И не только стол — все предметы в этом классе летали, словно гравитация вконец обленилась и оставила это место без присмотра.
— Твою мать! — вырвалось у Слая. Пару секунд он пребывал в состоянии глубокого шока, а затем бросился прочь из планетария, словно из горящего дома, который рискует вот-вот обвалиться.
***
Хаджи брел вдоль раскаленной от солнца набережной. Нижний слой воздуха дрожал от горячего асфальта, и небо отражалось в нем словно зеркало. Очень хотелось пить, и Хаджи подумал, что в такую погоду лучше иметь с собой бутылочку воды.
Он прислонился к парапету, чтобы немножко отдохнуть. Неожиданно вид каменных фортов в море заставил его содрогнуться. Они были так близко: и как Хаджи только мог подумать, что до них десятки километров! Сейчас он мог прекрасно различить каждую выбоину и трещину в темном, изъеденном морем камне.
Вот к одному из маленьких фортов — к тому, что был на самых высоких сваях — причалила лодка, и двое людей начали подниматься вверх по старой железной лестнице. Интересно, Слай видит их так же отчетливо, или это только у него резко обострилось зрение?
Слай… Ноги Хаджи подкосились от ужаса, когда он понял, что забыл брата в планетарии. Взглянул на часы: ровно половина первого. Еще страшнее ему стало от того, что он совершенно не помнил, как провел последние полчаса своей жизни, как добрался сюда, за три километра от старой школы.
Наверное, это все обезвоживание, — подумал Хаджи и медленно направился обратно.
Где-то по пути были ларьки с горячей кукурузой. У них должна быть вода, — продолжал размышлять он.
Небо тем временем нахмурилось, и густые синие тучи быстро поползли, закрывая солнце. Неумолимо надвигалась гроза.
Странное чувство заставило Хаджи остановиться. Он ощутил, как сознание его перенеслось куда-то в море, за толстый, пахнущий известью камень. На его лице была плотная маска, и дышать приходилось через трубку, вставленную в рот. Но что еще ужаснее: Хаджи больше не был собой. Он был существом, обитающим в тюрьме из свинца и камня, не человечески сильным и люто ненавидящим тех, кто когда-то заточил его сюда.
Наваждение рассеялось так же быстро, как и появилось. На небе по-прежнему светило солнце, а впереди, навстречу Хаджи бежал Слай.
— Мне надо показать тебе такое! — сходу сказал он.
— Ты в порядке? — Хаджи пощупал его, словно проверяя, настоящий ли брат перед ним.
— Я в порядке, а вот ты, походу, немного оборзел, — обиделся Слай. — Почему ты не разбудил меня?
— Я не помню, — признался Хаджи. — Не помню, как ушел оттуда, и как оказался здесь… Слай, мне кажется, нам нужно уезжать из этого места как можно скорее.
— Не раньше, чем я проведу свое расследование, — отрезал Слай. — Я нашел точку мощной гравитационной аномалии…
— На этот остров действуют какие-то лучи, или инфразвук — я не знаю — но я только что словил сильные глюки, и это мне очень не понравилось, — произнес Хаджи.
Слай обеспокоенно взглянул на его бледное лицо.
— Давай вернемся в хостел и снова позвоним в департамент? — предложил он.
— Нет, — Хаджи покачал головой. — Поедем на мост сами.
Поймав попутку, братья добрались до Тысячелетнего моста за двадцать минут. В этот раз водитель оказался молчаливым, что было только на руку. Оба ощущали напряженное волнение, и говорить совсем не хотелось.
Мост был на месте, и что важнее всего — он был исправен. Узкий и длинный, он предназначался лишь для поездов или для пешеходов, идущих вереницей. На том берегу мост исчезал в недрах заросшей зеленью горы. С этой же стороны было грязно и пыльно, как бывает при долгой засухе. Два берега, что соединял мост, были такими разными, словно два параллельных мира, соединенные тоненькой ниточкой.
— Похоже, все в порядке, — радостно сообщил Слай. — Пойдем узнаем насчет билетов.
Вокзал состоял из короткого перрона и ларька, где сидел одинокий кассир. Над ларьком была табличка со словом Холовака.
На этот раз ребятам повезло. Ближайший поезд до Афры был в восемь тридцать утра, более того, кассир согласился обменять их билеты из Гины до Афры на билеты из Холоваки до Афры.
— Прекрасно, — заключил Хаджи, бережно складывая две заветные бумажки в карман пиджака. — Осталось продержаться всего одну ночь.
— Ты точно не хочешь снова дойти до планетария? — спросил Слай. Он был немного расстроен тем, что Хаджи категорически отказался исследовать местные паранормальные явления.
— Все, что я хочу, это пойти в хостел, взять свежую газету и не выходить из номера до утра, — отрезал Хаджи. — Хватит с меня этой Холоваки, чтоб ее.
Однако вернуться в хостел оказалось той еще задачкой. Хаджи и Слай прошли уже несколько километров, но ни одной машины, направляющейся в сторону города, им не попалось.
— И связи нет, — сказал Слай, удрученно глядя на свой телефон.
— Выпить бы что-нибудь прохладного, — произнес Хаджи, чувствуя опасливое приближение жажды. — А то от этого пекла можно быстро поджариться.
— Поджариться, — мечтательно сказал Слай. — Я бы навернул сейчас жареной картошки. Полную сковородку.
Примерно с километр они шли, размышляя о том, чего бы каждый из них сейчас съел. При этом в мечтах Хаджи преобладали холодные блюда и напитки, а мысли Слая крутились в основном вокруг фастфуда и быстрых углеводов.
— Похоже, ты совсем отвык от домашней пищи, — заключил Хаджи.
— Потому что мне никто не готовит! — возмутился тот.
— Я могу, — ответил Хаджи. — Люблю и умею, между прочим.
— Когда ты последний раз готовил, можешь вспомнить? — ехидно поинтересовался Слай.
Вспомнить Хаджи действительно не мог. В своей прошлой жизни он много готовил еще дома, когда их дед, Джозиас Хиггс, начал болеть. Но этой реальности больше не существовало, как и того другого Хаджи.
— Я расскажу тебе кое-что, — издевательски начал Слай. — Примерно месяц назад ты вознамерился сварить суп из каракатиц. И знаешь что? Больше всего это напоминало фильм ужасов, особенно когда их панцири начали трескаться и издавать стоны, словно сотня грешников в аду.
— И что получилось в итоге?
— То, что получилось в итоге пришлось ликвидировать, как биологическую угрозу, так как готовить каракатиц полуживыми была плохая идея, — сказал Слай. — Когда они боятся, то выделяют особый секрет…
— Можешь не рассказывать, — перебил его Хаджи, не желая больше слушать о предсмертных муках каракатиц.
Через несколько метров Слай заметил кое-что интересное.
— Гляди-ка, что это?
Прямо перед ними словно по волшебству возникло небольшое дорожное кафе с милейшим названием Домашняя кухня.
— Спасибо, Джинн, желание исполнено, — обрадовался Слай и поманил Хаджи на другую сторону дороги.
— Не боишься отравить. ся местными пирожками? — вообще-то, Хаджи совершенно не хотелось его отговаривать. После покупки счастливых билетов настроение у него было исключительно прекрасным.
— Неа, — беспечно ответил тот, распахивая двери в заведение.
В Домашней кухне было прохладно — это был первый и самый главный плюс. Второй — там вкусно пахло, было чисто и уютно. Редкие посетители сидели за своими столиками и совершенно не интересовались прибытием двух здоровых и очень голодных парней. Сделав заказ, Хаджи и Слай устроились у окна.
Брякнул звоночек микроволновки. Официантка достала оттуда стопку горячих пирожков и отнесла на стол бабульке-божьему одуванчику. Несмотря на возраст, на ней было платье цвета фуксии и точно такая же помада на губах.
— Я думал такие бабушки пекут пирожки дома, — шепнул Слай, глядя с каким аппетитом пожилая женщина накинулась на выпечку.
Еще одним кадром Домашней кухни оказался здоровяк, лениво потягивающий пиво из, наверное, литрового стакана, а в дальнем углу сидело двое бледных подростков, похожих друг на друга как две капли воды.
— И не говори, — негромко отозвался Хаджи. — Странная тут публика.
Им принесли по большому стакану холодного чая и вкусно пахнущее второе.
— Как вы находите наш город? — вдруг спросила бабулька. В ее рту сверкнула пара золотых зубов.
— Жарковато, — честно ответил Хаджи и отпил чаю.
— У нас такая погода до конца осени: ни дождичка, — сказала старушка.
— А разве вчера не было грозы? Ночью? — спросил Хаджи.
— Нет, что вы. Никаких осадков, — пожилая женщина почему-то обиделась.
— Разве что дождь из лягушек, — хмыкнул алкаш и отхлебнул из стакана. — Вам подали самую жирную.
Не обращай внимания, — одними губами прошептал Хаджи, увидев, что брат настороженно рассматривает содержимое своей тарелки.
Часы пробили ровно три дня. По радио заиграл набивший оскомину хит этого лета: песня про девушку, которая очень хочет очутиться на море.
— Опять эту хрень крутят, — прокомментировал любитель пива. Бабулька промолчала и продолжила с остервенением вгрызаться в пирожки.
— Боже мой, Хаджи, смотри, — сказал Слай, цепляя что-то на вилку. Хаджи взглянул, и ему моментально стало плохо: он мог поклясться, что в тарелке Слая были самые настоящие лягушачьи лапки.
Неожиданно, видение как тогда, на набережной, накрыло его с головы до ног. Хаджи снова ощутил давящую тяжесть свинцовой капсулы, заточенной в камень, и хриплое дыхание существа, которым был он сам. Повсюду были провода и трубки, поддерживающие жизнь, а перед глазами — черное как нефть море.
Звук микроволновки пробудил его ото сна.
— Как вы находите наш город? — снова спросила пожилая женщина, после того, как официантка поставила на ее стол новую партию пирогов. Она грызла их своими золотыми зубами, а вишневый сироп, напоминающий кровь, тек по ее губам.
— У нас такая погода до конца осени: ни дождичка, — повторила бабулька. Ее платье цвета фуксии было обильно залито вишневым соком.
— Что за черт…. - прошептал Хаджи и взглянул на Слая. Но тот не реагировал. Отшвырнув вилку, он кашлял в бумажный пакет, а лицо его приобрело землисто-зеленый оттенок.
— Вчера был дождь из лягушек, — громила пригубил почти полный стакан. — С утра я уже съел двух жирных жаб.