Кроме того, наука должна делать все это без промедления, руководствуясь свидетельствами, даже если последние противоречат нашим самым устоявшимся и фундаментальным убеждениям.
Сегодня, когда мы стоим посреди развалин концепций локальности и реализма, появляется все больше аргументов не только в пользу истинной взаимосвязанности, но и взаимосвязанности, явно включающей в себя разум или сознание. Мы стремимся к тому, чтобы наше мироздание стало единым и простым до такой степени, насколько это можно себе вообразить. Его самая сокровенная самобытность должна находить созвучие в нас самих.
Глава 6Сознание
Я считаю сознание фундаментальным.
Физики XX века были ошеломлены своим внезапным осознанием «осознания», этого самого фундаментального аспекта человеческого существования. С одной стороны, осознание или сознание имело неоспоримую реальность, возможно, даже в большей степени, чем самые веские математические выводы о материальной Вселенной, находящейся под пристальным вниманием исследователей. С другой – сознание казалось неуместным в научных дискуссиях, и говорить о нем было не принято – как и публично обсуждать вопросы отношений между людьми и другие тонкие материи. Это было связано с тем, что ученые, возглавляемые в XIX столетии такими исследователями, как Пьер Лаплас, более-менее преуспели в представлении о Вселенной как об огромной автономной машине. Откройте законы движения, правила вероятности, природу сил, действующих на предметы, и вы сможете предсказать всё в механическом космосе. Осознанности здесь просто нечего было делать.
Однако открытия в области физики в 1920-х годах продолжали выдвигать наблюдателя и осознание на передний план. И блестящие умы, вместе создававшие и совершенствующие квантовую механику, – Макс Планк, Вернер Гейзенберг, Нильс Бор, Эрвин Шрёдингер, Вольфганг Паули, Альберт Эйнштейн, Поль Дирак, а позже Юджин Вигнер и другие – пришли к пониманию, что созданию строго объективной модели мешает камень преткновения – удаление из нее затуманивших картинку наблюдателей. Гейзенберг выразил это в следующих словах: «Переход от возможного к действительному имеет место во время акта наблюдения. Если мы хотим описать, как происходит атомное событие, мы должны понимать, что слово “происходит” применимо только к наблюдению».
Квантовая теория затем показала ученым, что в любой конкретный момент объект, например электрон или фотон, может быть волной или частицей, но не тем и другим одновременно. Он может иметь восходящий или нисходящий спин, может иметь горизонтальную или вертикальную поляризацию, он может быть здесь, а не там, однако мы не можем заранее предсказать, какие свойства будут нами наблюдаться. Процесс материализации или появления в одном виде, а не в другом задействовал мгновенное изменение волновой функции объекта, которая, как мы знаем, была странным предсуществованием в виде некоего размытого потенциала или вероятности, еще не «сколлапсировавшей» в реальный предмет с возможными свойствами. На повестке дня стоял вопрос: «Что вызывает коллапс волновой функции и порождает объект в виде реальной устойчивой сущности?» В результате опытов, в том числе и знаменитого двухщелевого эксперимента, определяющим фактором оказался наблюдатель или некто, производящий измерение.
Со временем роль наблюдателя все больше выходила на первый план – она не была второстепенной, как полагали ранее. Мало того, что основные свойства реальности – проявления себя электроном в виде волны, а не частицы, изменяются в зависимости от наличия или отсутствия информации в сознании наблюдателя. Вплоть до начала наблюдения мы не можем говорить даже о том, что фотоны или субатомные частицы вообще обладают какими-либо свойствами! А уже в наши дни современная физика утверждает, что при отсутствии наблюдателя электрон не имеет никакого определенного положения в пространстве и не движется каким-либо образом.
Как некогда заявил великий принстонский физик Джон Уилер: «Ни один феномен не является реальным феноменом, если он не является феноменом наблюдаемым». И слово «наблюдение» хотя и подразумевает пассивный процесс слежения, фактически является практикой создания реальности.
Поэтому примерно столетие назад, когда экспериментаторы впервые заговорили, что так называемый внешний мир физически изменяется в зависимости от наших наблюдений, Гейзенберг написал: «Прерывистое изменение волновой функции происходит вместе с актом регистрации результата разумом наблюдателя. Именно это прерывистое изменение нашего знания в момент регистрации отражается в прерывистом изменении функции вероятности».
Гейзенберг продолжил: «Наблюдателя никогда нельзя полностью заменить приборами, если убрать наблюдателя, то он не сможет получить никаких данных. Кто-то должен считывать показания приборов. В какой-то момент должны вмешаться чувства наблюдателя. Даже самая тщательная запись прибора без проверки ничего нам не сообщит».
Короче говоря, как мы уже обсуждали ранее, все наблюдения (даже измерения, сделанные приборами) могут стать известны только благодаря сознанию. Вот почему, вследствие недавно открытой роли наблюдения, сознание неожиданно оказалось центральным объектом серьезных физических экспериментов. Именно к нему должны были обратиться исследователи законов природы. Ученые рассматривали этот феномен как возможность постижения мироздания и физического изменения его содержимого. Кроме того, сознание оказалось механизмом, отвечающим за проявление мироздания в различных формах.
Поэтому приблизительно в конце Первой мировой войны величайшие физики мира внезапно заговорили о предмете, который ранее держали от себя подальше и с которым имели дело лишь метафизики, философы, духовенство и мистики. Знакомство с этой загадочной областью представлялось как диковинным, так и не оправдывающим ожиданий – ведь сознание уже давно считалось делом скользким, не поддающимся изучению привычными научными методами.
Тем не менее каждый физик-теоретик начала XX века, похоже, примыкал к хору восхваления темы сознания.
«Все, что мы называем реальным, – говорил Бор, – состоит из вещей, которые реальными считать нельзя. Благодаря наличию физика атом попросту может взглянуть на себя самого». Паули говорил: «Отныне мы допускаем не наличие [реальности] отстраненного наблюдателя, но того, кто своими неопределимыми эффектами создает новую ситуацию, новое состояние наблюдаемой системы».
Одержимость идеей сознания не пощадила никого. Даже те из основателей квантовой механики, кто считался приверженцем лишь формул, понимали, что новый эффективный способ исследования субмикроскопической области ставит их лицом к лицу с наблюдателем.
Без сознания материальная Вселенная сама по себе не смогла бы дать истинную или полную картину реальности
«Я считаю сознание фундаментальным, – уверенно заявлял Макс Планк с интонацией самоочевидности, будто он читал Нагорную проповедь. – Я рассматриваю материю как производную от сознания».
Однако не стоит думать, что первые квантовые физики стали жертвами сознательного безумия, охватившего послевоенную Европу. Уже после войны, но в том же столетии квантовые гении выводили те же самые рулады.
В 1961 г. нобелевский лауреат, американский физик венгерского происхождения Юджин Вигнер объяснял: «Еще не так много лет назад большинство ученых-физиков страстно отрицали бы “существование” разума или души. Блестящие успехи механистической и макроскопической физики затмевали тот очевидный факт, что мысли, желания и эмоции не состоят из материи, и среди физиков почти повсеместно считалось, что нет ничего, кроме материи. Воплощением этой веры была уверенность, что если бы мы знали положения и скорости всех атомов в один момент времени, то могли бы вычислить судьбу Вселенной на все времена. [Но после появления квантовой теории] концепция сознания снова вышла на первый план: не ссылаясь на сознание, просто невозможно было целиком и последовательно сформулировать законы квантовой механики».
Позже он резюмировал эту мысль следующим образом: «Само изучение внешнего мира [приводит] к выводу, что содержимое сознания является высшей реальностью».
Североирландский физик Джон Белл, знаменитая теорема которого послужила математической основой для запутанности, нарушающей локальность, несколько лет спустя продолжил в стиле Вигнера: «Что касается разума, то я полностью убежден, что он занимает центральное место в высшей природе реальности».
Как мы убедимся позже, физики от Хокинга до Уилера в последующие десятилетия продвинулись еще дальше, оперируя такими концепциями, как «совместная Вселенная», в которой мы создаем не только настоящее, но и прошлое. Как сказал знаменитый британский космолог и астроном Мартин Рис: «Вселенная могла возникнуть лишь в том случае, если кто-то ее наблюдал. Неважно, что такие наблюдатели появились спустя несколько миллиардов лет. Вселенная существует, потому что мы ее осознаём».
Да, это сильно сказано! Но не будем забывать, что лишь примерно столетие назад физика сделала резкий поворот и начала всерьез рассматривать тот факт, что без сознания материальная Вселенная сама по себе не смогла бы дать истинную или полную картину реальности.
Самое известное из ранних опровержений идеи «наблюдения, изменяющего реальность», исходило от Эрвина Шрёдингера. Несмотря на всю свою горячую веру в то, что вечное сознание «всё есть одно» пронизывает мироздание, он возражал против нелогичных, по его мнению, выводов квантовой теории, изложенных в копенгагенской интерпретации.
Короткая справка: копенгагенская интерпретация, названная так в честь знаменитого датчанина Нильса Бора, была общепринятой интерпретацией КТ, разобранной нами в предыдущих главах. Она провозглашала, что квантовая система – атом вместе с любыми наблюдателями, которые могут наблюдать за ним или с ним взаим