садханы, различных мистических переживаний и т. п. Но за несколько месяцев до того, как перешёл в естественное состояние, он однажды вечером просто сжёг все эти страницы. Когда Валентина вернулась с работы, она была в ужасе, увидев, как 350 страниц её кропотливой работы превратились в золу в камине.
В чём смысл продолжать работу над автобиографией — этой бесполезной книгой! Никому не интересно, что я делал и говорил. События изложены очень красиво; возможно, кто-то из читателей и заинтересуется и захочет узнать, что же произошло с этим человеком, который всё это пережил. Но вы же видите, что на самом деле с ним произошло? (смеётся) Со всем этим огромным багажом прошлого он оказался здесь; такая автобиография не обладает никакой ценностью для кого-либо. Но те, кто читал эту её часть и слушал это, подумали, что там есть что-то великолепное. Это то, как некоторые из нас жили, и это должно быть по-своему интересным. Но я сказал, что не вижу смысла всё это продолжать; лучше было просто отказаться от этого. А они расстроились. В любом случае я сам не хотел продолжать. А затем начались эти физические изменения.
Хислоп: Вы говорите о том, что произошло в 1967 году?
Юджи: Я говорю о 1966-м. Время бесед Дж. Кришнамурти прошло. В то время мне было интереснее разговаривать с людьми. Приезжали самые разные люди со всех частей света. Там были битники, хиппи (смеётся). Это было похоже на карусель! Приезжал Дешикачари — учитель хатха-йоги Дж. Кришнамурти, а также многие другие, посещавшие беседы Дж. Кришнамурти.
А затем медленно что-то внутри стало, образно выражаясь, сгорать; что-то происходило, принимало внутри некую форму. Я думал, что, возможно, это моё воображение; я не знаю, что это было; но моё тело вдруг стало слабеть. Это началось после ноября или декабря 1966 года. В то время я был в Женеве. Я постоянно жаловался на боль; в те времена я ходил по десять-пятнадцать километров в день. Я решил, что слабость — следствие боли в голове, которую я испытывал каждый раз, когда спускался с горы или поднимался на неё, и я даже подумал, что это может быть результатом низкого давления. Я чувствовал тяжесть в голове и избегал высоты, однако тяжесть не исчезала. Я не обращал на это никакого внимания, хотя физическая слабость продолжалась очень долго. А затем я вдруг почувствовал себя очень сильным и здоровым, без всяких признаков боли.
Прямо перед началом бесед Дж. Кришнамурти — не помню, это было до начала бесед или после них, — тяжесть в голове вновь вернулась и не покидала меня несколько дней. Однажды я сказал, что с этого момента голова для меня не существует; эта часть головы больше не существует для меня.
Хислоп: Та часть, что над бровями?
Юджи: Над бровями головы не было. Иногда я ощущал, что она там, а иногда её не было, и тогда боль исчезала. А затем через несколько дней боль вновь возвращалась. При всём этом во время бесед Дж. Кришнамурти на протяжении десяти дискуссий я продолжал принимать участие в этой карусели, разговаривая с людьми. Несмотря на тяжесть в голове, я шёл на беседы, приходил сюда и затем обсуждал Дж. Кришнамурти с посетителями. Люди думали, что у меня было глубокое понимание того, что этот человек говорит. Я помогал им понимать слова, абстракции собственным интересным образом. Но они также хотели, чтобы я обсуждал Дж. Кришнамурти, чего я делать не хотел. Я сказал, что нет смысла его обсуждать, так как учения Дж. Кришнамурти объяснить невозможно.
Некоторые друзья сказали: «Возможно, это и так, но ты, похоже, действуешь с какого-то другого уровня сознания». Один из молодых людей, посещавших беседы Дж. Кришнамурти, гонялся за мной дней десять. Каждый день он приходил сюда и спрашивал: «Как так получается, что ваше поведение так сильно отличается от моего; почему ваши реакции так отличаются? У вас вроде как нет тревог и забот. В чём дело?» Я сказал: «Не знаю. Я так живу. Я ни за чем не гоняюсь, у меня нет никаких амбиций, ничего такого, но не думай, что у меня есть то же самое, что и у него (Дж. Кришнамурти).
Он чем-то обладает, но это — не оно, в этом я уверен. Я такой же, как ты или любой другой, и ничем не отличаюсь». Но он не отставал. Он был полон решимости что-то от меня получить и сказал, что тот человек его больше не интересовал. Мне пришлось сказать ему, что здесь ничего нет; ничего, что можно было бы дать или как-то это втолковать; здесь нет никакой заботы. Это для меня естественно. Но он настаивал на том, что это был другой уровень сознания. И вся эта карусель продолжалась.
А затем в следующем году, в августе 1967-го, начались образовательные беседы, и все эти боли исчезли — все, кроме физической слабости. Каждый день после беседы я ощущал жуткую усталость. Первые две были посвящены образовательным проектам для детей, которые не были мне интересны. Я спросил себя: «В чём смысл открывать школы в духе учения Дж. Кришнамурти? Это не будет успешным». Видите ли, если у вас что-то есть и если все эти мальчики, девочки и учителя, которые сидели вокруг Дж. Кришнамурти, поняли значимость всего этого, то будет работать не одна школа, а сотни по всему миру. Однако нельзя открывать школу от имени Дж. Кришнамурти. Когда я это сказал, многие подумали, что я циничен, а я ответил: «Представьте, что к вам пришёл ученик с какой-то проблемой. Вы обратитесь к беседам Дж. Кришнамурти или к стенографическим записям, чтобы найти решение? Вы не сможете решить проблему, так как не поняли суть того, что этот человек говорил, и вы создадите ещё больше проблем и для учеников, и для себя».
В общем, после двух обсуждений образовательных проектов Дж. Кришнамурти перешёл к совершенно другой теме, которой я очень заинтересовался. Он сказал: «Вы не будете использовать Дж. Кришнамурти в качестве зеркала; в качестве зеркала у вас будет ученик школы. Он будет вашим зеркалом, а не Дж. Кришнамурти. Это станет для вас важнейшим для понимания себя». Эта идея меня заинтересовала, и я сказал, что, возможно, присоединюсь к школе — правда, не в качестве преподавателя. Так как я хорошо готовил, и не только индийские блюда, но также других стран, и так как они собирались готовить для мальчишек вегетарианские блюда, я подумал, что смогу пойти туда работать поваром (смеётся). Друзья, конечно, посмеялись над тем, что я могу стать поваром в школе.
Так вот, затем Дж. Кришнамурти развил идею сравнивающего ума, и она меня зацепила. Дж. Кришнамурти всегда развивает идею медленно и изучает проблемы с разных сторон, а затем интегрирует все проблемы в одну фундаментальную, и когда наступает момент «старта», он начинает упорно втолковывать эту идею, спрашивая: «Почему, почему вы не ощущаете безотлагательность этого?»
Но я уже находился в этом состоянии осознавания, а затем в так называемом безмолвии, не зная, что дальше скажет он и другие. Я не знаю, почему не ощущаю этой безотлагательности, срочности — нет никакой срочности, — но он всё продолжает это говорить, развивая эту идею.
На следующий день он сказал, что в этой энергии есть безмолвие. Здесь была и энергия, и безмолвие, поэтому я вышел на улицу и какое-то время там посидел, а затем пошёл домой, и вновь началась вся эта карусель, и всё закончилось.
На следующий день ситуация была такой же и затем он начал обсуждать сравнивающий ум. Я занял место в последнем ряду. В тот момент, когда он начал говорить [о безмолвии], я уже был в этом состоянии, совершенно не замечая того, что происходит вокруг, даже микрофон и человека, который за ним сидел…
Я только смутно всё это ощущал. Это было состояние осознавания. Я осознавал то, что происходит внутри, и то, что происходит вовне, ещё даже до того, как он указал на пролетающий мимо самолёт — знаете, как он любил упомянуть такие вещи — самолёт, автомобиль, дерево, — и там был кто-то, кто слушал, всё это осознавал, слушал, смотрел на это безмолвие, на это так называемое осознавание, на все эти звуки.
К концу беседы он заговорил о том, что есть, — о сравнивающем состоянии ума. Если бы вы были в этом состоянии, то вы бы сразу поняли — если бы у вас раньше было переживание этого великого безмолвия. Итак, ты ощущаешь это безмолвие, которое на самом деле является тем безмолвием, которое ты испытывал раньше, иначе ты бы не осознавал это безмолвие внутри себя. Внутри нет никаких реакций, никаких вопросов. Я понял, что это безмолвие, и то, что я опознал как «безмолвие», — это сравнивающее состояние ума, так как оно сравнивало это безмолвие с предыдущим. «О боже! Что я с собой сделал?» — подумал я. Он вернул меня в состояние, в котором я был четырнадцать лет назад! Это дошло до меня с невероятной силой: то, что есть, является сравнивающим умом. Все эти годы я грезил, думая, что постиг то, о чём этот человек говорит. Где я нахожусь? Он ввёл меня в состояние, в котором я был в 1953 году. Это стало для меня колоссальным шоком.
На следующий день он говорил о том же самом. Он сказал, что в этом безмолвии есть энергия. Я слушал это, как слушал бы любого человека. Я знал, что это состояние было нереальным, что оно было искусственно вызванным. Я будто смотрел, что происходит на экране, — просто сидел и смотрел. Это и был сравнивающий ум — это я понял. Это было то же самое — то безмолвие, в которое я вступил, происходила та же самая хитрая драма. Я сказал себе, что это будет продолжаться ещё лет десять — что же я наделал! — это было как диалог, хотя конкретно этих слов я не произносил.
Следующая беседа; вновь было безмолвие, великое осознавание. Я сказал себе: вчера у меня было переживание сравнивающего ума, и вот сегодня я опять здесь, и это помешает мне постичь, что это за энергия. Этот диалог происходил внутри меня — это я помню; через пять лет я, возможно, не буду всё помнить столь отчётливо.
На следующий день была шестая беседа: он сказал, что в этом безмолвии есть действие.
В один день он говорил, что в этом безмолвии есть энергия, на следующий — что в нём есть движение, а затем в предпоследний день он сказал, что в безмолвии есть действие.