увидите). Он бросил принимать метамфетамин шесть лет назад. На лице незаметно никаких явных признаков длительного злоупотребления метом. Зубы целы и нормального цвета, речь осмысленная и расслабленная, как будто ему ничего не нужно доказывать и ничего не нужно скрывать. Всего несколько месяцев назад он перенес первый (к счастью, легкий) инфаркт, и находит силы шутить об этом: «Я думаю, мое сердце мстит мне за весь тот мет, что я принял».
Брайан не принимал никаких дурманящих веществ, в том числе алкоголь, до 32 лет. Сложно поверить, если только не учитывать тот факт, что его синдром дефицита внимания, диагностированный в детстве, делал настоящим подвигом даже простое логическое мышление. Но все постепенно пришло к норме. Он жил внутри своего мозга достаточно долго, чтобы научиться фокусировать внимание. Он мог концентрироваться на чем-то часами, пока не достигал цели. Лет в двадцать пять Брайан основал компанию, продающую охранные системы, и она процветала даже во время социальных потрясений. Он увеличил штат, обзавелся международной клиентурой, сделал компанию известной. Мечты сбылись. Но его жизнь перестала складываться, определенных целей не было. Компания больше не была центром его мира, а отношения с Верой быстро катились к разрыву. Надо было ее сразу бросить, когда он застал ее с другим. Они утратили способность разговаривать друг с другом, и между ними больше почти ничего не было. Но он не мог перестать хотеть ее и хотеть ее вернуть.
Кокаин придал ему уверенности, сразу стали находиться нужные слова, реальность перестала пугать. Казалось, теперь Вера слушает его и, возможно, этот наркотик поможет ему навести новые мосты или хотя бы починить старые. Ему не нравились ощущения от кокаина, но он находил их полезными. Кокаин помогал ему оставаться «здесь и сейчас», лучше включаться в разговор с клиентами. Он помогал ему работать до глубокой ночи. За восемь часов работы он не успевал все сделать и не мог позволить себе поддаться навалившейся усталости и разрозненным мыслям, которые всегда появлялись, когда он был в шаге от депрессии. Но толерантность к кокаину росла, ежедневно стала требоваться такая доза, что это ощутимо било по карману. Ему нужно было найти другой источник энергии, чтобы остаться на плаву.
Он начал баловаться другими стимуляторами и остановился на дешевом аналоге амфетамина, который на местном жаргоне назывался «кэт» («cat»). Но эффект от него был грубым и резким и не избавлял до конца от переутомления. Затем он поднялся по социальной лестнице мира стимуляторов и раздобыл метамфетамин — кристаллический мет — у коллеги: маленький пластиковый мешочек с алмазной пылью, от более крупных кристаллов отражался солнечный свет, приятно посмотреть. И трубку, чтобы его курить. Это были специальные стеклянные трубки, называемые в ЮАР «лоллиз» (lollies), и это была статусная вещь, проинформировал он меня. «Дешевые и неприглядные или очень хорошие и модные... Конечно, мне нужна была изготовленная по спецзаказу, с камерой для нагрева, et cetera». Наркотик был высшего качества, произведенный китайскими химиками и доставленный по воздуху, по крайней мере, так говорил его друг и поставщик. Действительно, в нем было что-то совершенное, что-то способное поднять его над сумрачными циклами сна и бодрствования, усталости и концентрации. Это был подарок.
Сначала Брайан не хотел признаваться себе в том, что ему нравится кайф. Он принимал мет, поскольку нуждался в нем. Нет другого способа сохранять энергию 14 часов подряд, а с метом он мог. Дело было не совсем в моральной стороне вопроса. Хотя ярлык наркоша не вписывался в его представление о себе как о хорошем; солидном человеке, который старается жить как можно правильнее и лучше. Тем не менее его отношения с Верой продолжали ухудшаться. Ее кидало от чувства вины и унижений до непредсказуемых вспышек гнева... Ну, сначала они были непредсказуемые, пока она не нашла праведную цель: пристрастие Брайана к наркотикам. Придется ли ему выбирать между ними двумя? Не совсем. Он уже потерял Веру. Он это знал. «Отношения разваливались, пустота росла, и я принимал наркотики все чаще и все больше, чтобы ее заполнить», — рассказал он на одной из встреч. Так он приобрел зависимость от мета. Он перенес чувство привязанности с человека на наркотик — наркотик, который мог получить в любое время, когда хотел.
Он любил быть под кайфом. И с каждым разом все больше. И пока он все держал под контролем, что с того? Первую дозу он выкуривал около десяти утра, когда нормальные люди пьют кофе. А затем еще одну в конце дня. Что порождало непредвиденную проблему: иногда он не мог заснуть. Мет действует где-то от восьми до восемнадцати часов, в зависимости от дозы. Поэтому он следил за тем, чтобы вечерняя доза была разумной. Он выделил себе один грамм в неделю, это позволяло контролировать ситуацию. Он следил, чтобы он смог уснуть не позднее двух часов ночи, и это работало.
До тех пор, пока не перестало. Когда ясность мысли, энергия и производительность взлетали вверх, как реактивный самолет, в середине дня, он не мог, не хотел отказываться воспарить в небеса еще раз. Так начались бессонные ночи, слившиеся с днями. Сон приходил лишь с окончанием действия наркотика, а это было невыносимое состояние. Однако усталости он не чувствовал, пока было от нее лекарство в достаточных количествах. Удивительно, сколько всего можно переделать, оставаясь без сна несколько дней. Пока ты постоянно «освежаешь» уровень мета — так он часто выражался. Пока ты можешь делать то, что должен, быть тем, кем должен. Поэтому вечером он курил снова, а потом еще раз, когда начинал брезжить рассвет. Эта была бесконечная поездка, с ухабами, но без перерывов. Она не начиналась и не заканчивалась. Она просто продолжалась.
В течение двух лет Брайан делил квартиру с другом, чьим единственным занятием, по-видимому, была торговля метом. Это было удобно, ведь теперь мет стал центром его мира. От одного грамма в неделю он дошел до двух граммов в день. Скоро стало ясно, что продолжать в таком же духе он сможет только в том случае, если будет продавать мет другим. Так что он присоединился к соседу в этом выгодном деле.
Режим Брайана кардинально изменился, приблизившись к научно-фантастическому сюжету: от четко сменяющегося ритма темных и светлых фаз, сна и бодрствования, до неземной орбиты, где день и ночь были несущественными, искусственными понятиями. Мет был как солнце — всегда в центре его траектории. Он никогда не отдалялся от него дальше чем на одну мысль. А жизнь на орбите меняет само употребление час за часом и день за днем. Хотеть — это одно. Даже нуждаться — да, он нуждается в мете, он это признает. Но эта постоянная борьба за его мысли, за атомы его внимания... это было за гранью желания и потребности. Это была «мутация» сознания. А поскольку он мог достать мет в любой момент, самой серьезной проблемой стало то, что обычно он хотел его безотлагательно.
Завтра он едет навестить Меган, и это лучшее событие на неделе. Она все еще сохраняла детскую миловидность, но ей исполнилось почти десять, она научилась говорить длинными предложениями, а ее мысли приобрели глубину. Она росла, и он не хотел ничего пропустить. Несмотря на то что она жила не с ним, он был и останется ее единственным отцом.
Но это завтра. Сегодня самый обычный день. День, который он проведет за телефоном, обменивая наркотики на деньги, и перед компьютером, пытаясь упорядочить свои бизнеспланы. И день мета. Каждый день был днем мета. Теперь компания охранных систем была продана, он тратил свою умственную энергию на разработку нового, более выгодного бизнеса: риэлтерских компаний, студий дизайна, студий звукозаписи — не было конца по-настоящему великолепным идеям, хотя все они оборачивались прожектами. Теперь он курил каждые несколько часов: не успевал он отойти от последней дозы, как уже приходило время браться за следующую. И, разумеется, бессонные ночи не позволяли ждать слишком долго. Он буквально разваливался на куски, если его тело не получало мет до того, как небо начинало сереть перед рассветом. Это было концом растянувшегося дня, бескрайнего дня.
В ночь перед поездкой к Меган он сказал себе, что должен контролировать себя. Он будет спать сегодня, хотя бы пару часов. Он пообещал себе не курить после шести вечера, а значит, заснет к двум часам ночи наверняка, учитывая его растущую слабость. Но ему все равно надо запастись на завтра. Конечно, во время встречи с ребенком он не будет курить, есть же какие-то принципы, в конце концов. Но он захочет покурить, когда проснется. А хотеть без возможности получить это немыслимо, это пугало больше, чем что-либо другое. И затем ему может понадобиться доза перед тем, как сесть за руль, — нет, не может понадобиться, а точно понадобится, кого он пытается обмануть? — тогда он будет на пике хорошего самочувствия, когда подъедет к дому. И потом. После вынужденной встречи с Верой и прощания с ребенком его будут раздирать злость и грусть, если он не пресечет их в корне. Так что на завтра нужно оставить минимум один грамм. Когда на землю пала ночь и он начал отходить, то подумал, что вполне может пока приготовить трубку для утренней дозы. Что значило: ее нужно почистить. А затем подготовить дозу, чтобы можно было сразу проснуться, закурить и получить кайф до того, как встать с постели.
Но когда все было готово, совершенно готово и сияло праздничным видом, он не смог устоять против дозы. Длинной сильной дозы. И затем снова был кайф. Слишком много кайфа, чтобы уснуть.
Нельзя сказать, что он не пытался. После полуночи он прилег на часок-другой и пытался сделать для самого себя вид, что отдыхает. Угрызений совести не было, только обреченность и почти неудержимое чувство триумфа, в котором он не хотел себе признаваться. Он закрыл глаза и уплыл в это светлое состояние мозаичных картинок и мыслей. Возможно, он и отключился на пару минут. Он не был уверен. Затем рассвело. Часы показывали шесть, и мысль о сне стала абсурдной, почти оскорбительной, хотя тяжелый покров усталости неумолимо тянул его вниз. Надо вставать. Увижу своего ребенка через четыре часа. Пора! И внезапно больше не было ничего, никаких других мыслей, кроме ждущей его трубки, только руку протянуть и взять ее с прикроватного столика. И зажигалку он тоже оставил рядом. Он знал, что этот момент придет. Уже когда он лег и делал вид, будто спит, он знал, что другая доза будет ждать его через несколько часов. Это все, что имело значение: близкое будущее, которое звало его, прикасалось к нему. Только об этом он мог думать ночью, и вот оно наступило.