сам повторял слова, те же слова, и то же быстрое повторение, слово за словом, продолжалось и продолжалось. Слова отражались от отражательной поверхности, на которую их бросали, и затем возвращались обратно. Этот процесс продолжался во время всей беседы.
Хислоп: Но вы не понимали слов?
Юджи: Нет, не понимал. Была какая-то безнадёжность, а не отчаяние. Однажды я прочёл книгу о гинекологии и акушерстве — мне это было нужно для курсовой по физиологии в колледже. Я заинтересовался и стал читать на эту тему всё больше и больше. В одной из книг, написанной большим авторитетом в гинекологии, я прочёл описание случая применения акушерских щипцов. Когда все попытки принять ребёнка с применением щипцов потерпели неудачу, когда никак нельзя помочь ребёнку родиться, то если вы верите в Бога, вы молитесь, а вот если не верите, что делать? Ждать. Объясняя эту ситуацию, автор книги использовал два выражения: полнейшая бездеятельность и бдительное ожидание.
Вот так и у меня — хотя с моей стороны была полная бездеятельность, внутри было это бдительное ожидание. Как будто чего-то ждёшь. Несмотря на эту полнейшую бездеятельность внутри, когда слова входят и выходят… ум пребывал в состоянии внимания. Он чего-то ждал и, как я сказал вам вчера, в тот момент, когда я кого-то слушал, ум (а ум — хитрая штука, самый великий обманщик) меня обманывал, погружая в состояние безмолвия, осознавания и безмолвия… И когда всё это прекратилось, я внезапно потерял интерес к моей автобиографии…
Здесь Юджи переходит к теме своей автобиографии. Любопытно, что прежде чем перейти в естественное состояние, он на протяжении пяти лет диктовал Валентине описание нескольких событий из своей жизни, своей