- Нам придется провести здесь ночь, верно, Нэш? - прошептала Джени.
- Ага. Сейчас на улице слишком опасно.
Ветер немного утих, но недостаточно. Как только он уйдет, и пыль рассеется, рентгены придут в норму. Но до того времени выходить было нельзя.
Поэтому мы остались.
- Что там счетчик Гейгера?
- Показывает шестьдесят, - отозвался Карл. - Идет на спад.
Два часа назад он держался на значении сто микрорентген. Уже горячо, но не так плохо, как внизу, где он показал бы все четыре сотни. Или в таких местах, как Чикаго, принявший удар 500-мегатонной бомбы, и где уровень устойчивой радиации был настолько высок, что, наверное, измерялся в бэрах. В одном бэре был миллион микрорентген. И, до того, как цивилизация рухнула полностью, ходили слухи, что в Чикаго уровень достигал 5000 бэр. И если там что-то было еще живое, я не хочу знать, что.
Гремлин продолжал бубнить про какую-то знакомую черную телку из Форт-Уэйн, которую он называл Землячка. Однажды ее поймали Тесаки. Как он утверждал, это случилось где-то за городом. Ее изнасиловали прямо на улице и скальпировали мясницким ножом. Затем, пока она еще дышала, а последний член банды продолжал надругаться над ней, остальные начали отрубать ей пальцы, выдергивать зубы и отрезать уши на сувениры, как обычно делали Тесаки.
- Что ты сделал? - спросил Карл. - Просто смотрел, мать твою?
- А что я должен был делать? Их было десять, а я - один.
Техасцу Слиму это показалось забавным.
- По-моему, ты сказал, что любил ее?
- Ага. При каждой возможности.
- Это нечто. Разве нет? – сказал Техасец Слим, давясь хохотом. - Однажды я любил одну такую девушку. Тоже "цветная"... хотя нет, наверное, она была индианка. Я драл ее в задницу при каждой возможности. Вот только сиська у нее была одна. Но это было не так уж и плохо.
- Одна сиська, - произнес Гремлин. - А ты не очень-то разборчивый, верно?
Карл рассмеялся.
- Еще какой разборчивый. Трахает только свою левую руку. Испытывает к ней слабость.
- Я трахаю их обе. И ты знаешь это, - признался Техасец Слим. - При этом думаю о твоей матери.
- Опять ты за свое.
- Мерзость какая, - пробурчал Гремлин. - Настоящая мерзость говорить так о чьей-то матери. Когда я дрочу, я думаю только о жаркой молоденькой телке.
При этом он бросил взгляд на Джени, и все это заметили. Я тоже. Думаю, он хотел, чтобы я увидел это.
- Эй, Гремлин? - сказал Техасец Слим. - Ты в курсе, что для парочек есть романтический день, День Святого Валентина?
- Ага. Слыхал.
- Для одиночек, вроде тебя тоже есть романтический день. Вербное воскресенье называется. (Вербное по англ. - Palm, как и ладонь - Прим. пер.)
- Не врешь?
Джени попыталась подавить смех, но не смогла. Я тоже едва не прыснул. Это была моя компания, мой отряд. Ведут себя, как дети в раздевалке. Боже.
Гремлин тоже немного посмеялся, затем принялся за то, что у него получалось лучше всего: начал ныть.
- Я уже до блевоты устал ждать, - сказал он. - Нам целый день придется торчать в этом гадюшнике, Нэш?
- Ага, а, возможно, еще ночь.
- Черт. Мне нечего пить, и потрахаться не с кем. Я это не перенесу.
Он встал и принялся ходить туда-сюда, в то время как Техасец Слим и Карл обсуждали знакомых женщин, облученных радиацией.
- Черт, Нэш, нам нужна тачка. Чтобы свалить из этого города.
- Конечно. Если хочешь пойти, поискать в такую пылищу, валяй. Что до меня, то я остаюсь. Не хочу поджарить себе задницу. У меня уже член в темноте светится.
Джени пихнула меня локтем в бок, а Техасец Слим рассмеялся.
- Ага, завязывай уже ныть, мужик, - сказал Карл.
- Ладно, - согласился Гремлин. - Только здесь воняет.
- От тебя тоже воняет, но я же не жалуюсь.
Гремлин шутку не оценил.
- Меня тошнит от этого дерьма. Еду мы оставили в фургоне, жрать нечего. Полная жопа.
- Ты же ел консервированный фарш, как и все мы, - сказала Джени.
- Я не хочу фарш, женщина. Я хочу стейк и жаренную картошку со сметаной. Я хочу хлеб с маслом. Хочу кусок пирога, мороженное и...
- Это все? - спросил Карл.
- Не, не все. Я хочу какой-нибудь десерт. Хочу бухла. Хочу непросроченных сигарет. А еще хочу отсос.
Карл покачал головой.
- Техасец, отсосешь ему?
Техасец Слим улыбнулся и покачал головой.
- Нет, сэр, врач сказал мне не увлекаться колбасками с подливкой. Я следую его указаниям.
- Это полная хрень, - сказал Гремлин. - Вы, парни, только и делаете, что шутите и ржете, и что нам с того?
Он уже начинал действовать всем на нервы. Мы устали его слушать. Сперва было забавно, как он жалуется на все - на спальные мешки, на консервированные бобы, на грязь у себя в пупке. Он постоянно ныл и жаловался. Но теперь это было уже не смешно, это было натуральное дерьмо. В нашей нынешней ситуации нужно было просто довольствоваться тем, что имеешь. Никто не виноват в том, что на нас напали Скабы и что нас настигла буря. Дерьмо случается. Мы пережили это, вот и все. Армагеддон, по крайней мере, научил терпению.
- Эй, Нэш, хочешь кайфануть? - спросил Карл. - Кайфануть по-настоящему?
Я отказался от предложенного "косяка".
Мы постоянно находили "дурь". В ней не было недостатка. Недостаток был только в людях, которые могли ее курить, вот и все.
Я не мог перестать думать о мире. О том, чем он был и том, чем он стал. О том, каким он будет через десять лет или через сто. Разве можно пережить Судный день и не стать таким же разрушенным, как города вокруг? И как найти пластырь, чтобы залатать трещины и дыры, образовавшиеся в твоем разуме, твоей душе и сделавшие тебя чуть менее человечным. Как взять себя в руки и снова зажечь в себе искру оптимизма? Видит Бог, я хотел быть таким, как Джени. Хотел быть добрым, заботливым и терпимым, как раньше. Часть меня хотела этого очень сильно. Но то была просто фантазия. И другая моя часть отлично это знала. И эта часть была тем суровым, мрачным реализмом, который накрепко склеил меня с этим новым уродливым миром.
Это был дерьмовый мир.
Чтобы выжить в нем, нужно было быть зверем.
Конец света породил тварей, не имевших право на существование, а других существ превратил в абсолютный кошмар. Таким был мир в эти дни. Что-то подобное еще в пятидесятые описывал Роджер Корман... Мутанты и кочующие банды, религиозные безумцы и одичавшая природа. Как в одном из тех старых фильмов, которые я смотрел раньше на поздних показах, когда работал с трех до одиннадцати на обувной фабрике в Янгстауне. "День конца света", "Паника в нулевом году " или "Бесконечный мир". Просто лежал на диване, жевал пиццу на вынос и пил пиво. И мне ни разу не приходило в голову, что я буду жить в подобном фильме ужасов.
Но это случилось. Как со мной, так и со всеми.
Все изменилось. Радиация убила сотни миллионов. Выжившие же мутировали, деградировали и одичали. Многое я видел собственными глазами, но я знал, что есть вещи и похуже. Вещи, которые я не мог или не хотел себе представлять, и одна из них явилась ко мне во сне. На самом деле я очень мало знал о радиации, ядерной физике, генетике, и тому подобном. Да, у меня был счетчик Гейгера, работавший на солнечной энергии. Но я не знал, как он работает, и как радиация влияет на такие вещи, как атомы или биология.
В Янгстауне, после того, как все произошло, и люди просто бродили вокруг в состоянии шока, патогены стали распространяться по городам. В моем доме жил парень по имени Майк Пэлленберг. Он преподавал естествознание в школе Ист Палестин. Очень смышленый парень. Он был помощником тренера футбольной команды "Бульдоги". А я, когда учился в средней школе, играл за "Лиссабонских синих дьяволов". Так что между нами было небольшое соперничество. Дружеское соперничество. Умирая от лучевой болезни, он сказал: "Просто подожди, дружище, просто подожди. Скоро будет всякое происходить, и я рад, что не увижу это. Все, что высвободила ядерная энергия... повлияет на погоду, и на все живое. Подожди. Понимаешь, это происходит на молекулярном уровне. Как только клетки мутируют, все изменится. Законы физики, известные нам, исказятся. Этот мир меняется, на органическом и физическом уровне, на микроскопическом уровне. Материя, энергия и субатомы сходят с ума. Ничто уже не будет прежним. На ближайшую сотню-тысячу лет.
Или навсегда."
Майк был абсолютно прав.
Я видел мутации собственными глазами. Они были реальными. Радиация привела к эволюционным изменениям, которые никогда не случились бы в нормальном, солнечном мире на глазах у любящего бога. И эти изменения не всегда были видимыми. Многие из них, как намекал Майк, происходили на микроскопическом уровне. Болезни, которые люди победили многие годы назад, мутировали и распространялись как пожар после бомбардировок. И вот, что меня сейчас беспокоило. Патогены. То, чем они становились. Потому что я видел города, которые лихорадки и эпидемии превратили в лепрозории.
И те патогены по-прежнему были там.
Мутировали и ждали чтобы испепелить остатки человеческой расы.
Как сказал Дэвид Боуи, это не рок-н-ролл, это - геноцид.
9
Если вы читаете эти строки, то несомненно знаете про конец света. Можете спокойно пропустить эту часть. Я записываю это только для того, чтобы прояснить ситуацию и, возможно, оставить какой-то документ для потомков.
Ну, да ладно.
Все началось с обмена ядерными ударами на Ближнем Востоке. Иран выпустил бомбу по Израилю, те ответили тем же. Все могло на том и закончиться, но фитиль горел уже давно, и было уже слишком поздно. Ядерное оружие было применено в Африке, Азии и Европе. По всему миру было использовано около тридцати бомб. Как говорится, взаимное гарантированное уничтожение. Четыре из них детонировали в континентальных Соединенных штатах - в Нью-Йорке, в Чикаго, в Атланте и в Лос-Анжелесе. Как сообщили в новостях, первоначальные удары уничтожили пятьдесят миллионов человек... то есть, когда станции еще вещали. Результирующее заражение погубило еще три миллиона,