Но у Матери Природы были другие планы.
Пока мы ждали, Карл и Техасец Слим почти не переставая буравили друг друга взглядом. Джени же их почти не замечала, а меня демонстративно игнорировала. Это было чертовски долгое ожидание. Я проводил время за рассматриванием потрепанной карты из кармана, гадая, с чем мы можем столкнуться на автостраде. И все время я сидел словно на иголках, из-за того, что пришлось застрять здесь. Ожидание. Я не мог забыть этот сон. Возможно, я стал параноиком, но я чувствовал, что с востока надвигается нечто ужасное. И возможно, я чувствовал это уже давно. Я не сомневался в реальности этой угрозы. Главное, нам было нужно двигаться на запад. Это было необходимо, и никто не спрашивал, почему.
Они понимали.
Да, понимали.
Как понимали, что до следующего полнолуния осталось меньше недели. И мне скоро придется сделать очередной выбор.
Приближалось время Тени...
ГЭРИ, ШТ. ИНДИАНА 1
День, когда мы прибыли в город, выдался тихим, туманным и зловещим. Наш "хиппарский" микроавтобус был на последнем издыхании. Как и буйные дни свободной любви в Хейт-Эшбери, лучшее время для него прошло. На 80-ом шоссе, ведущем в Гэри, у нас дважды глох двигатель. Карл сказал, что полетели подшипники и засорился карбюратор. Поэтому мы докатили до города скорее по инерции, и наш "автомобиль любви" хрипел, как старик-астматик. Нам нужна была новая тачка, поскольку толкать эту колымагу через всю страну был не вариант.
Мы обогнули Толстон и проехали через Амбридж прямо к центру города. Кашляя облаками голубого дыма, наш микроавтобус докатился до ряда многоквартирных домов и, издав громкий хлопок, умер.
Сидящий в машине Карл ругнулся. Потом ругнулся еще раз.
Я вышел, обмахивая потное лицо бейсболкой с логотипом "Кливлендских Индейцев". Закурил и окинул взглядом царящее вокруг запустение... Перевернутые машины, щебень, мусор в канавах. Песчаные наносы вокруг зданий. Каркающая ворона, сидящая на светофоре. День был жарким, туманным, и сухим, как кости в пустыне.
Больше здесь не было ничего.
Лишь мертвая тишина, присущая большинству городов с тех пор, как упали бомбы. У обочины стоял какой-то пикап, за рулем которого сидел заскорузлый от птичьего помета желтый скелет. Птицы устроили себе гнездо в его грудной клетке.
Я пытался почувствовать хоть что-нибудь. Понять, куда нам идти и что делать.
Техасец Слим крикнул из автобуса:
- Здесь голяк, Нэш. Давай валить отсюда.
Проигнорировав его, я отошел от автобуса и стал изучать разрушенные здания вокруг. Я не видел ни признаков жизни, ни движения, но я знал, что там что-то есть. Скрытые глаза изучающе наблюдали за мной. Те дни, когда чужаков встречали с распростертыми объятиями, давно прошли.
Теперь было совсем не так.
Здесь были люди, я знал это. И не все они страдали лучевой болезнью и Лихорадкой. Мне нужно было найти одного из них. Каким-то образом. Потому что полнолуние стремительно приближалось.
Если я не найду никого, значит, придется выбирать из моих людей, а эта идея мне не нравилась.
Сейчас нас было пятеро - Джени, я, Карл, Техасец Слим и новый парень, Гремлин. Мы назвали его Гремлин, потому что подобрали его в Мичиган-Сити. Нашли его запертым в багажнике старого хэтчбека "АйЭмСи Гремлин". Он сказал, что накануне вечером появились Скабы, искавшие рекрутов, и он спрятался в багажнике, а потом не смог выбраться. Он так крепко застрял, что пришлось нам всем вместе вытаскивать его жалкую задницу.
Я еще не принял решение насчет него. Кое-что в нем мне не нравилось - его постоянное нытье. А кое-что наоборот: он делал то, что ему говорили, без вопросов. Джени относилась к нему нейтрально. Карл и Техасец Слим очень любили над ним подтрунивать. Так они его прощупывали и выясняли, из какого теста он сделан.
Я сканировал улицы, в поисках подходящего автомобиля, но повсюду были одни обломки. Я повернулся спиной к "Фольксвагену", и тут услышал что-то. Сперва я не понял, что это за звук, только то, что он исходил из переулка напротив. Я крикнул остальным, чтобы они оставались в автобусе на тот случай, если это ловушка, а сам направился на звук. Зажав сигарету в уголке рта, я вытащил из-за пояса "Беретту". Передернул затвор, чтобы быть наготове.
В переулке, окутанном тенями от примыкающих зданий, лежал человек.
Правда, от него осталось мало чего человеческого. Просто какая-то, тощая как жердь фигура, вытянувшаяся, словно червь. На ней сидело три наездника - крысы. Они были огромными, размером с кошек. Их раздутые тела были покрыты опухолями, выпиравшими из-под грязного серого меха. Крысы подняли на меня блестящие от бешенства глаза и затем продолжили поедать человека. Вот, что я слышал... это звуки крысиной трапезы. Чавканье и хлюпанье, будто собаки грызли сочные кости.
Мяса на человеке было немного, но крысы довольствовались тем, что имели. Одна из них зарылась мордой ему в горло и пыталась что-то вытащить наружу. Двое других копались в животе, выдергивая внутренности и жуя их.
Смелые ублюдки... прямо посреди дня.
Крыса, которая рылась в горле человека, вытащила свою вымазанную в крови морду и издала низкое шипение. Она была готова защищать добычу от любых посягательств. Поднявшись на задние лапы, она встала в боевую стойку. На усах блестели капельки крови. Из брюха свисали червеобразные отростки, похожие на соски... только они шевелились и пульсировали. Я прицелился и выстрелил. Крыса слетела с человека, а голова у нее разлетелась на мелкие ошметки. Кувыркнувшись пару раз, тварь подергала лапами и затихла.
Двое других оставили в покое живот человека и уставились на меня своими плоскими красными глазками. Они разинули рты и оскалили красные от крови зубы. С челюстей свисали кусочки плоти. Я застрелил сперва одну, затем другую. Первой пуля попала в голову, и она умерла довольно быстро. Другой пуля пробила живот, и та попыталась уползти прочь, визжа и истекая кровью, волоча за собой по грязному тротуару свои внутренности. Я выстрелил в нее еще раз, и она затихла.
Умирающий поднял голову, его лицо было искажено страшной мукой. Он полз из-за мусорного контейнера, и все это время крысы ели его, в том не было сомнения. На это указывал тянущийся за ним кровавый след. Я смотрел на него, и не знал, чем ему помочь. Да, времена были тяжелыми и дикими, но в подобных ситуациях я все еще был способен на сострадание. Мне очень хотелось помочь ему.
Но было слишком поздно, да и хирургом я не был.
Крысы нанесли ему непоправимый урон, травма была слишком серьезной. Живот у парня был вскрыт, горло разорвано, кишки вытащены и искусаны. Это было ужасно, но он, очевидно начал умирать еще до атаки. Отравление радиацией. Я видел это уже много раз, поэтому понял с первого взгляда. Почти все волосы у парня выпали, кожа во многих местах треснула. По всему телу были язвы. Большинство зубов отсутствовало, а те, что остались, сгнили до самых десен. Из ушей, носа, рта и даже глаз сочилась кровь.
Он протянул ко мне руку, больше похожую на пятнистую клешню, будто хотел в последний раз вступить в контакт с человеком, потом уронил ее. Он просто лежал, истекая кровью, исторгая желчь, и задыхаясь от боли.
- Прости, старик, - сказал я. - Мне очень жаль, но я ничего не могу сделать.
Я выстрелил ему в голову, чтобы избавить от страданий. Это было единственное, что я смог сделать, но от содеянного испытал лишь холод и внутреннюю пустоту. Знай я какие-нибудь молитвы, я прочитал бы одну из них.
- Это не имеет значения, - пробормотал я себе под нос, как всегда пораженный, что после всего дерьма, через которое я прошел, во еще осталось нечто такое неосязаемое, как совесть.
Из глубины темного переулка послышалось какое-то шуршание и беготня.
Еще крысы.
Вероятно, по близости находилась колония.
Я быстро пошел в сторону автобуса. Была середина дня, а крысы обычно активизировались лишь с наступлением ночи, хотя кто их знает. Они могли быть невероятно агрессивными, если видели угрозу своим гнездам. Если они набросятся на меня в большом количестве, мне не поможет даже пистолет. Они похоронят меня заживо в своих зубах, когтях и вшивых телах. Мои кости будут обглоданы начисто в читанные минуты.
Вернувшись к автобусу, я сказал Карлу, что нужно убираться.
Автомобиль начал движение, дергаясь и кашляя, но постепенно набирая скорость.
2
Что я ненавидел в Джени больше всего, это ее кристальную честность, в душе у нее не было ни капли неискренности. В нынешней ситуации самообман и обман окружающих стали образом жизни. Это помогало не сойти с ума и давало опору. Но не Джени.
Всякий раз, когда мы оказывались наедине, Джени смотрела на меня своими чистыми голубыми глазами и задавала снова и снова один и тот же вопрос:
- Куда мы идем, Нэш? Куда ты нас ведешь?
- На запад, - говорил я. - Мы идем на запад.
- Почему на запад? Что там есть такого, чего нет здесь?
- Потому что мы должны туда идти. Вот и все.
На какое-то время Джени замолкала. Затем говорила:
- Это все она? Это Тень говорит тебе, что делать?
И я внезапно цепенел от страха, гложущее душу беспокойство угрожало проглотить меня заживо. Я терял дар речи. Я лежал, обнимая Джени, чувствуя холодный пот на ее коже, ощущая ее сладкий, мускусный аромат. Тень, Тень, Тень. Боже милостивый! Чего она хотела, чего она требовала.
Что я должен был давать ей раз в месяц во время полнолуния.
Господи.
Понимаете, Джени была такая. Не вру. Остальные никогда не посмели бы спросить меня об этом. Они знали про Тень. Знали, чего она хочет... но тема была не из приятных, поэтому не поднималась.
Но Джени была другой. Она атаковала меня вопросами, и мне приходилось отвечать на них. Когда я обретал голос, он звучал как нечто старое и поцарапанное, далекое и дребезжащее, как старая граммофонная пластинка, и говорил ей:
- Да, она хочет именно этого. Хочет, чтобы мы шли на запад. Там что-то есть.