Мне даже более не любопытно знать, что кто-либо делает. Когда вы описываете чудеса [Саи Бабы], я слушаю, как ребёнок. Я слушаю с огромным интересом, но без какой-либо оценки, без какого бы то ни было суждения. Если он — бог, то он бог. Никакого процесса, ничего, просто слушание. И слушание, которое вызывает во мне физическое изменение. Я не знаю. Я не могу совершать чудеса. Если кто-то другой их совершает, то, вероятно, он на это способен.
Хислоп: Иногда вы совершаете чудеса!
Юджи: (смеётся) Я этого не делаю.
Хислоп: Иногда делаете.
Юджи: Нет, я не знаю, что это такое. Я этого не осознаю.
Хислоп: То, что произошло с вами, было чудом. В вас возникла огромная воля, и тогда случилось то нечто, чтобы разрешить эту проблему, и это путешествие — оно сработало. Всё явно изменилось.
Юджи: Я сказал это себе в 1963 году. От такого рода дрейфа по течению нет ничего хорошего ни для меня, ни для кого угодно. Так что сегодня это закончилось. Закончилось, не важно, что случается. Я достиг этой точки, и жизнь закончилась — закончилась, начиная с этого момента. И тогда что-то раскрылось само собой.
Хислоп: Иными словами, Господь хочет, чтобы такое случалось. И поскольку эта сила вызывает созидание и исполнение во всём сущем, всё это должно случаться.
Юджи: Но, видите ли, я не использую никакую технику. Ладно, позвольте мне рассказать этот случай[22].
Прибыв в Джаяпуру, я увидел человека, находившегося на попечении в тамошнем доме престарелых, и сказал ему: «Вы хотите сегодня уйти домой. Тогда почему вы здесь? Уходите.» Перед самым нашим приездом он говорил врачу, что не может оставаться и должен вернуться в свою деревню. Поэтому когда я сказал ему: «Вы хотите отправиться в Коппу, уходите», врач был поражён и спросил меня: «Откуда вы это знаете?». Я не знаю. Человек не хочет там оставаться; я не хочу принуждать его там оставаться. Никакого ясновидения, ничего… я ничего не вижу. Мысль о нежелании этого человека оставаться пришла ко мне из-за всей его личности — когда я смотрел на него, она как будто говорила, что он не хочет сегодня здесь оставаться.
Понимаете, я это не контролирую; если я вдруг что-то говорю, то это так, и это неизменно оказывается фактом. Я никогда не осознаю эти вещи, поскольку любая мысль, которая приходит внутри меня, подобна любой другой мысли. Но зачем называть их чудесами? Я не называю это чудом; мысль приходит, и это оказывается фактом.
Хислоп: Баба говорит, что человек в этом состоянии соприкасается с высшей волей.
Юджи: Здесь, внутри меня, нет никакой воли. У меня нет воли, но действует какая-то другая воля.
Хислоп: Высшая воля…
Юджи: Та воля — не моя. Я не знаю, если она есть там, то она есть там, не потому, что я хочу что-то с этим делать.
Виктория: Баба говорил нечто весьма интересное. Есть два вида воли — воля эго и другая воля, которая естественна, поскольку, по его словам, она действует по-своему. Это творческая воля.
Юджи: Это созидательная энергия, имеющаяся внутри вас. Так что вы способны создать вселенную наподобие этой. Не то чтобы вы будете это делать и не то чтобы я собираюсь делать это или что бы то ни было, потому что это та же самая энергия, которая есть в этой вселенной. Внезапно она имеет возможность выражать себя, поскольку отсекается этот мешающий фактор — ум или как вы его ни называйте. И это мышление обладает огромной инерцией — инерцией не только моих вчера, но миллионов вчера, поскольку их несут клетки. Там расовая память. Вот почему всё сознание внезапно принимает форму Иисуса или Заратуштры… всевозможные формы. Но как только я её осознаю, форма исчезает. Сегодня этим утром я снова был львом в этом пространстве — понимаете, наполовину человеком, наполовину львом. Это одна из аватар, или как бы их ни называть. И как только я осознавал этот объект как льва, он исчезал. Это для меня не важно. Если не лев, то придёт что-нибудь ещё. И будет постепенно исчезать. Возможно, сознание всё ещё успокаивается, находя свой собственный уровень.
Этим видениям предстояло возвращаться снова и снова. Годом позже Юджи объяснял этот феномен.
Юджи: Для того чтобы происходило нечто такого рода, не нужны никакие методы очищения, не нужна никакая садхана или какая бы то ни было подготовка. Сознание настолько чисто, что все ваши действия, направленные на его очищение, лишь вносят в него загрязнение. Сознание должно очищаться: оно должно очищаться от всякого следа святости, от всякого следа нечестивости, от всего. Когда однажды границы нарушаются — не какими бы то ни было твоими усилиями, не по твоей воле, — шлюзы открываются и всё выходит наружу. В этом процессе очищения у тебя бывают все эти видения. Это не видение снаружи или внутри тебя; внезапно ты сам, всё сознание, принимает форму Будды, Иисуса, Махавиры, Мохаммеда, Сократа — только тех людей, которые вошли в это состояние; не великих людей, не вождей человечества — это очень странно, — но только тех, с кем это случалось. Один из них был цветным (не совсем), и в то время я мог рассказывать людям, как он выглядел. Потом какая-то женщина с грудями, струящимися волосами, обнажённая женщина. Мне рассказывали, что здесь, в Индии, были две святые — Аккамахадеви и Лаллешвари; они были женщинами, обнажёнными женщинами. Внезапно у тебя есть эти две груди, струящиеся волосы… даже органы превращаются в женские. Но там всё ещё есть граница — ты и та форма, которую приняло сознание, скажем, форма Будды или Иисуса Христа или бог знает кого… та же самая ситуация: «Как я знаю, что нахожусь в этом состоянии?» Но так граница не может оставаться долго, она исчезает, и тогда приходит кое-что ещё. Сотни людей… вероятно, что-то случалось со многими сотнями человек. Это часть истории… множество риши, некоторые западные люди, монахи, множество женщин, и порой нечто очень странное. Всё, что эти люди пережили до тебя, — часть твоего сознания. Я использую выражение «святые выходят маршем». В христианстве есть гимн «Когда святые входят маршем». Здесь, в этом состоянии, они покидают твоё сознание, поскольку больше не могут там оставаться, поскольку там всё это — загрязнение. Можно сказать, что именно из-за воздействия на человеческое сознание «взрывов» всех этих святых, мудрецов и спасителей человечества в тебе есть эта неудовлетворённость, что всё, что там есть, всё время как бы пытается вырваться наружу. Возможно, это так; я ничего не могу об этом сказать. Можно сказать, что они там есть потому, что они толкают тебя к этой точке, и как только их цель достигается, они закончили свою работу и уходят, — это моя единственная гипотеза. Но это изгнание всего хорошего и плохого, святого и нечестивого, священного и низменного должно случаться; иначе твоё сознание всё ещё загрязнено, всё ещё не чисто.
Теперь всё закончено. Разделённое состояние сознания больше вообще не может функционировать; это всегда пребывает в неразделённом состоянии сознания. Этого ничто не может касаться.
Хислоп: Мне кажется, Юджи, что вы с утра только ходили вокруг проблемы, не затрагивая сути. Теперь скажите мне, почему вы говорите, что всё это просто?
Юджи: Но для меня это было просто. Так что это должно быть просто для вас.
Хислоп: Скажите мне, почему это просто?
Юджи: Потому, что я сперва упростил проблему, избавив её от всех сложностей, всех вариаций. Я удалил все внешние аспекты одного и того же вопроса, поскольку по существу есть только одно, и это я ищу. Это всё. Если я занимаюсь этим, все другие вещи разрешаются автоматически. Все они — вариации одной и той же проблемы. Для меня есть только одна проблема, и эта проблема — я.
Хислоп: Приведите пример.
Юджи: Я думаю, мы говорили об этом — об этой проблеме нахождения. Это было моей проблемой. Почему для меня невозможно получить ответ на этот вопрос? Является ли вопрос неправильным, или есть ли у меня какой-то способ найти ответ? Кажется, у меня нет никакого способа найти ответ. Никто не способен дать мне ответ, который я хочу, потому что когда я иду и спрашиваю этих людей, у меня уже есть идея ответа, который я хочу от них получить.
Вопрос в том, есть ли вообще такая вещь, как религиозный опыт. Весь мой опыт кажется противоречащим тому, чему нас учили. Понимаете, всё это — несуществующее. Я — жестокий человек; я вспыльчивый человек. Это реальность. Так что всё остальное не существует. Я — жестокий человек здесь. Эти качества — где они существуют? Существуют ли они вообще? Они не существуют. Это тот же самый индивид, который создал всё это для своего собственного выживания — для моего выживания, потому что эта жестокость меня сжигает. Это агрессивность меня сжигает. И я препятствую этому сжиганию, идя куда-то ещё или пытаясь искать что-то ещё.
Это подвело меня к такой точке, где я должен позволить этому сгорать. Я нахожу, что всё, что я делаю и чувствую, уничтожает меня. Это очень пагубно. И всё остальное накладывается на это — как идеалы, как нечто чудесное, как цель, которой нужно достичь. По-видимому, всё это вообще не существует. Где оно, кроме как в моём воображении?
Хислоп: Когда вы говорите, что всё, что вы делаете или думаете, вас уничтожает, вы имеете в виду то действительное мышление о цели…
Юджи: Я сержусь. Я кого-нибудь бью. Так что я и есть этот гнев. Я осознаю, что, несмотря на всё моё воспитание, всё моё религиозное обучение, всю мою дисциплину, я такой вспыльчивый и не способен сдерживаться. В тот момент это — жестокость; я — жестокость. И эта жестокость раздражает меня, сжигает меня. Всё моё существо как будто в огне. И потому я пытаюсь выскочить из огня. Почему я пытаюсь выскочить из него? Почему я не даю этому огню сжигать меня? Что это такое, что хочет выживать, избегать этого сожжения?